О региональной идентичности Л. В. Смирнягин

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 15 Декабря 2014 в 23:34, реферат

Описание работы

Наша «нефизическая» география, которая по традиции все еще
называется в России экономической, решительно выходит за тема-
тические рамки хозяйства и становится географией общественной,
переключая акцент на общество как таковое. Именно такое название
ей пророчили уже в 70-е гг. В. М. Гохман, Ю. Г. Саушкин; именно оно
наилучшим образом соответствует термину, давно принятому для
«нефизической» географии в западных странах – human geography,
geographie humaine и т. д.

Скачать архив (135.77 Кб) Сколько стоит заказать работу?
Файлы: 1 файл

t2-smirnyagin.pdf

— 151.55 Кб (Скачать файл)
Page 1
Пространство и время в мировой политике и международ-
ных отношениях : материалы 4 Конвента РАМИ. В 10 т. / под ред.
А. Ю. Мельвиля ; Рос. ассоциация междунар. исследований. – М. :
МГИМО-Университет, 2007.
Т. 2 : Идентичность и суверенитет: новые подходы к осмыслению
понятий / под ред. И. М. Бусыгиной. – 116 с.
I
 SBN 978-5-9228-0296-3
 I
 SBN 978-5-9228-0311-5
(Т. 2)
 В сборнике представлены доклады и выступления, сделанные на секции
«Идентичность и суверенитет: новые подходы к осмыслению понятий», проведен-
Page 2

О региональной
идентичности
 Л. В. Смирнягин
Наша «нефизическая» география, которая по традиции все еще
называется в России экономической, решительно выходит за тема-
тические рамки хозяйства и становится географией общественной,
переключая акцент на общество как таковое. Именно такое название
ей пророчили уже в 70-е гг. В. М. Гохман, Ю. Г. Саушкин; именно оно
наилучшим образом соответствует термину, давно принятому для
«нефизической» географии в западных странах – human geography,
geographie humaine и т. д.
Подобный переход знаменует собою, среди прочего, и оче-
редную смену главного объекта «нефизической географии». До
середины XIX в., когда человеческое хозяйство зависело решающим
образом от особенностей местных природных условий, наша гео-
графия была во многом калькой географии физической. По мере
роста могущества производительных сил человечество высвобож-
далось от подобной зависимости, и на первый план в нашей тема-
тике вышло сельское хозяйство, в котором была занята основная
часть населения даже в наиболее развитых странах мира. В 20 веке
стремительная индустриализация заставила снова сменить акцент,
а вернее – расширить его до хозяйства в целом, так как состояние
общества стало гораздо меньше зависеть от сельского хозяйства;
поэтому география наша вполне справедливо получила название
экономической. Настал век XXI, и для многих стало ясно, что в ряде
стран небывало высокий уровень экономического развития поз-
волил снизить зависимость общества и от этой стороны своей де-
ятельности. В этих странах человечество вступило в эпоху, которую
в нашей стране, с легкой руки В. Иноземцева, все чаще называют
«постэкономической». Так акцент географии сместился за пределы
хозяйства. Некоторые (например, В. Е. Шувалов) полагают, что его
новый «адрес» – социальная география. Однако, на наш взгляд,
многое позволяет подойти к этому смещению шире и говорить об
акценте на обществе в целом.
Page 3

82
Пространство и время в мировой политике и международных отношениях
 Задача заимствования
 Эти события влекут за собою кардинальные перемены в объекте
и предмете «нефизической» географии, в ее методологии. Возникает
нужда в отладке связей с другими социальными науками, поскольку
в традиционной экономической географии общество как таковое не
являлось главным объектом, и наука наша не смогла накопить собс-
твенный багаж, достаточный для решения исследовательских задач
новой, общественной географии. Ситуация эта напоминает ту, которая
сложилась в экономической географии в пору ее расцвета, и приме-
ром этому может служить научная деятельность Н. Н. Колосовского.
Этот ярчайший представитель советской экономической географии,
как известно, тщательно изучал технико-экономические проблемы
современного ему производства, чтобы конструировать свою знаме-
нитую теорию территориально-производственных комплексов. Точно
так жесегодня встает задача освоения багажа, накопленного другими
социальными науками при исследовании общества.
Одним из наиболее важных направлений такого освоения пред-
ставляется проблема региональной идентичности. Идентичность как
таковая давно уже стала центральной темой многих социальных наук,
и прежде всего социологии. Здесь позиции традиционной географии
особенно слабы. И дело не только в слабой изученностиэтого вопроса
географами. Дело прежде всего в том, что некоторые традиции самой
экономической географии оказываются серьезным препятствием
для наших исследований в этой области. Эти традиции выработаны
той технико-экономической направленностью, которая пронизывала
исследования хозяйства как косной материи, подверженной строгим
закономерностям и лишенной самосознания. Переход к обществу как
совокупности «человеков» с их свободой воли, с весьма нестрогими
закономерностями развития оказался для многих экономико-геогра-
фов весьма болезненным, а в ряде случаев просто невозможным.
Поэтому многие базовые идеи социальных наук, давно ставшие
общепринятыми, в экономической географии не пользуются, так ска-
зать, легитимностью. Часто они все еще встречают здесь либо глухое
сопротивление, либо полное неприятие. Если же речь заходит о том,
что подобные идеи должны стать фундаментальными для новой «не-
физической» географии, то число ее противников сразу возрастает
на порядок.
Все это особенно ярко проявляется при обсуждении проблемы
идентичности. В социологии это понятие строитсяна представлении о
Page 4

Леонид Смирнягин • О региональной идентичности
83
 том, что именно восприятие человеком окружающей действительности
становится базой для его самосознания – представление о ней, а не
она сама. Сколь сильно ни отличались бы эти два феномена друг от
друга, именно представление (перцепция) оказывается главным для
понимания того, чем руководствуется человек в своей социальной и
личной практической деятельности. Возникает некая «вторая реаль-
ность» – социальная, в которой, например, длинная, но безопасная
дорогаделаетсякороче короткой, но опасной. Это вопиющим образом
не совпадает с т. н. реальной геометрией пространства, но социаль-
ные взаимодействия подчиняются не ней, а геометрии пространства
социального.
Для традиционной экономической географии подобные воззрения
на свой объект крамольны. Если они и становятсябазой исследования,
тотолькона периферии науки под названием «география восприятия»,
которая, как кажется многим нашим географам, изучает некую общест-
венную патологию. После перехода к общественной географии с та-
кими воззрениями приходится не только смириться – их приходится
брать за основу изучения территориальной структуры общества.
В заимствовании именно таких идей и нуждается современная «не-
физическая» география. Они уже сформированы в социальных науках
и давно приняли там почти классическую форму.Без этого невозможно
трактовать региональную идентичность, которая составляет одну из
основ общественной географии.
Стоит оговориться, что в самой «нефизической» географии все
же накоплен некоторый багаж знаний по этой проблеме. Особенно
тщательно занимались этим географы развитых стран Запада в рамках
перцепции пространства или поведенческой географии (достаточно
назватьимена таких классиков, как висконсинские ученые Роберт Сэк
и И Фу Туан). Проблема лишь в том, что изучение этой проблематики
находилось, как уже было упомянуто, на периферии нашей российской
экономической географии.
Следовательно, возникает двойная задача заимствования – у
социологии и у западной географии. То и другое наверняка встретит
неудовольствие многих наших географов, а тои активное сопротивле-
ние (особенно сегодня, когда волны распространяющейся в обществе
ксенофобии начинают чувствоваться и в социальных науках). Однако
эти препятствия предстоит преодолевать со всей решительностью.
Иначе наша страна окажется беспомощной перед теми вызовами, ко-
торые неизбежно возникают при выборе обществом путисвободного
саморазвития.
Page 5

84
Пространство и время в мировой политике и международных отношениях
 Зачем изучатьрегиональную идентичность
 Одна из главных причин, препятствующих современной экономи-
ческой географии восприниматьидеи вроде «второй реальности» или
региональной идентичности, – широко распространенное убеждение
в том, что все эти рассуждения не имеют практической ценностии мо-
гут бытьтерпимы только ради академического пуризма (без них, мол,
исследовательский спектрнауки неполон). Это не так, и опыт западных
стран доказывает ошибочностьтаких мнений вполне очевидно. Здесь
можно выделить по меньшей мере три области, в рамках которых ре-
гиональная идентичность имеет огромную практическую ценность.
Во-первых, это область политики. В западных странах давно под-
мечено, что идентичностькак таковая обладает мощным потенциалом
для сплачивания людей в устойчивые группы, объединенные общими
системами ценностей, сходной реакцией на социальные процессы и
единой волей к социальному действию. Она не раз становилась осно-
вой для мобилизации общественных сил, притом в целях как созида-
тельных, так и разрушительных; она не раз и с успехом использовалась
и прогрессивными общественными лидерами, и простыми демагогами.
Многочисленные исследования в области идентичности ведутся на
Западе во многом именно ради овладения методами воздействия на
социальные группы. Для такоговоздействия надо знать, ради чего идет
сплочение в подобные группы (ради страховки отсоциальных невзгод,
ради защитыиндивидуума группой, ради чувства солидарности, ради
разделения ответственности за социально значимые действия, ради
прогнозирования социальных контактов по шаблону, для отличения
своих отчужих; ради самопознания, наконец, тоестьвыявления собс-
твенных качеств по контрасту с качествами соседей и т. д.).
Западные политики (особенно американские) хорошо понимают
практическую ценностьи региональной идентичности. Они постоянно
взывают к ней ради вербовки избирателей или сторонников своих
политических акций, а для этого, разумеется, нужно обладать тонким
знанием особенностей такой идентичности.
Показательным примером может служить избирательная кампания
Р. Рейгана в 1980 году, за которой автору этих строк довелось внима-
тельно следить ради чисто научных целей. В избирательном штабе
Рейгана была целая команда специалистов по политической географии
страны – тонких знатоков региональной идентичности разных частей
США, и команда эта постоянно вносила существенные коррективы
в тон и аргументацию речей Рейгана в зависимости от того, в какой
Page 6

Леонид Смирнягин • О региональной идентичности
85
 части страны он выступал. Скажем, если Рейган собирался отстаивать
необходимостьбольших военных расходов, тов Миннесоте ему стро-
или речь с учетом того, что здесь избиратели ценят свой тщательно
отлаженный общественный уклад, активно участвуют в социальной
жизни и вообще выделяются на американском фоне крепостью своих
общественных идеалов. Исходя из этого, речь Рейгана изобиловала
словами о «безбожных большевиках», угрожающих Америке, которая-
де вынуждена экономить на многом, чтобы противостоять «империи
зла». Если Рейган переезжал в города Приозерья вроде Кливленда,
то тон речи приспосабливался к царящему здесь практицизму: во-
енные расходы – это новые рабочие места, это стимул для местной
экономики и т. д. Речи на Юге не стоило украшать аргументами насчет
советской угрозы, потому что местные жители, как правило, слишком
смутно представляли себе, где этотСССР расположен, и были слишком
сильно погружены в чисто местные заботы. Поэтому здесь Рейган в
основном сетовал на то, что лихоимцы-демократы совсем запустили
коммунальное хозяйство и что он, мол, немедленно все это исправит
после прихода к власти, – и лишь «под сурдинку» говорил что-то о
военных расходах. На Диком Западе же его речь оснащали грубыми
словечками, простонародными выражениями, потому что считалось,
что нравы тут все еще весьма «крутые», а социум неустоявшийся («эти
козлы-большевики», «я им рога-то пообломаю» и т. п.).
Если бы Рейган по неосторожности или забывчивости перепутал
тексты, токливлендский текст поверг бы миннесотцев в смятение: боже,
какой циник, такого нельзя допускать к руководству страной. Разоча-
рованы были бы и жители Кливленда, услышав речь, заготовленную
для Миннесоты: такогодеятеля можно выбратьв пасторы, но никак не
в президенты. Речь, написанная для Дикого Запада, на Юге прозвучала
бы как матерщина, потому что южане, как правило, обладают развитым
чувством личной чести, у них в цене хорошие манеры…
Кое-кто может возразить, что все это – тема для политической
географии. Это не совсем так (вернее, совсем не так). Как наша, так и
западная политическаягеография занята в основном анализом статис-
тики выборов, проблемами геополитики и тому подобными важными
вопросами, но региональная идентичностьостаетсявне ее внимания.
Региональная идентичность – совсем иной объект изучения, для ко-
торого нужны иные навыки и представления, нежели те, на которых
базируется политическая география.
Во-вторых, на западе региональная идентичностьпристально изу-
чается для организации торговли, притом как оптовой, так и розничной.
Page 7

86
Пространство и время в мировой политике и международных отношениях
 Здесь имеются в виду прежде всего исследования территориальных
различий во вкусах и склонностях потребителей. Исследования в этой
областиведут десятки солидных компаний, которые, используя опросы
населения (собственные или заказные), накапливают громадные банки
данных, анализируют их и кладутна карты. Эти плоды географической
по сутиработыпредставляют собой большую коммерческую ценность,
они используются для консультирования торговых сетей и потомуред-
ко попадают в открытую печать, но когда это случается, то становится
очевидным, что по сути своей это настоящие географические иссле-
дования, притом весьма высокого уровня. Здесь естьи работыобщего
характера (например, о том, что предпочитают кушать американцы в
разных концах страны
 1
 ), и сочинения более конкретные, с описанием
распространенноститех или иных типов потребительских товаров по
территории страны.
Лучшим (и «самым географическим») образцом такогорода сочине-
ний могутслужить книги Майкла Уайса, который попытался обобщить
эти вариации товарных предпочтений и выявить на этом основании
некие региональные типы американской семьи. Первую книгу об этом
он опубликовал еще в 1988 г.
 2
 , используя данные консультативной
фирмы «Кларитас». Затем на той жеинформационной базе Уайс создал
еще более усовершенствованные типологии – в 1994
 3
 и 2000 г.
 4
 . Здесь
речь шла уже о весьма широком спектре бытовых черт американцев,
вплоть до политических пристрастий. В результате Уайс вышел на 62
«общинных кластера», объединенные в 15 групп. Это типы американ-
ского общежития, типы стиля жизни. Каждый из них был тщательно
описан и, что особенно важно для географа, размещен по стране с
использованием сетки узловых районов Бюро экономического ана-
лиза США. Тем самым для Уайса оказалось весьма важным, чтобы эти
«кластеры» были увязаны с реальной территориальной структурой
американского общества, с теми его ячейками, которые порождает в
стране чувство региональной идентичности.
В развитых странах подобное консультирование вызвало к жизни
немало других компаний, которые самостоятельно разрабатывают
 1
 Shortridge B., Shortridge J. (eds). The taste of American place: a reader on
regional and ethnic foods. NY: Rowman and Littlefield Publishers, 1998.
 2
 Weiss M. The clustering of America. NY: Harpers and Row, 1988.
 3
 Weiss M. Latitudes and attitudes: an atlas of American tastes, trends, politics
and passions. NY: Little, Brown and Co. 1994.
 4
 Weiss M. The clustered world: how we live, what we buy, and what it all means
about who we are. NY: Little, Brown and Co, 2000.
Page 8

Леонид Смирнягин • О региональной идентичности
87
 сетки торговых районов. Подробный анализ таких сеток содержится
в курсовой работе С. Фрейдлина
 5
 . В ней, в частности, убедительно
показано, какое большое практическое, чисто «денежное», значение
имеет разработка подобных сеток, основанных на оконтуривании
ареалов со специфической региональной идентичностью.
 Региональная идентичностьу социологов:
метафора
 Само по себе понятие социальной идентичности давно уже стало
одной из главных тем социологии, и по ней созданы целые библиотеки
литературы. Речь обычно идет о социальном чувстве индивидуума,
которое заставляет его ассоциироватьсебя с некоей социальной груп-
пой на том основании, что у них естьобщие интересы и признаки (или
индивидууму кажется, что так и естьна самом деле). Это может бытьра-
совая или этническаягруппа, профессиональная или имущественная,
классовая или «образовательная». Все вместеони образуют сложный и
порою противоречивый комплекс, который во многом предопределяет
или объясняет поведение конкретного человека в социуме.
В этом же ряду находится и региональная (территориальная)
идентичность – солидарность с земляками по причине совместного
проживания на одной территории в данный момент или в прошлом.
Такая идентичностьвыражается обычно в причислении себя к жителям
определенной местности, района, города, его части и т. п. территори-
альной единицы.
При том огромном внимании, которое уделяет социология про-
блемам идентичности, можно было ожидать, что региональная иден-
тичностьдавно и подробно исследована в рамках социологии, так что
географуостаетсялишь заимствоватьу нее результаты. На самом деле
социологи почему-тосовсем не изучали региональную идентичность,
и географу это может показатьсястранным, – особенно когда видишь,
что социология не простозабыла про региональную идентичность, но
даже сознательно игнорирует ее, делая из этого своего рода лозунг.
Рассуждая в рамках этой темы, наши ученые обычно приводят фразу
5
 Фрейдлин С. Деловое районирование в США. Курсовая работа кафедры
социально-экономической географии зарубежных стран географического
факультета МГУ, 2005 (на правах рукописи).
Page 9

88
Пространство и время в мировой политике и международных отношениях
 Бергера и Лукмана, которая стараниями Н. Межевича и А.Филиппова
стала почти крылатой: «Мир повседневной жизни имеет пространс-
твенную и временную структуры. Пространственная структура здесь
нас мало интересует. Достаточно сказать лишь то, что она имеет соци-
альное измерение благодаря тому факту, что зона моих манипуляций
пересекается с зоной манипуляций других людей. Гораздо важнее для
нашей цели временная структура»
 6
 . Правда, к этой проблеме вплотную
прилежит тематика «социологии пространства» или «социального
пространства», которую трактовали такие видные социологи, как Георг
Зиммель (он и придумалэти термины), Т.Парсонс, Э. Дюркгейм; у нас в
России этим занимается сейчас, и весьма плодотворно, А. Филиппов,
который даже решился на создание «элементарной теории социаль-
ного пространства».
Однако сделано в этой области все еще очень мало. Хуже того,
позволим мы себе заявить: то, что сделано на сей счет в социологии –
как классической, так и современной, – не имеет почти никакого от-
ношения к географии. Дело в том, что и классики вроде Зиммеля или
Парсонса, и Филиппов жесткоотказывают пространству в таких свойс-
твах, которые могли бы повлиять на социальные взаимодействия. Оно
для них не просто нейтрально – оно лишено каких-либо свойств.
Вот как пишет об этом А. Филиппов – прямо и недвусмысленно:
«…”пространство” представляет собой социальную и научную мета-
фору,впрочем, порой весьма наглядную – скажем, в случае с престиж-
ными и непрестижными районами в городе, размещением кабинетов
начальников и подчиненных в организации и т.п. Во всех таких случаях
различие социальных позиций выражается в различии локализаций,
т. е. может действительно созерцаться как пространственная форма,
однако это вовсе не обязательно. Такое “социальное пространство”–
удобное, но все-таки лишь иносказательное выражение, подобно
“социальной дистанции”или “социальной лестнице”
 7
 .
Итак, социальное пространство для нашего социолога – только
метафора, так что изучатьего свойства пристало скорее языковеду, для
всех остальных это было бы наивным ребячеством. В этом Филиппов
опирается на Парсонса (вот его слова из той жеработы:«Весьма сильно
продвинуться вперед в одном из важнейших аспектов нам поможет
концепция Т. Парсонса. У Парсонса прежде всего мы находим внятное
отрицание значения пространства для анализа социального действия»).
 6
 Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: 1995.
7
 Филиппов А. Смысл империи: к социологии политического пространства
// Вопросы социологии. 1992. № 1.
Page 10

Леонид Смирнягин • О региональной идентичности
89
 У Дюркгейма его привлекает та же, собственно, мысль: «Пространство
само по себе, – говорит Дюркгейм, – не имеет никаких характеристик.
Точно так же, как мы отличаем один момент времени от другого, при-
писывая ему определенное значение (скажем, “прежде/после”), мы
приписываем различные определения и пространству (“север/юг”,
“запад/восток”, “левое/правое”)». Воззрениям Георга Зиммеля на сей
предмет Филиппов посвятил специальную работу – и опять выпятил в
ней именно эту идею: «Не географический охват в столько-то квадрат-
ных миль образует великое царство <Reich>, это совершают тепсихоло-
гические силы, которые из некоторого срединного пунктаполитически
удерживают вместе жителей такой <географической> области». Впро-
чем, Зиммель готов оставить за пространством некоторое значение,
но лишь вспомогательное: «Не пространство, но совершаемое душой
членение и собирание его частей имеет общественное значение. Этот
синтез фрагмента пространства есть специфически-психологическая
функция, которая – при всех мнимо естественных данностях – совер-
шенно индивидуально модифицирована; но категории, из которых он
исходит, подсоединяются, конечно, более или менее наглядно-созер-
цательным образом – к непосредственности пространства».
Стоит заметить, что Зиммель говорит о пространстве вообще, а не
только о социальной его ипостаси, как это делает Филиппов. Термин
«социальное пространство», являясь метафорой, вроде бы оставляет
местодля понятия «пространство социума», в рамках которого было бы
позволительно обсуждать свойства пространства. Однако Филиппов
полностью солидаризуется с позицией Зиммеля, не делая никаких
оговорок насчет возможного «пространства социума», и это заставляет
думать, что подобное различение отсутствует у социологов.
Географу трудно понять такое пренебрежительное отношение
к пространству, к его роли в социальных процессах. Разумеется,
пространство «участвует» в этих процессах не как актор, наравне с
человеком; конечно же, решающую роль здесь играют не его «гео-
метрические» свойства, а их восприятие акторами-людьми. И здесь
нам кажется весьма убедительным тезис А. Филиппова о том, что
пространство может выступать тут в трех, так сказать, ипостасях – с
точки зрения наблюдателя (исследователя), с точек зрения участников
социального процесса и как «тема» взаимодействия
 8
 .
 8
 Вот этот интересный текст:
«Проведем различение нескольких значений понятия “пространство”.
1. Наблюдатель социальных событий может усмотреть, что участники
социального взаимодействия неким образом пространственно размещены
Page 11

90
Пространство и время в мировой политике и международных отношениях
 Однаковстает вопрос: даже если признать, что роль пространства
в социальных взаимодействиях сильно опосредована его восприятием
акторами (а это знает каждый грамотный географ под именем «перцеп-
ции пространства»), может ли это служить основанием для того, чтобы
эту роль вовсе исключать? Географу это кажется нелепым. Ведь по
Филиппову получается, что социальные взаимодействия не зависят от
того, на каком расстоянии друг отдруга находятсяакторы. По Парсонсу,
безразлично, что за пространство лежит на этом расстоянии, – океан
или суша, враждебное или дружественное государство, оснащено оно
средствами связи или нет. По Дюркгейму, неважно, соседствуют ли
акторы друг с другом или разделены другими акторами. По Зиммелю,
чувство идентичности, этот душевный порыв, одолевает людей вне
зависимости от того, живут ли они территориально сплоченной груп-
пой или растворены в других группах.
Что ж, это вполне допустимо как эвристический прием – как наро-
читое отвлечение от некоторых обстоятельств для того, чтобы изучать
одну сторону предмета (как в модели Тюнена отвлекаются от всего,
кроме расстояния). Но в том-то и дело, что социологи твердо уверены,
будто бы пространство можно выводить за скобки, потому что оно и в
самом деле не обладает свойствами и нейтрально по отношению к соци-
альным процессам. Для них оно такая жеметафора, как для лингвистов
«пространство языка» или для статистиков «пространство таблицы».
 Идентичностьрегиональная и этническая
 Подобная позиция социолога покажется любому географу пато-
логической чертой, некоей аберрацией. Еепричины достойны специ-
ального изучения науковедами и историками науки. Позволим себе
относительно друг друга, т. е. пространственное размещение тел участников
для него есть важнейшее определение созерцаемой социальности.
2. Наблюдатель принимает в расчет не пространство взаимодействия,
каким его видит он сам, но значение, какое придают пространству взаимодей-
ствия участники взаимодействия. Он отличает, таким образом, свое видение
пространства от социальных представлений о пространстве.
3. Наблюдатель отличает от этого само собой разумеющегося для участ-
ников пространства взаимодействия пространство как смысловую тему, как
нечто обсуждаемое, структурирующее коммуникацию. Он различает, таким
образом, свое видение пространства, социальное значение пространства, не
рефлектируемое, но принципиально важное для участников взаимодействия, и
пространство, как оно осознается и обсуждается этими последними» (op. cit.).
Page 12

Леонид Смирнягин • О региональной идентичности
91
 высказатьлишь одно предположение. По-видимому,для многих соци-
ологов региональная идентичностьсильно заслонена идентичностью
этнической, которая кажется им гораздо более мощной; региональная
идентичностьвыглядит нередко как некое производное отэтнической,
возникающее толькотам, где этнические идентичностипересекаются
на территории и порождают конфликт территориального характера.
Это, разумеется, неверно, притом в корне. У этих идентичностей –
региональной и этнической – совершенно разные основания, разные
механизмы развития, их совпадение друг с другом – частный случай.
Стоит подчеркнуть, что особая роль этнической идентичности –
явление довольно новое, еще век-полтора назад территориальная
идентичностьвыглядела несопоставимо более яркой, чем этническая,
языковая или культурная. «Во времена Французской революции, –
пишет Эрик Хобсбаум, – только половина обитателей Франции могло
говорить на французском языке и только 12–13% делали это «пра-
вильно»; самым разительным примером может служить Италия, где на
момент обретения ею государственноститолькодва или три итальянца
из сотни действительно использовали итальянский язык дома»
 9
 . Из
этих примеров ясно, что французов и итальянцев сплотило в единое
государство территориальная общность, а не языковая или этничес-
кая. В этом смысле почти все нынешние государства – образования
территориальные, а не этнические или культурные. По Хобсбауму, из
200 государств дай бог дюжина соответствует принципу «этнической
чистоты». По поводу этого принципа Хобсбаум замечает: «Он наверняка
поразил бы основателей понятия “государство-нация”. Для них единс-
тво нации было политическим, а не социо-антропологическим. Оно
покоилось на решении суверенных людей жить под одними общими
законами и под общей конституцией, вне зависимости от культуры,
языка или этнического состава» (но при неизменном условии терри-
ториального единства, добавим мы).
Вот некоторые аргументыиз областистатистики. В мире существуют
государства, у которых отсутствие национального или этнического
основания закреплено, так сказать, официально, потому что у них есть
по нескольку государственных языков. У Швейцарии, Руанды и Боливии
их по три, у Сингапура – четыре, у крошечного микронезийского Палау
шесть, у ЮАР – 11, а в Индии даже 16 (ассамский, бенгали, гуджарати,
хинди, каннаба, кашмирский, малаям, маратхи, орисский, педжабский,
санскрит, синдхи, тамильский, телугу, урду, да еще «ассоциированный
9
 Hobsbawm Eric. Language, Culture, and National Identity // Social Research.
1966. № 4.
Page 13

92
Пространство и время в мировой политике и международных отношениях
 язык» – английский). Что жекасаетсяне толькоофициальных, но вооб-
ще «живых» языков, то в Индии их 387, в Нигерии – 505, в Индонезии –
726, а в Папуа-Новой Гвинее 823; десятку самых «многоязычных» стран
замыкает Бразилия, в которой 192 живых языка
 10
 .
Литература о несовпадении этнического и государственного давно
уже насчитывает сотни сочинений, и этот тезис можно считать если
не общепринятым, то по крайней мере вполне жизнеспособным, уже
лишенным какой-либо новизны (в этом отношении удачным пред-
ставляется язвительность термина, придуманного А.Кустаревым:
«национал-государство»
 11
 .
Географ вряд ли согласится с другой, тоже весьма жесткой тра-
дицией социологов, которые исследуют идентичности, – взглядом на
это явление как на некую социальную конструкцию, которая возникает
и существует в результате целенаправленных усилий политиков или
творческой интеллигенции. В этом светепопытки объяснять ее некими
свойствами самой территориальной общности людей объявляются
премордиализмом (а в современной социологии это страшное обвине-
ние); ученому предстоит исследовать действия элит, а не жизнь самих
социальных масс в их историческом взаимодействии друг с другом и
со своей географической средой. Правда, Н.Межевич не раз отмечал,
что у российских этнологов позиция гораздо мягче, они готовы при-
знать, что идентичность разного рода может появиться у этноса или
социальной группы и без участия элиты, а просто под воздействием
обстоятельств, будь то наводнение или напор соседней группы.
Географ же, в традиционном своем обличье, выглядит настоящим
премордиалистом: он как раз нацелен на поиск неких исконных черт
территориальной общности, сложившихсяпод воздействием долгого
совместного проживания людей на определенной территории
 12
 .
 10
 Maxwell B. Big book of geography: mind-buggling facts from around the
world. N.Y.: Barnes and Nobles, 2004. P. 223-224.
 11
 Кустарев А. Национал-государство, его наследники и наследие // Госу-
дарство и антропоток. http://www.antropotok.archipelag.ru/text/a195.htm.
 12
 Показателен пример книги Патриции Лимерик по истории американского
Запада, которую она назвала очень выразительно – «Something in the soil»,
то есть «Что-то особенное в самой почве». В этой книге рефреном проходит
мысль о том, что сама природная среда американского Запада, его новейшая
культурная история заставляли меняться каждого, кто приезжал сюда жить, и
меняться в строго заданном направлении. Эта заданность в описании П. Ли-
мерик – чистой воды премордиализм. (Limerick P. Something in the soil: legacies
and reckonings in the New West. N.Y. : L.: W.W.Norton, 2001.
Page 14

Леонид Смирнягин • О региональной идентичности
93
 Так или иначе, но не остается оснований надеяться на то, что
проблема региональной идентичности может быть решена в рам-
ках современной нам социологии, потому что она сознательно и
даже боевито устраняется от изучения пространства и его роли в
социальных взаимодействиях. Правда, А. Филиппов неоднократно
ссылался на то, что сей вопрос изучается социальной географией
и даже питал на этот счет некоторые надежды (весьма наивные, на
мой взгляд): «…социология пространства на самом деле развивается,
но не столько социологами, сколько географами. Здесь, в общем,
все логично: если географию понимать как “науку о пространстве”,
а социальную географию — как науку о человеческом поведении в
пространстве, о размещении в пространстве социальных институтов,
о планировании пространства, о перемещениях людей, в конце кон-
цов, об их представлениях о пространстве, то область социологии
пространства будет, кажется, почти исчерпана» [144]. Увы, в том же
тексте он говорит: «Заметим попутно, что авторов, жалующихся на
невнимание социологов к пространству, обилие работ по социаль-
ному пространству что-то, видимо, не воодушевляет, равно как и
невероятное изобилие сочинений по социальной географии».
С этим приходится согласиться. В социальной географии почти
нет специалистов, которые профессионально занимались бы реги-
ональной идентичностью или социальным пространством. Среди
немногих исключений (зато, правда, сильных) – Михаил Крылов,
проводивший на сей счет даже полевые работы, Николай Межевич,
который уже опубликовал по этой теме несколько крупных работ
 13
 ,
Андрей Манаков, посвятивший этой теме свои диссертации; косвенно,
в виде побочной деятельности, исследовали региональную иден-
тичность в России некоторые наши крупные географы (например,
В. А. Колосов)
 14
 .
13
 См., например: Межевич Н. М. Некоторые аспекты формирования реги-
ональной идентичности в приграничных районах // Современные отношения
РФ и ЕС: десять лет после подписания соглашения о партнерстве и сотрудни-
честве. СПб: СПбГУ, 2005.
 14
 Недавно вышла добротная работа англичанки Джессики Прендергаст
из Лестерского университта «Региональная идентичность и территориальная
целостностьРоссии», где в обширной библиографии по русской региональной
идентичности явно господствуют иностранные имена – что весьма печально,
но характерно (Prendergast J. Regional Identity and Territorial Integrity in con-
temporary Russia. March 2004).
Page 15

94
Пространство и время в мировой политике и международных отношениях
 Особенностирегиональной идентичности
 Региональная идентичность во многом схожа с другими видами
идентичностей. Она тоже опирается во многом на социальные мифы
об особых качествах местообитания; ее выраженность во многом
зависит от наличия и поддержания коллективной памяти, сложив-
шихся ценностей и норм; она выражается в конструировании ее об-
ладателями неких самообразов, в создании специфических черт быта
(особенностей одежды, словаря, диеты и т. п.). Сам факт совместного
проживания неминуемо порождает у земляков сходные социальные
черты. Характеризуя современную обстановку в США, Д. Виклием и
Р. Биггерт пишут: «Одно из самых сильных влияний на характер
социальных взаимодействий оказывает район. Несмотря на то, что
развитие техники сильно облегчило путешествия и сообщения через
границы районов, люди по-прежнему предпочитают выбирать себе
друзей и знакомых в пределах прилегающего района. Более того,
несмотря на большую географическую мобильность в США, семьи
сохраняют свое местоположение в одной части страны в течение
многих поколений. Неудивительно поэтому, что яркие региональные
традиции, которые складывались много лет подряд, остаютсявполне
различимыми и сегодня»
 15
 .
Региональная идентичность находится в сложных отношениях с
идентичностями другого рода. Есть веские основания полагать, что
это отношения конкуренции, а зачастую и антагонизма. Чем сильнее
идентичность этническая, тем слабее региональная или классовая.
Д. Виклием и Р. Биггерт наглядно показали это расчетами по США,
по которым видно, как мощная расовая идентичность жителей Юга
препятствует их региональной солидарности – и это несмотря на то,
что в случае с американским Югом мы имеем дело с одним из самых
ярких проявлений идентичности региональной. Эти авторы пара-
метрически доказали, что у католиков и чернокожих региональная
идентичность заметно ослаблена, так как заслонена идентичностью
расовой и конфессиональной. Подобные аспектынадо тщательно учи-
тывать при оценке возможных общественных последствий развития
региональной идентичности.
Региональную идентичность можно сменить. Это роднит ее с про-
фессиональной идентичностью или имущественной, но резко отличает
 15
 Weakliem D., Biggert R. Region and Political Opinion in the Contemporary
United States // Social Forces. Vol. 77. 1999.
Page 16

Леонид Смирнягин • О региональной идентичности
95
 от этнической и расовой. «Нельзя стать чернокожим или китайцем, –
писал Мартин Липсет, – но можно стать южанином». Стоит, однако,
помнить, что дело нельзя решитьодним переездом – по крайней мере
немедленно. Утрата одной региональной идентичности и обретение
новой занимает порою срок, сопоставимый с жизнью поколения, и
сельские жители порою с громадным трудом привыкают к городскому
образу жизни, даже при всем своем желании обрестименталитет горо-
жанина. Более того, не раз было отмечено, что именно в диаспоре, на
новом месте жительства сильнее всего проявляет себя изначальная,
прирожденная региональная идентичность. Именно в контактах с
«чужаками» ее обладатель с особой остротой чувствует ее присут-
ствие в своей ментальности, именно среди новых территориальных
соседей она приобретает особую ценность как средство отыскания
союзников, именно здесь она напоминает о себе особенно часто – в
отличие отпроживания в знакомой с детства монолитной среде, где ре-
гиональная идентичность может не подвергаться испытаниям долгие
годы и потому как бы дремать (находиться в дормантном состоянии),
порождая иллюзию своего исчезновения. Эти столкновения новой
и старой региональной идентичности, колебания в ее актуальности
для обладателя составляют особый и важный сюжет социальной де-
ятельности индивида.
Региональная идентичность далеко не всегда означает солидар-
ность ее обладателей друг с другом. Подобно тому, как обладатели
одинаковой профессиональной идентичности могут воспринимать
друг друга как соперников за местоработы, а не толькокак союзников
в борьбе за авторитет и ценность своей профессии, «земляки» тоже
могут испытывать друг к другу широкую гамму чувств, а не только
желание солидаризоваться в своем социальном поведении. Белый
расист из Алабамы вряд ли испытает желание помочь чернокожему,
скажем, в Нью-Йорке толькопотому, что тот тожеродом из Алабамы, и
такой чернокожий скорее обратится за помощью к местному белому,
потому что склонен подозревать расиста в каждом белом из родного
штата. Иными словами, «земляки» переносят на новую почву не только
привязанности, но и фобии, предрассудки, антагонизмы, которыми
отличалась их социальная жизнь на малой родине, и признание зем-
лякав собеседнике далеко не всегда порождает взаимную склонность
к солидарному взаимодействию.
Региональная идентичность, однако, обладает одним очень важ-
ным и глубоко положительным свойством, которое не раз отмечали
американские исследователи этой проблемы, – способностью объеди-
Page 17

96
Пространство и время в мировой политике и международных отношениях
 нять людей разных рас, профессий, состояний, уровней образования,
ломать или снижать барьеры между этими группами. Примеры вроде
расистаи чернокожего отнюдь не господствуют в социальных контак-
тах по поводу региональной идентичности. Их распространенностьне-
обходимо, разумеется, учитывать, однако региональная солидарность
проявляется гораздо чаще, именно она является закономерностью, и
на нее вполне можно рассчитывать. У американских исследователей
даже сложилось представление о региональной идентичности как об
одном из действенных лекарств против различных фобий и прежде
всего против расизма, классовой ненависти и разных видов межгруп-
пового отчуждения. Это лекарственное действие порождено сугубо
позитивной закваской региональной идентичности: она основана
на особо теплом чувстве к месту обитания, на памяти о его красотах,
удобствах и достоинствах (пусть даже порою вымышленных). Именно
такой позитивный настрой позволяет растворятьмежгрупповые барь-
еры, порожденные недоверием, отчужденностью или враждебностью.
В этом качестве региональную идентичность стоит культивировать
на государственном и общекультурном уровне – разумеется, в тех ее
формах, которые не порождены сплочением ради противостояния
конкретным другим «землячествам».
Региональная идентичность далеко не всегда составляет предмет
гордости обладателя. Точнее говоря, обладатель может гордиться ею,
но лишь втайне, не на людях. Сплошь и рядом ее скрывают (типичный
случай – стыдиться своего деревенского происхождения, живя в сто-
лице), чураютсясвоих земляков (авторуне раз приходилось встречать
такое в США среди эмигрировавших из России). Вообще принадлеж-
ность к некоей «неполноценной» или третируемой региональной
группе может вызыватьсильные фрустрации социального(а не только
личного) уровня. Такая идентичность лишь в слабом случае ведет к
желанию скрытьее, а в сильном – мобилизует на агрессивные действия
в знак протеста. Благо еще, если протест направлен на отвоевание
группой равноправного положения, но он может оказатьсяканализо-
ванным (в том числе нарочито) в сторону силового давления на лиц
с иной региональной идентичностью, иногда вполне определенной.
Так, причисление себя к подавленной региональной группе (может
быть, подавленной не на деле, а лишь в представлении обладателя)
побуждает к социальной мобилизации и нередко становится лакомой
добычей различных политиков, а то и просто демагогов.
Региональная идентичность часто оказывается «многоэтажной»,
иерархизованной. Житель западной частиштата Массачусетс, широко
Page 18

Леонид Смирнягин • О региональной идентичности
97
 известной своими всеамериканскими культурными мероприятиями
во время знаменитого «индейского лета», может гордиться тем, что
он с Беркширских холмов, где принято говорить: «Массачусетс? Это
там, за холмами». Тем не менее с родным штатом его связывает очень
многое, и он охотно причислит себя к его жителям в разговоре, скажем,
с выходцем из Калифорнии – тем более что мало надежд на то, что тот
слышало Беркширских холмах. У него наверняка заметной окажетсяи
привязанностьк Новой Англии вообще – слишком сильно отличается
этот район от других частей США, слишком высока его репутация в
стране. Естьу негооснования и подчеркиватьпринадлежностьсвоего
местаобитания к Северу – по крайней мере, для того, чтобы на него не
распространялись подозрения в скрытом расизме, которые нередко
адресуют американцам-южанам. Наконец, все это отнюдь не мешает
ему остро чувствовать свою принадлежность к великой стране под
названием США. Разумеется, такая сложная региональная идентич-
ность присуща жителям далеко не всех частей США и далеко не всех
стран мира, однако ее «многоэтажность» несомненна.
Поэтому не следует противопоставлять идентичность региональ-
ную и национальную: в общем случае они не только сосуществуют
вполне мирно, но и дополняют друг друга; естьоснования утверждать.
что чувство Родины может быть полноценным лишь при наличии
чувства «малой родины». Редкие примеры противостояния этих
идентичностей нужно рассматриватьлибо как социальную патологию,
либо как результат того, что региональная идентичностьперерастает в
национальную из-за уже состоявшегося в социуме отчуждения одной
частистраны отее целого
 16
 . Поэтомуне следует видеть в региональной
идентичности неизменную угрозу для единства страны; напротив,
ее следовало бы всячески культивировать именно для укрепления
целостности государства.
Региональная идентичностьобладает своим модусом – она может
быть сильной и слабой, обостряться и затухать. Прежде всего, сами
нации сильно отличаются друг отдруга этим модусом. Сравнение США
и России показывает весьма наглядно, что в США этот модус в целом
гораздо выше, чем в России, и региональная идентичность в этой
стране играет гораздо большую роль в жизни общества, чем в нашей
 16
 В этом свете странной выглядит попытка А. Каспэ делать глубокомыс-
ленные выводы из противопоставления данных по разным странам о ре-
гиональной и национальной идентичности: ему кажется, что региональная
идентичность заслуживает внимания лишь там, где она сопоставима по силе
с общенациональной.
Page 19

98
Пространство и время в мировой политике и международных отношениях
 стране. В то же время легко заметить, как быстро растет это явление
в современной России, и благодаря этому нарастанию региональная
идентичностьначинает приобретатьу нас значение гораздо большее,
чем можно было ожидать по достигнутому ее уровню. Еще 30 лет
назад исследования Рут Хейл показали, что в США почти две трети
территории покрыты т. н. вернакулярными (обыденными) районами,
которые прекрасно знают местные жители и их соседи, а это значит,
что на столь обширной территории страны жителям присуще
отчетливое региональное самосознание. У нас такие районы еще
недавно можно было пересчитать по пальцам: Мещера, Полесье,
Поморье, Даурия, несколько других; Урал, Сибирь, Поволжье,
Дальний Восток – не в счет, это крупные культурные регионы, как
Юг или Запад в США. Сегодня можно почти повсеместно наблюдать
возрождение полузабытых районов (вроде Бежецкого верха в
Тверской области) или появление совершенно новых (например,
Прихоперье на стыке нескольких областей). Этотпроцесс, кстати, ярко
проявился и в бывших «странах народной демократии» – словно слом
тоталитаризма снял некий спудс органичного национального чувства;
интересны в этом отношении работы Л. Бьелосиевича по Верхней
Силезии и Галиции: он обнаружил, что все еще весьма актуальна
социальная память местных жителей об этих районах, культурный
расцвет которых завершился столетие назад и которые побывали за
это время в составе разных государств
 17
 .
Региональная идентичность очень часто существует в скрытой
форме, исследователю приходится извлекать ее из общественного
сознания путем опросов, исследования средствмассовой информации,
анализа исторических источников и т. п. Особенно типично это для
России. На вопрос о местежительства россиянин чаще всего называет
свой почтовый адрес. Иногда удается, с помощью дополнительных
вопросов, выяснить, что он живет, скажем, «на Бежецком верху»
или «на Ваду», или «в Прихоперье», но гораздо чаще в результате
таких опросов, даже самых подробных, остается представление о
некоем ареале, на который распространяются социальные связи
респондента. Тем не менее очень важно помнить, что подобный
ареал существует всегда – как и сама региональная идентичность.
Если этот ареал не отрефлексирован в сознании, если он не имеет
общераспространенного имени – значит, мы имеем дело с некоей
 17
 Bialasiewicz, L. 2002: Upper Silesia: rebirth of a regional identity in Poland //
Regional and Federal Studies. 2002. V.12. P.111–132; Another Europe: Remembering
Habsburg Galicja // Cultural Geographies. 2003. v. 10. №1. P. 21–44.
Page 20

Леонид Смирнягин • О региональной идентичности
99
 зачаточной идентичностью, которая адресована ареалу, еще не
осознанному респондентом в качестве «своего» и которому он еще
не готов адресовать свои социальные чувства. Но идентичность
существует, как существует и подобный ареал, – просто уже в силу
того, что общественный человек всегда располагает свои социальные
взаимодействия в конкретном окружающем пространстве, притом
чаще всего в слитном и целостном, поддающемся опознанию как нечто
целостное и наделенное свойствами.
Можно быть уверенным, что такая зачаточная идентичность
наверняка будет актуализирована и станет фактором общественной
жизни, как только соответствующий ей ареал подвернется давлению,
а его целостность – угрозе (под действием внешних ли, внутренних
ли сил – не столь важно). Поэтому не следует обольщаться видимым
равнодушием россиян к своей региональной идентичности: вполне
очевидное при сравнениях с другими странами вроде США или
Франции, это равнодушие лишь маскирует дормантное существование
региональной идентичности, которое может быстро смениться
активной фазой под действием исторических или преходящих
обстоятельств. Хороший тому пример – сегодняшняя Россия, где
региональное самосознание растет не по дням, а по часам и застает
врасплох не только наших политиков, но и ученых.
 Региональная идентичностькак основа
районирования общества
 Понятие региональной идентичности позволяет по-новому смот-
реть на проблему районирования, которая является, как известно,
одной из центральных в «нефизической» географии». Кажется вполне
логичным и очевидным, что если мы в общественном районировании,
в отличие от районирования экономического, имеем дело в качестве
объекта не с бездушными производительными силами, не с косной
материей, а с Человеком, наделенным свободой воли и, главное, со-
знанием и речью, тоимеет смысл спросить самогоЧеловекао том, как
именно он использует свою свободу воли для самоорганизации в гео-
графическом пространстве, как он членит это пространство – иными
словами, какова его региональная идентичность. Задавать подобные
вопросы машине невозможно, а человеку – не только возможно, но
и весьма плодотворно.
Page 21

100
Пространство и время в мировой политике и международных отношениях
 Это соображение может в корне преобразовать саму процедуру
районирования, его исследовательский аппарат, методологию и ме-
тодику. Собственная мыслительная деятельностьученого, построение
им системы показателей, теоретизирование разного рода и т.д. как бы
отступают на второй план перед такой возможностью – узнатьу самого
объектаответ на тот вопрос, который составляет сутьсамого райони-
рования. Тем самым центральной проблемой районирования обще-
ства становится не конструирование районов учеными, а «открытие»
районов в общественном сознании. Если так, тоядром этой проблемы
оказывается, бесспорно, понятие регионального самосознания – или,
говоря языком социологии, региональной идентичности
 18
 .
Разумеется, «узнать у самих людей» – вовсе не значит просто
спросить и получить исчерпывающий ответ. Сплошь и рядом прямой
опрос населения дает очень мало, потому что рядовые жители зачас-
тую плохо представляют себе региональную свою принадлежность;
нередко им невдомек даже суть вопроса. Сам опрос нуждается в
работе ученого, в придумывании им способов извлечения нужных
сведений из сознания респондентов, причем способы эти бывают
иногда весьма вычурными. Тем не менее вполне очевидно, что люди
повсеместно выдают, прямо или косвенно, свои территориальные
предпочтения, на основании которых и можно судить о том, как
именно они сами представляют себе собственный район обитания и
свои районы-соседи.
В американской литературе сложились четыре методики иссле-
дования территориальных предпочтений жителей. Упомянутый выше
прямой опрос представляет собою только одну из них. Она наиболее
простапо самой своей идее и, как правило, весьма сложна в практичес-
ком осуществлении – как при составлении вопросника, так и при про-
ведении самого опроса. Поэтому она используется довольно редко –
как правило, лишь при конкретных «точечных» обследованиях, без
претензий охватить опросом всю территорию страны или значитель-
ный ее район.
Интересный пример такого рода методики – т. н. «Коммонсен-
сус», проект, название которого шаржирует английское выражении
«common sense» (здравый смысл), заменяя слово sense словом
 18
 Некоторые эксперты усматривают различия между этими терминами,
полагая идентичность свойством, которое может быть отрефлексировано
личностью и статьчастью его самосознания. Нам жепредставляется, что иден-
тичность заведомо есть психологическое состояние личности, а не внешняя
для нее адресация «по месту жительства».
Page 22

Леонид Смирнягин • О региональной идентичности
101
 census (ценз, перепись)
 19
 . Проект создан М. Болдуином. Как он сам
признается, проект возник из попыток определить, каковы границы
района Апстейт Нью-Йорк, откуда Болдуин родом. Болдуин получил
образование политолога, но решил, вопреки «классике», спросить
об этом самих жителей этой части страны. За несколько лет опрос
охватил всю страну, число респондентов перешло за 32 тысячи. Их
ответы, обработанные по непростой методике, положены на карты,
которые представляют огромный интерес для тех, кто занимается
районированием общества.
Не менее интересными оказались карты М. Болдуина, отража-
ющие опрос болельщиков за разные национальные команды – по
хоккею, баскетболу, бейсболу, американскому футболу. Выясняется,
например, что вся северная часть штата Нью-Джерси болеет в основ-
ном за «Нью-Йорк Рейнджерс»– и это несмотря на то, что у штата есть
своя прекрасная команда «Нью-Джерси Дэвилс»– тасамая, за которую
так успешно выступал глава нашего спорта А.Фетисов. Это хорошо
отражает тот жестокий кризис идентичностиштата, с которым так уси-
ленно боролись его политические руководители; ведь сама команда
«Дьяволов» была создана по инициативе знаменитогомэра Нью-Джер-
си Т.Кина специально (притом вполне официально) ради того, чтобы
укрепить среди жителей штата чувство «нью-джерсийской родины».
Автору этих строк уже приходилось ссылаться на подобные «ареалы
болельщиков», когда возникала нужда приводитьдоказательства тому,
что юго-восточнаячастьКоннектикута(графство Фэрфилд) относится
явно к Нью-Йоркскому району, а не к Новой Англии. В качестве такого
аргумента были использованы упоминания в прессе о том, что здесь
болеют за «Нью-Йорк Айлендерс», а не «Бостон Бруинс», что очень
типично для всей остальной Новой Англии. Новая карта Балдуина ярко
подтверждает это. Кстати, на ней видно, что ареал «Бруинс» вылезает
даже, притом далеко, в штат Нью-Йорк к северу от города Нью-Йорк,
и это снова подтверждает представления, которые формулировал еще
В. Зелинский и согласно которым северная частьэтого штата – «Апстейт
Нью-Йорк» – представляет собою Новую Англию в широком смысле
(New England Extended)
 20
 .
Вторая методика, гораздо более распространенная – это истол-
кование косвенных признаков в материальной культуре. В США,
 19
 http://geography.about.com/gi/dynamic/offsite.htm?site=http://common-
census.org/index.php
 20
 http://commoncensus.org/maps/nhl_1280.gif.
Page 23

102
Пространство и время в мировой политике и международных отношениях
 например, есть несколько работ по географии монументов в честь
погибших конфедератов, то есть воинов армии южан во время Граж-
данской войны 1861–1865 гг.; считается, что ареал их распростране-
ния должен совпадать с границами территории, в пределах которой
жители искренне считают себя южанами. У патриарха американской
культурной географии В. Зелинского естьработапо географии крытых
мостов, которые типичны толькодля культуры Новой Англии и потому
служат хорошим маркером ее распространенности
 21
 . К этой же ме-
тодике можно отнести и работы вроде знаменитого труда Рут Хейл о
вернакулярных (обыденных) районах в США, где главным источником
сведений служили различные рекламные материалы, «воспевающие»
отдельные части страны ради привлечения в них туристов, жителей
или покупателей
 22
 .
Третья методика, самая распространенная и эффективная, исполь-
зует статистику о движении по территории – движении людей, товаров
или информации. Это прежде всего данные о трудовых поездках на-
селения. Они в изобилии и с большой территориальной дробностью
собираются во время переписей населения (то есть раз в десять лет).
На интернет-сайте Бюро переписей можно бесплатно получить все (!)
данные округов за 1970, 1980, 1990 и 2000 годы в виде «шахматки» со
стороной более чем в 3 тыс. единиц
 23
 . На этой основе Бюро экономи-
ческого анализа уже много лет конструирует сетку из примерно 170
узловых районов в виде зон тяготения крупных городов
 24
 .
Вполне логично предположить, что если внутри этих зон тяготе-
ния замыкаются трудовые (т. е. главные) поездки жителей, то у этих
жителей вырабатывается стойкое представление об этих зонах как о
районах своего проживания. Иными словами, своим поведением в
географическом пространстве жители выдают свое представление о
собственной территориальной организации.
Вариант той жеметодики – учет циркуляции местных ежедневных
газет. Он кажется более косвенным, нежели вариант с трудовыми
поездками, но на деле он гораздо более точно соответствует задаче –
выявлению региональных предпочтений самих граждан. Ведь если в
городе Санта-Барбара, например, легкоможно купить«Лос-Анджелес
21
 Zelinsky W. American Barns and Covered Bridges // Geographical Review.
1958. Vol. 48. № 2. P. 296–298.
22
 Hale R. A Map of Vernacular Regions in America: Unpublished doctor disserta-
tion. University of Minneapolis, 1971.
 23
 http://www.census.gov/population/www/socdemo/journey.html.
 24
 http://www.bea.gov/bea/regional/docs/econlist.cfm.
Page 24

Леонид Смирнягин • О региональной идентичности
103
 таймс», но нет «Сан-Франциско кроникл»
 25
 , то это со всей очевид-
ностью показывает, что жители Санта-Барбары живо интересуются
новостями из Лос-Анджелеса, потому что причисляют себя к его
окружению, а к новостям из Сан-Франциско они равнодушны, т. к.
для них это город чужой. Выписка газет – личный выбор человека,
это как бы голосование по поводу того, к какому крупному центру
тяготеет, по его мнению, его место жительства. Сведения о газетах
широко используются разными частными фирмами для составления
собственных сеток районирования, приспособленных для нужд пла-
нирования розничных продаж.
Наконец, четвертая методика представляет собой исследование
литературных источников самого широкого спектра – и путево-
дителей, и записок путешественников, и сугубо научных работ по
фольклору, диалектам, этнографии, истории и т.д., а также, разу-
меется, художественной литературы. Материал этот весьма труден
для использования – как из-за своей огромности, так и по причине
малой внятности с точки зрения районирования как такового. Тем
не менее это настоящий кладезь ярких деталей и тонких штрихов,
действенность которых для сложения образа района искупает все
труды.
Примененные вкупе, эти методики дают добротное представление
о региональных идентичностях. Однако порознь они этой задачи не
решают.Так, сетки районов Бюро экономического анализа или их ана-
логи поражают своим совершенством, методической отточенностью
и обильной статистикой; так и тянет заявить, что районирование аме-
риканского общества уже состоялось без особого участия географов.
Однако это не так. Двести узловых районов отнюдь не исчерпывают
тему – и не только потому, что многие из них есть результат большой
натяжки (на самом деле сфокусированность поездок на многие узлы
довольно слабая), но и потому, что территориальная организация
общества выглядит гораздо сложнее, чем простой набор зон тяготения
крупных городов.
25
 Проверено автором неоднократно. В штате Невада автору довелось
проехать по междуштатной автостраде № 80 и обнаружить, что в г. Баттл-
Маунтин продаются газеты и из Рино, и из Твин-Фоллс; это означало, что
городок этот стоит на границе зон тяготения Рино и Твин-Фоллс (Смирнягин
Л. В. Йеллоустон. Дневник путешествия // Гуманитарная география, научный
и культурно-просветительский альманах. Вып. 1. М.: Ин-т наследия, 2003.
С. 230–282).
Page 25

104
Пространство и время в мировой политике и международных отношениях
 Районы общества и вернакулярные районы
 В исследованиях, связанных с проблемой региональной идентич-
ности, все чаще используется термин «вернакулярный район» и его
производные. Как правило, при этом имеется в виду частьтерритории,
жители которой осознают ее как собственное обиталище и которая
в этом качестве может быть представлена как часть общественного
сознания данной социальной группы (не сама по себе, конечно, а в
виде представления местных жителей о ней). Подобное представ-
ление сплачивает местных жителей в группу единым отношением к
этой территории, на базе которого может строиться единая реакция
на воздействие на «их» территорию, что во многих случаях открывает
возможностьих мобилизации на сплоченные общественные акции (как
стихийной, так и организованной или спровоцированной). Сплошь и
рядом общностьтерритории порождает в жителях некие общие черты,
отличающие их от соседей, и представления об этом служат основой
для новой общности – даже в тех случаях, когда эти представления
не имеют под собой реальных оснований, являясь лишь типичным
социальным мифом
 26
 .
Между тем в культурологических науках термин «вернакулярный»
имеет значительно более узкий смысл, и есть веские основания для
того, чтобы эти границы сохранить и у нас в географии. Вернакулярный –
значит обыденный, идущий как бы снизу, не связанный с научной
или художественной рефлексией, а рожденный словно по наитию,
интуитивно. Такова, например, вернакулярная архитектура – избы,
служебные постройки. Она может базироваться на устойчивых на-
родных традициях, но у нее нет авторов-зодчих, есть лишь архитек-
тор-искусствовед, который может изучить эти избы, подметить в их
структуре некую регулярность, некое эстетическое начало и т. п.
Точно так же под вернакулярным районом понимается район,
который осознан самими жителями, но у него нет автора-районолога,
а есть (может быть) лишь географ, который изучит артефакты, отра-
 26
 В 80-е гг. при проведении студенческих практик в Закавказье мне дово-
дилось встречать утверждения, согласно которым выходцы из Нахичевани
отличаются в Азербайджане особой честностью, жители Гянджи (в товремя Ки-
ровабада) слывутхрабрецами и т.п. Эти представления были столь укоренены
и категоричны, что, по словам моих респондентов, если командир выкликает
перед строем солдат «Кто смелый, шаг вперед!», то житель Гянджи, кем бы он
ни был по своему характеру на самом деле, просто вынужден будет сделать
этот пресловутый шаг, если его однополчане знают, что он из Гянджи.
Page 26

Леонид Смирнягин • О региональной идентичности
105
 жающие сознание местных жителей, опросит их и на этом основании
оконтурит район и даст характеристикуему как району,а его жителям –
как территориальной общности людей, сплоченных проживанием на
единой территории.
При более внимательном изучении самого феномена обществен-
ной перцепции района становится очевидным, что феномен этот не
укладывается в рамки района вернакулярного. Есть, например немало
случаев, когда ученые убеждаются с помощью своих средств анализа,
что в данном ареале явно сложилась территориальная общность лю-
дей с самобытной системой ценностей, однако местное общественное
сознание не фиксирует чувства общности жителей данного ареала –
то ли оно запаздывает, то ли сама общность выражена недостаточно
сильно, то ли форма выраженности затруднительна для восприятия,
толи субкультура жителей этого ареала, так сказать, «аспатиальна», то
естьставит единство территории на низкое местов своих приоритетах.
Такой район никак не назовешь вернакулярным, тем более что в таких
случаях у него не складывается и наименование, но его существование
как ячейки территориальной структуры общества несомненно.
Подобная ситуация весьма типична для крупных территориаль-
ных общностей людей, для обширных районов, на которых склады-
вается весьма целостная общественная структура, располагающая,
как правило, особой системой ценностей, широким спектром как
хозяйственных отраслей, так и социальных ролей. Представление о
таких районах присутствует в сознании не только местных жителей, но
зачастую в сознании общенациональном. Словом, это весьма слож-
ное образование, которое трудно совместить полностью с понятием
вернакулярного района.
Между тем существует и другаясторона этого феномена, к которой
понятие вернакулярного района приложимо как нельзя лучше. Она
настолько важна для всей парадигмы общественной географии, что
вполне заслуживает того, чтобы именно ей достался, так сказать, этот
отличный термин. Речь идет о тех многочисленных случаях, когда тер-
риториальный размер района не особенно и велик, но в его пределах
общественное сознание четко фиксирует территориальную общность,
дает ее общепринятое название, а местные жители остро ощущают
свою принадлежность именно к этому району и ставят свое благопо-
лучие в зависимостьотблагополучного состояния этого района. В этом
региональная идентичностьнаходит свое самое яркое и действенное
проявление, в этом «географизм» общественной жизни воплощается
особенно очевидно.
Page 27

106
Пространство и время в мировой политике и международных отношениях
 У таких проявлений, которые можно смело назватьвернакулярны-
ми районами, есть несколько черт, которые решительно отличают их
от тех районных образований, про которые речь шла раньше. Верна-
кулярный район чаще всего известен самим его обитателям и непос-
редственным его соседям, потому что он служит важным способом
маркирования «своей» территории (а для этого границы должны быть
известны как минимум обеим сторонам, даже если они оспариваются
ими). Он редко получает известностьобщенациональную. Культурная
специфика его жителей носит обычно мифический характер, т. е. при-
писывается им либо соседями, либо ими самими. Это связано прежде
всего с небольшими, как правило, размерами вернакулярного района,
в рамках которых простоневозможно обособитьсвое культурное раз-
витие. Типичные примеры – т.н. Кацкаяволостьв Ярославской области,
ареал длиною около 200 км, весьма изолированный лесами, болотами
и границей области, а потому несколько преуспевший в создании
своего словаря (сотни слов, понятных только местным жителям), или
«Инленд Эмпайр» на восточной окраине агломерации Лос-Анджелес,
названный так ради противопоставления субкультуре Лос-Анджелеса,
построенной во многом на контакте с океаном.
Одним словом, вернакулярный район чаще всего обслуживает
местные нужды – делимитацию, отличение «других», укрепление
собственной региональной идентичности. Он не выходит на общена-
циональную арену, не играет сколько-нибудь заметной роли в исто-
рическом развитии страны, где он, как правило, мало кому известен.
Именно поэтому стоило бы, на наш взгляд, закрепить этот термин
толькоза районами сравнительно низкого ранга и не распространять
термин «вернакулярный» на все районы общества.
В то же время хотелось бы предостеречь от недооценки вер-
накулярного района. Этим сильно грешит не только наша, а даже
американская география, потому что в ней вернакулярный район
уподоблен явлениям некоего краеведческого или этнографического
толка. Нет, в рамках общественной географии вернакулярный район
уместнее наградить титулом своего рода «монады», исходной смыс-
ловой единицы для анализа территориальной структуры развитого
современного общества.
* * *
Исследования в областирегиональной идентичностинеобходимо
всемерно форсировать. В этом нуждается не только наша география,
в этом остро нуждается наша страна. Встав на путь демократического
Page 28

Леонид Смирнягин • О региональной идентичности
107
 развития и рыночной экономики, мы неминуемо столкнемся состреми-
тельным усложнением общественного бытия, которое после стольких
лет жесткого принуждения развивается свободно, в основном под
воздействием импульсов самоорганизации. К числу таких импульсов
относится и региональная идентичность, которая растет на наших
глазах с удивительной скоростью. Опыт других стран показывает, что
региональная идентичностьне толькоотказывает сильное влияние на
общественную практику, но и таит серьезные угрозы политического
свойства, если ее начинают использоватьдемагоги и лукавые полити-
ки. Общество должно осознаватьособенностисвоей территориальной
структуры и ее разнообразие, должны отдавать себе в этом отчет и
власти предержащие. Управлять живым, деятельно организующимся
обществом, его многочисленными стихийными процессами можно
только при здравом понимании сути этих процессов. Навыки управ-
ления обществом тоталитарным для этого мало пригодны из-за своей
простоты, прямолинейности и акцента на насилие. Это касается всех
сторон общественной жизни нашей страны, но среди них мало таких,
где дефицит знания был бы столь велик и удручающ, как в области
территориальной, в ощущении разнообразия своей страны, в пони-
мании сутирегиональной идентичности. Без овладения этим знанием
братьсяза управление обществом – все равно что садитьсяза штурвал
самолета, располагая лишь навыками кучера.

Информация о работе О региональной идентичности Л. В. Смирнягин