"Демон" в творчестве Лермонтова

Введение

 

 

М.Ю. Лермонтов – очень сложное явление в истории литературной жизни России. Поэт, проживший всего 26 лет и оставивший относительно небольшое литературное наследство, до сих пор остается неразгаданной и до конца не понятой личностью. Вероятнее всего, причиной было тяжелое детство поэта, в силу отсутствия родительской опеки. Михаил Юрьевич в возрасте трех лет потерял мать, а отец не мог, да и не особо хотел, поэтому воспитанием мальчика занималась его бабушка. В литературной критике творчества Лермонтова, начиная с прижизненных публикаций и кончая сегодняшним днем, можно наблюдать острую борьбу мнений, особенно по поводу такой неоднозначной темы, как демонические мотивы и их развитие в творчестве Лермонтова. Творчество Михаила Юрьевича Лермонтова (1814-1841) явилось высшей точкой развития русской поэзии послепушкинского периода и открыло новые пути в русской прозе. С именем Лермонтова связывается понятие «30-е годы» - но не в хронологическом, а в историко-литературном смысле, - период с середины 20-х до начала 40-х годов. Поражение декабрьского восстания породило глубокие изменения в общественном сознании; шла переоценка просветительской философии и социологии, основанной на рационалистических началах, - но поворот общества к новейшим течениям идеалистической и религиозной философии (Шеллинг, Гегель) нес с собой одновременно и углубление общественного самоанализа. Творчество Лермонтова чрезвычайно полно отразило новый этап эволюции общественного сознания, причем в ускоренном виде: вся его литературная жизнь - от ученических опытов до «Героя нашего времени» продолжается неполных тринадцать лет (1828-1841), за которые им было написано более 400 стихотворений, около 30 поэм, 6 драм и 3 романа. Лучшие лермонтоведы, такие как Л.Я. Гинзбург, Е.Н. Михайлова, И.Л.Андроников, В.А. Мануйлов предпочитают не затрагивать тему библейского влияния на поэта. А если и касаются ее, то лишь бегло, поверхностно, с точки зрения богоборческой направленности. «Демон» и «Мцыри» завершают линию ранних поэм Лермонтова. Первая - четвертая редакции «Демона» пишутся в 1829-1831 гг., пятая - в 1833-1834 гг., шестая - в 1838 г., и только в 1839 г. появляется окончательная, восьмая редакция. Замысел поэмы складывался с трудом и эволюционировал вместе с лермонтовским творчеством. В первой - пятой редакциях герой возникал как обобщенная схема характера «героя-преступника» байронической мистерии. Демон влюблялся в смертную (монахиню), пытаясь найти в этой любви путь к преображению, выход из бесконечного одиночества и страдания. Однако монахиня была возлюбленной ангела, и любовь Демона уступила место ненависти и желанию мстить; он соблазняет и губит монахиню. Уже в это время наметился абрис центрального монолога Демона, обращенного к возлюбленной, о своем одиночестве, вражде с богом и стремлении переродиться в любви. Монолог этот - демонический обман, соблазн. Возлюбленная Демона, впавшая в грех, рисуется как обуреваемая экстатической чувственной страстью. Ее гибель - это победа Демона, но достигнутая ценой полного внутреннего опустошения. Уже в пятой редакции, однако, меняется облик героини: она получает более разработанную и мотивированную психологическую биографию, и поэтому особое значение приобретает «соблазняющий» монолог искусителя, где все более проступают ноты отрицания существующего миропорядка. В лермонтоведении термин «демонизм» обрел как бы новую жизнь, объединив в себе философский смысл (индивидуализм, эгоцентризм) с психологическим («безочарование») и художническим (демонический характер). Раскрывая какую-то одну сторону демонизма как особой системы взглядов на человека, природу и общество, исследователи дополняют друг друга, углубляя суть понятия «демонизм». Но как только речь заходит об отношении самого Лермонтова к демону и демонизму, возникает весьма противоречивая картина. На одном полюсе – поэт, вступающий в спор со своим героем, на другом – поэт – почти двойник героя; между этими крайними полюсами поэт – постепенно побеждающий демонического героя и отвергающий его. В результате потери человеком своей значимости в мировом процессе и ощущения управления им, предпочтений злу и безумию, антигуманизму культурного процесса, в художественном творчестве с началом процесса дегуманизации актуализируется тема позитивности, красоты демонизма, происходит эстетизация зла, так как «.минуты боли и внутреннего бунта могут породить двусмысленное сочувствие дьяволу - романтичному дьяволу, имеющему несомненные черты сходства как с лермонтовским, так и с бодлеровским, - падшему ангелу, "мудрому соблазнителю", а может быть даже "непонятому учителю великой красоты"» . В художественном творчестве эпохи с началом процессов дегуманизации усилились темы позитивности и красоты демонического, эстетизация демонизма, родилась своего рода дьволодицея.

Демонизм основывается на абсолютной свободе воли его носителя, для которого она, прежде всего, заключается в свободе от моральных обязательств перед людьми. Эта свобода утверждается как свобода проявления индивидуальных волеизъявлений и в противовес идеям добра и любви выдвигается идея тотального скептицизма. Мысль о необходимости разрушения и пересоздания мира на основании свободы воли, связанной с личной обидой носителя демонизма на мир обосновывается им путем доказательства того, что мир «не состоялся» и полон бессмыслицы, что характерно для переходных (кризисных) моментов в истории человечества.

 

Демонические мотивы в литературе

 

Отношение к Сатане как аллегорической фигуре, воплощающей мировое зло, и одновременно конкретному его носителю, имеющему определенное материальное воплощение, в ту или иную эпоху было различным. Первый бунтовщик и возмутитель божеского порядка, носящий несколько имен (Сатана - "противник", дьявол, Люцифер и др.), в Ветхом завете выступает символом непокорности, но вовсе не мирового зла. Бунт лежал в основе сотворения мироздания. С метафизической точки зрения в основе любого бунта обычно лежат два момента, условно определяемые как позитивный и негативный:

 

1) свободолюбие  и свобода воли;

2) тщеславие  и гордыня.

 

Идея метафизического бунта, бунта вообще легла в основу романтического течения. Интерес к демоническому, возникший у романтиков, был не случайным; его обусловили прежде всего социальные потрясения, прокатившиеся по Европе в 18-нач. 19 вв., которые необратимо изменили общественное мировоззрение, сместив привычные акценты в трактовке общечеловеческих понятий. В "бунтующем мире" по-иному расставляются акценты на понятиях добра-зла, красивого-ужасного, рационального-иррационального, греха и искупления и, соответственно, в ином ключе переосмысляются библейские образы и мотивы. Одним из первых к проблеме переосмысления библейской истории и библейских образов подошел Мильтон в "Потерянном рае", 1667. Как впоследствии писал романтик П.Шелли, анализируя значение, которое оказала данная поэма на мировой литературный процесс: "Ничто не может превзойти энергию и величие образа Сатаны... в "Потерянном рае". Ошибочно считать, будто он был предназначен стать общедоступной иллюстрацией воплощенного зла...». А в другой статье добавлял: "Потерянный рай" привел в систему современную мифологию… Что касается Дьявола, то он всем обязан Мильтону. Данте и Тассо представляют его нам в самом неприглядном виде. Мильтон убрал жало, копыта и рога; наделил величием прекрасного и грозного духа - и возвратил обществу" . В демонических картинах первого бунта, живописуемых Мильтоном, современники усматривали отражение революционных потрясений эпохи, в которых принимал участие и сам поэт.

Однако заложенная Мильтоном символика, несомненно, была намного шире и многообразнее. Ее отражение и развитие связано с именами Блейка ("Пророческие книги", 1794) и Бекфорда ("Ватек", 1786), которые, помимо бунтарства, вносят в образ сатаны трагические нотки. Если мильтоновский Сатана призывает вкусить познание и тем пойти наперекор Богу, то бекфордовский Эблис, напротив, наказывает за жажду запретного знания и слепое любопытство. В облике демона появляются мотивы, нашедшие впоследствии отражение у Лермонтова: печаль, отчаяние, трагизм, нежность, красота. Демон начинает вселять не страх, а глубокую печаль, это уже не отвратительное дантевское существо из преисподней, а таинственная личность, тираноборец. Мотивы "Ватека" и тема "сатанизма", поднятая им, оказала заметное влияние на творчество романтиков XIX в. "Образ восседающего на огненном шаре Эблиса, - по замечанию А. Елистратовой, - отдаленно предвосхищал Люцифера и падших ангелов Байрона, лермонтовского Демона и другие "сатанинские" образы в поэзии романтизма". Появление образа демона в творчестве – один из важнейших моментов творческой психологии Лермонтова. «Во всех стихотворениях Лермонтова, - как заметил В.В.Розанов, - есть уже начало «демона», «демон» недорисованный, «демон» многообразный. То слышим вздох его, то видим черту его лика». Этот образ «преследовал» его, как некая живая сила, существовавшая объективно, вне сознания, но одновременно как нечто субъективное, определявшее его душевный склад и поведение. В этих ранних произведениях – декларация зла, которое пока несовместимо со страданием. Однако чуждый страданию и раскаянию Демон приходит на страницы юношеских произведений Лермонтова ненадолго. Почти одновременно (также в 1829г.) рождается Демон печальный, тоскующий. Он «своим злодействам не смеется», мечтает о любви и, наконец, «погибший ведает любовь».

Именно этот Демон обретает власть над душою лирического героя не силою разрушения, а силою своей неуспокоенности, стремлением к «образу совершенства». Как бы раздваиваясь между добром и злом, светом и тьмою, проходит Демон через все редакции поэмы, но раздвоение не означает тождества. Поэт, наоборот, показывает несовместимость обоих начал, там, где встречается добро и зло, - там вечная, неугасимая вражда. Вот поэтому ореол величия всех демонических героев Лермонтова заключается в этой «гордой вражде». Таким образом, демонизм у Лермонтова не философия зла, а демон – не символ такового.

Крепнущее в Лермонтове сознание того, что он «не Байрон», что он поэт «с русской душой», сказывается в его растущем протесте против «фанфаронов порока и эгоизма» (возможно, ничтожных подражателей байроническим героям), сказывается и на эволюции Лермонтова как певца сильной личности. Образы Арбенина, Демона (III редакция), Печорина («Княгиня Лиговская) свидетельствуют о критическом отношении автора к своим персонажам, особенно ощутимом в зрелую пору творчества писателя. Поэтизируя Демона, давая возможность почувствовать светлые и высокие силы его души, Лермонтов не ставит вопрос о полном этическом оправдании его демонизма. Более того, образом Демона (последних редакций) и Печорина писатель развенчивает демонизм, судит его за неизбежный эгоцентризм.

Осуждение эгоцентризма сильной личности сочетается у Лермонтова с чувством жалости не столько к этой личности, сколько к ее «растраченным в пустыне» силам. Трагедия Печорина, Демона, Арбенина в том, что они тяготятся своей разрушительной энергией. Эта противоречивость отражает кризис демонизма – явления вынужденного, навязанного героям объективными обстоятельствами их бытия. Демон стал «духом зла» по воле бога, Арбенина согнул «жестокий век», Печорин изнемогает под бременем своей «ненужности», порожденной тем же веком и обществом. Каждый из них таил в себе огромные силы для добра и созидания, но каждый злом был обречен творить зло.

Все его демонические герои не достигли ни удовлетворения, ни счастья, ни элементарного спокойствия, доступного людям с чистой совестью, не вырвались из своего одиночества. Такова логика, понятая Лермонтовым, - «зло порождает зло». Демонизм же – это «анчар», несущий яд каждому, кто хоть в малой мере прикоснется к корням его – скептицизму и эгоцентризму. Лермонтов не столько судит своего опоэтизированного Демона, сколько господствующее в нем «собранье зол». Демонизм в художественной интерпретации Лермонтова тождественен антигуманизму, последний же, в свою очередь, связан с эгоцентризмом.

Уже в самой поэме «Демон» вводится антидемоническая тема, направленная не столько против Демона, сколько против демонизма.Неверию Демона противопоставлен авторский взгляд на жизнь и людей. Если «дух отрицанья» убежден в ничтожности человеческой жизни, то автор считает ее благом и высшим даром. Его глазами увидены жизнь старого Гудала т красота княжны Тамары, с болью слышит «прощанье с жизнью молодой» в ее предсмертном крике. В эпилоге поэмы показан «божий мир», уже навеки свободный от демонического взгляда и демонических соблазнов.

 

 

Демонический герой в лирике Лермонтова

 

В стихотворении «Настанет день - и миром осужденный…» (1831) демонический герой остается гордым, «чужим в родном краю», но в то же время «презренным» и «миром осужденным» за свой протест и сознающим вину («Виновный пред людьми…»), В его субъективной позиции совместились гордость одиночества, неизбежность близкой смерти, необходимость личного героизма и чувство трагической вины, за содеянное зло. Демонический протест определяет его поведение, но герой не в силах что-либо создать. Либо он разрушает до основания, и тогда появляются мрачные картины хаоса, либо он гибнет, и тогда все остается, как прежде. Единственная надежда заключена опять-таки в идеальном мире («Иная есть страна, где предрассудки Любви не охладят, Где не отнимет счастья из шутки, Как здесь, у брата брат»). Однако вера не отменяет демонизма:

 

Но если, если над моим позором

Смеяться станешь ты

И возмутишь неправедным укором

И речью клеветы

Обиженную тень,

Не жди пощады 

 

Демон у Пушкина потому и является демоном, что осуществляет мировое зло в его самом непосредственном и беспощадном проявлении. Юный Лермонтов избирает иную позицию. Он уже не может свободно и отважно, как Пушкин, отвергнуть искушения злого духа. В стихотворении «Мой демон» изгнанник рая обретает черты романтического скитальца, отвергнутого землей и небесами. Личный произвол - норма его поведения. Он уже наделен сильной волей, одинок, могуч, по и «упал». В этом раздвоении демона - страдающего и страшного, могучего и нравственно порочного - заключается самая суть образа. Лермонтовский герой готов принять демоническую позицию гордого отрицанья и одновременно отрекается от нее. Лермонтов анализирует собственное сознание, поставившее его па грань выбора - или прокламирование добра без надежды на блаженство и без веры в него, или месть за поругание добра ценой злодейства и измены идеалам. Эта трагическая коллизия разыгрывается перед лицом мира, перед всей вселенной. И всюду герой оказывается гордым и одиноким страдальцем, трагической личностью. Раннее стихотворение «Мой демон» (1829) Лермонтов заканчивает словами: 

 

И звук высоких ощущений

Он давит голосом страстей,

И муза кротких вдохновений

Страшится наземных очей. 

 

Юный поэт остро чувствует противоположность между ангельским и демоническим началами. Его чистой душе, как и «музе кротких вдохновений», страшна встреча с демоном. Но уже в более позднем стихотворении «Мой демон» (1830-1831) этот мотив устранен. Демонизм сросся с душой поэта, хотя и не одолел ее:

 

И гордый демон не отстанет,

Пока живу я, от меня…

 

«Образ совершенства» мерцает в сознании вследствие искушения демона:

 

Покажет образ совершенства

И вдруг отнимет навсегда

И, дав предчувствия блаженства,

Не даст мне счастья никогда.      

 

Так идеал оказывается всего лишь мрачной шуткой духа зла, озаряющего мятежный ум «лучом чудесного огня», но тут же отнимающего всякую веру и обрекающего героя на страдание. Смысл демонизма - в крушении любых иллюзий, в скептической трезвости взгляда на жизнь, в беспощадном обнажении ее противоречий. Но принятие демонизма так же невозможно, как невозможно его полное преодоление. Анализ этих противоречий дан в одном из самых откровенных стихотворений Лермонтова - философском монологе «1831-го июня 11 дня».  Извилистый, но глубоко продуманный ход мысли вводит в духовную лабораторию Лермонтова. Первые три строфы целиком посвящены страстному желанию блаженства, чистым идеалам, возникшим в душе поэта «с детских лет», следующие одиннадцать строф раздумьям о земной жизни, о собственном бессмертии, о любви, о земном счастье, об одиночестве и грядущей жизни, о тоске сердца, о превратностях мнений толпы. Герой то уверен в бессмертии, то сомневается в будущей судьбе. В людском мире все чувства извращены, а герой-носитель подлинно человеческих идеалов - не может примириться с толпой. Пятнадцатая строфа подытоживает земной путь героя: