Церковь и государство

Общее обострение политической ситуации в стране летом 1918 г.— мятежи, заговоры, восстания, белый террор в  отношении «вождей революции» — вызвало со стороны Совета Народных Комиссаров ответные меры Согласно Постановлению о «красном терроре» расстрелу подлежали «все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам». Политизация же все в большей мере действий и решений Поместного собора, органов церковного управления и духовенства с неизбежностью «зачисляла» и церковь в разряд таковых организаций, что неотвратимо вело к столкновению с властью.

Уже на следующий день после опубликования инструкции на совещании епископов с участием наиболее влиятельных лиц из мирян обсуждаются возможные меры по противодействию данному акту Выдвигается идея введения по всей стране интердикта, т. е. закрытия всех церквей, прекращения совершения всех религиозных обрядов и треб; проведения массовых крестных ходов, общественных богослужений и всероссийского общенародного «моления о спасении родины». В специальном послании Совнаркому Собор потребовал от «безбожной политической власти» отменить инструкцию, наносящую «смертельный удар» церкви и служащую «средством духовного угнетения и застращивания православного народа».

Итак, политический выбор  руководством церкви был сделан. Открытое столкновение с властью стало  неизбежным. Это стало закономерным следствием политической линии церкви, всегда бывшей на правом фланге политических сил в России до февраля 17-го г. и оставшейся на этой позиции и после Октябрьской революции.

В конце сентября церковный  Собор был распущен. Епархиальный дом, где в течение года он заседал,— опечатан. Хранившиеся там документы и материалы изъяты. Меры судебного преследования распространены на патриарха и близких его помощников. Аресты, обыски, конфискация, тюремные заключения коснулись многих епископов, приходских священников, активных мирян... Но до отрезвления было еще далеко. Зато набирал силу другой и, как оказалось в дальнейшем, определяющий процесс: в сознании рядовых верующих все более раздваивалось отношение к патриарху и церкви в целом. И если как религиозно-духовные авторитеты они по-прежнему оставались непререкаемы и неподсудны, то их политическая «физиономия» становилась неприемлема и более осуждалась. И спустя несколько лет для Патриарха станет ясным, что без изменения политического курса церкви он обречен на одиночество но это будет в будущем, а сейчас... пропасть между ним и его сторонниками, с одной стороны, и многомиллионной паствой, с другой, только разверзлась...

К осени 1918 г. многие из членов Собора примкнули к «белому движению». Созданные на «белой» территории церковные структуры выполняли роль политических организаций, воспитывая паству в «нужном» духе. Здесь же декрет об отделении церкви от государства был отменен, возвращаются старые порядки — церковь служит власть имущим, а те, в свою очередь, покровительствуют ей. К примеру, генерал А. Деникин обязывал созданное по его инициативе Высшее временное церковное управление на Юго-Востоке бороться с теми, кто «безучастен к строительству Русского государства», и одновременно «воодушевлять» и «объединять» духовенство для «живой пастырской работы». Откликаясь на призыв, духовенство «проповедовало» и «осведомляло» население об идеях и целях Русской армий, раскрывало перед верующими «греховность» большевизма и необходимость борьбы с ним, поминая за каждым богослужением «благоверных вождей и правителей».

О настроениях в годы гражданской войны служителей культа (и не только православной церкви) на территории Советской России дают представление еженедельные сводки ВЧК о политической ситуации в стране. В них был предусмотрен специальный раздел «духовенство», в котором отражалось его настроение, отношение к декрету об отделении церкви от государства, к другим актам советской власти.

В годы гражданской войны  и интервенции «религиозный вопрос» для государства отодвинулся на третьестепенное место, и если оно и обращалось к каким-либо его аспектам, то к тем из них, которые имели чисто практическое (военное или политическое) значение. К примеру, так было, когда решался вопрос о замене воинской службы в связи с религиозными убеждениями граждан или при освобождении от воинской и трудовой повинности служителей культа. С завершением этого периода активизируется и ранее прерванный процесс введения декрета об отделении церкви от государства в полном его объеме. Политическая стабилизация в обществе, настроения верующей его части, в большинстве своем высказавшейся за советскую власть, определили эволюцию политических взглядов руководителей различных религиозных центров: от открытого и активного неприятия к курсу аполитичности и нейтральности. Так, патриарх Тихон в обращениях к В. И. Ленину и М. И. Калинину (август 1920 г.) признает, что декрет и Конституция РСФСР провозглашают и обеспечивают полную свободу совести. Не вызывает у него возражений и сам принцип отделения церкви от государства, на котором отныне должны строиться отношения этих сторон. Не возражает он и против существования отдела, ведавшего «церковными проблемами», хотя и оставляет за собой право критиковать деятельность последнего.

Об  определенных  изменениях   в  «религиозном  вопросе»  свидетельствовали  и  итоги   проведенного  НКВД в 1920—1921  гг. анкетирования губисполкомов. Они по казали, что, с одной стороны, население в целом  поддерживает «церковную политику» Совнаркома; в отчете Карельской трудовой коммуны об этом, к примеру так говорилось:   «Случаев   отрицательного    отношения населения к проведению декрета не было, ибо и самый декрет вводится постепенно».  А с другой — необходимо  последовательное обновление  и  развитие  юридических норм, касающихся прав, обязанностей, характера деятельности религиозных обществ.

Выясняется и еще  одно обстоятельство,    заключающееся  в том, что на местах «церковная  политика» сосредоточивалась  в  руках   административных    органов. А потому НКВД предлагал  «сосредоточить все    дело по отделению церкви от государства» в рамках    этого наркомата. Однако решение об этом не состоялось    и VIII отдел оставался «ведущим» в реализации «церковной политики», хотя нельзя не отметить и того, что он, все более отделяясь от разрешения практических вопросов деятельности религиозных обществ и местных органов власти, превращался в своеобразный экспертно-консультативный орган в отношении государственных    ведомств и учреждений, имевших то или  иное касательство к деятельности религиозных организаций. Так же как нельзя было не замечать, что и НКВД и ВЧКТПУ сохраняли собственное видение содержания и способов проведения «церковной политики» и всяческим образом защищали свою «самостоятельность».

Трудности перехода к  новой экономической политике, когда требовалось совместить резкий поворот политического курса с умонастроениями в партии, с массовой психологией рабочих и беднейшего крестьянства, сказались и на выработке нового курса в «церковной политике». Трудно было отказаться сразу от ставших привычными военно-административных мер ее проведения, так же как и трудно было отказаться от видения в религиозно-церковных организациях «политических Противников». В ноябре 1920 г. некоторые «сектантские» объединения обращались в Совнарком с просьбами об изменении декрета об отделении церкви от государства, в частности — предоставлении религиозным обществам прав юридического лица, разрешении ведения благотворительной и иной социальной деятельности, приобретении в собственность зданий и другого имущества. Все эти предложения были признаны преждевременными. Груз военно-коммунистического прошлого, психологии политической борьбы с церковью, сказался и при проведении кампании по вскрытию «святых мощей» и особенно трагически при изъятии церковных ценностей в 1922 г.

В конце 1922 г. Малый Совнарком, ссылаясь на параллелизм в работе НКВД и «ликвидационного» (V) отдела Наркомюста, ставит вопрос об упразднении последнего. И тогда лишь обращение П. А. Красикова к В. И. Ленину предотвратило это решение. И все же логика в предложении Малого Совнаркома была. По существу, лучшие годы V отдела миновали, ибо основная возложенная на него задача отделения церкви от государства и школы от церкви была выполнена. Обстановка требовала поиска новых подходов к развитию государственно-церковных отношений, и реализовывать эту задачу требовалось не усилиями какого-либо одного ведомства, а высшего государственного органа. Именно об этом в ноябре 1922 г. говорил на заседании коллегии Наркомюста Н. Крыленко (зам. наркома юстиции), когда обсуждалась судьба отдела. Обратимся к его словам:

«Полагал бы 5-й отдел в составе  НКЮ упразднить, предложить ВЦИК организовать у себя особую комиссию по церковным делам в качестве руководящего органа советской церковной политики, придав ли в качестве технического аппарата нынешний аппарат 5-го отдела с непременным включением в состав комиссии т. Красикова в качестве постоянного представителя НКЮ».

Реализовано это предложение  тогда не было. Согласно Положению  о Наркомюсте V отдел сохранялся, на него возлагалось общее руководство и наблюдение за проведением в жизнь отделения церкви от государства. И в частности: 1) разработка проектов, издание инструкций и циркуляров в области советской политики по отношению к церковным и культовым объединениям; 2) общее наблюдение за правильным применением декретов об отделении церкви от государства (§ 13 и 65 Конституции), а также закона от 21 декабря 1920 г. об освобождении от службы в войсках по религиозным убеждениям; 3) разработка материалов и данных всех ведомств, имеющих отношение к культам и религиозным объединениям всех направлений.

Однако тогда же, в 1923 г., на местах упраздняются губернские отделы юстиции и действовавшие  при них подотделы и комиссии по введению в жизнь декрета об отделении церкви от государства, а функции, им принадлежавшие, переходят в ведение местных органов НКВД. Тем самым V отдел терял возможность влиять на практическое проведение «церковной политики» на местах. В августе 1924 г. V отдел Наркомюста упраздняется, а его функции передаются Секретариату ВЦИКа. Так завершилась деятельность «ликвидационного» отдела, который, несмотря на многие свои недостатки, внес существенный вклад в дело проведения «церковной политики» Советского государства.

1924—1929гг.

Середина 20-х гг. была переломным временем для страны. Завершилось восстановление разрушенного в годы гражданской войны и интервенции народного хозяйства. Шел поиск путей и методов строительства социализма в одной отдельно взятой стране. Определились первостепенные практические и перспективные шаги на этом пути. Отлаживался механизм взаимодействия союзных республик, накапливался опыт работы общесоюзных органов управления. Существенные изменения происходят и в духовной сфере, где бурно развиваются различного рода инициативы: возникают республиканские и союзные общества, союзы, организации, движения культурно-просветительного, спортивно-оздоровительного и научно-технического характера.

Во всех республиках  Союза произошли качественные изменения в государственно-церковных отношениях. Во-первых, в основном была выполнена буржуазно-демократическая программа в части решения «религиозного вопроса». Во-вторых, наиболее крупные и влиятельные религиозные организации провозгласили и реализовывали в своей деятельности курс политической лояльности к советской власти. В-третьих, накоплен был теоретический и практический опыт регулирования самых различных сторон жизнедеятельности религиозных объединений, их отношений с государственными, общественными, хозяйственными и иными организациями.

Таким образом, объективные  условия сложившейся в стране социально-экономической и политико-идеологической ситуации вызывали потребность и, более того, необходимость во внесении в «церковную политику» союзного государства определенных изменений. Нужно было отказаться от того, что не выдержало испытание временем, и, прежде всего, от обусловленных политикой «военного коммунизма» ограничений деятельности религиозных организаций; выработать новые формы и приемы взаимоотношений государства и церкви. Для продвижения на этом пути напрашивалось: во-первых, формирование органа, ведавшего «церковной политикой» в общесоюзном масштабе, и во-вторых, выработка общесоюзного законодательства о религиозных организациях.

Но, видимо, в руководстве партии и государства не была в полной мере осознана необходимость придания государственно-церковным отношениям качественно нового характера, да к тому же эти проблемы были оттеснены на второстепенный план обостряющимися социально-экономическими проблемами в стране, взаимоотношениями внутри партийно-государственной «верхушки». А потому потенциальные возможности по конструктивному развитию государственно-церковных отношений реализованы не были.

Не был сформирован  общесоюзный орган, ведавший «церковной политикой». Хотя Президиуму ЦИКа СССР и было предоставлено право принимать обязательные для республик решения по принципиальным вопросам деятельности религиозных объединений и духовенства, но на практике оно реализовывалось очень редко.

Отсутствие союзного закона о религиозных организациях приводило к тому, что одни и те же вопросы — о порядке и условиях регистрации обществ и групп, закрытии культовых зданий, налогообложении духовенства, совершении богослужений, обрядов и церемоний, осуществлении религиозной пропаганды и т. д.— разрешались в республиках не только различными ведомствами, но и по-разному. Отсутствовал и общесоюзный учет религиозных объединений, что не позволяло правительству объективно оценивать масштабы и значимость процессов среди верующих и духовенства, затрудняло выработку долговременной «церковной политики».

В РСФСР, после упразднения V (ранее VIII) отдела Народного комиссариата юстиции, государственную политику в «церковном вопросе» определяли ВЦИК (прежде всего его Президиум и Секретариат) и Совнарком (в лице Объединенного государственного политического управления и Наркомата внутренних дел).

ВЦИК разрабатывал и  принимал законодательные акты, инструкции и циркуляры, бывшие руководством к действию для местных органов власти, выносил окончательные решения по таким вопросам, как регистрация и снятие с регистрации обществ и групп, закрытие и дальнейшее использование молитвенных зданий и культового имущества, и некоторым другим.

На НКВД в отношении  религиозных организаций возлагались обязанности: общий надзор за их деятельностью, регистрация (в том числе и уставов) и учет; контроль за исполнением декрета об отделении церкви от государства; выдача разрешений на проведение съездов; пресечение нарушений законодательства о религиозных культах. ОГПУ контролировало политическую сторону деятельности духовенства и органов церковного управления. Следует добавить, что в осуществлении решений ВЦИКа важную роль играли и другие наркоматы: юстиции, финансов, просвещения.

Содержание и характер «церковной политики» впрямую зависели от соотношения основных сил — ВЦИК, НКВД и ОГПУ. Для 1924—1927 гг. характерно примерное равновесие между этими организациями и степень их влияния на «церковную политику».