Автор работы: Пользователь скрыл имя, 13 Декабря 2012 в 09:50, статья
Представлена попытка разобраться в трех вопросах: почему в наше время отдельные ребята становятся верующими, в чем вред религии и как нужно себя готовить к борьбе с ней.
Когда берешь в руки книгу — я это знаю по себе, — хочется скорее узнать, о чем она написана. Вероятно, этот вопрос возник и у тебя. Хорошо, я тебе отвечу: эта книга о нашем общем враге.
Вот ты прочитал слово «враг» и, наверное, сразу представил себе пограничную заставу, ночь, непогоду и человека, который пытается перебраться через границу. С недобрым сердцем идет он в нашу страну.
А может быть, ты вспомнил рассказ о милиционерах или дружинниках, которые задержали преступника?
Но ты не угадал. Враг, о котором я хочу рассказать тебе в этой книге, не крадется тайной тропой. Он не боится суда и милиции, потому что ему не нужно скрываться. Он действует открыто. И все-таки это враг. Враг хитрый. Его не сразу распознаешь. Он, как хамелеон, меняет окраску и ловко приспосабливается к нашей жизни. Но от этого не становится менее вредным или менее опасным.
Этот враг — религия.
Ты, кажется, разочарован. Я даже слышу, как ты возражаешь, может быть, даже усмехаешься:
«Я думал, разговор будет о настоящем противнике. А тут религия! Да кто в наше время верит в бога? Разве что бабушки и дедушки. Вот пусть они и читают эту книгу».
Почти все советские дети растут атеистами. И все-таки иногда приходится слышать или читать в газетах, что в такой-то школе ученик 7-го класса верит в бога. А в таком-то городе юноша, получив аттестат зрелости, поступил учиться в духовную семинарию, а восемнадцатилетняя девушка пошла в монастырь.
Это уже не смешно. Это страшно, когда среди верующих оказываются и молодежь и дети. Тут нельзя сидеть сложа руки и размышлять: как же такое могло случиться? Надо, будто ты услышал сигнал SOS, спешить, мчаться на помощь. Потому что эти люди попали в беду, хотя, может быть, еще и не поняли, что с ними произошло.
Ведь религия затягивает человека незаметно.
Но как помочь ему? Тут одного желания мало.
Чтобы бороться, надо знать врага. А религия, как я уже говорил, — очень хитрый и коварный противник. Не сто и не двести лет — много веков церковники дурманят, обманывают людей. Они научились делать это ловко и тонко. Взрослому человеку и то трудно бывает выбраться из их хитросплетенных сетей. Я не преувеличиваю, поверь мне. Ведь я сам раньше искренне верил в бога, был священником.
Именно поэтому я хочу попытаться раскрыть тебе лицо врага. Только хочу предупредить: сделать это в одной книге очень трудно. Ведь религия — это вера в бога, в ангелов, в нечистую силу, святых, в рай, ад… Это религиозные праздники, обряды, богослужения, почитание всевозможных «святынь» вроде икон, мощей, крестов… Чтобы только перечислить все приемы, которыми церковь старается воздействовать на человека, понадобилась бы целая книга.
Если ты заинтересуешься этим, посмотри на последней странице список антирелигиозной литературы.
А теперь мы с тобой постараемся разобраться в трех вопросах: почему в наше время отдельные ребята становятся верующими, в чем вред религии и как нужно себя готовить к борьбе с ней.
Я родился в 1932 году, но моя судьба, по крайней мере первая половина жизни, во многом отличается от судьбы моих сверстников. Родители мои жили в городе Риге. В те годы Латвия еще не была советской республикой. У власти там стояло буржуазное правительство. Оба мои дедушки были священниками. Одного из них я, правда, уже не застал в живых: он умер до моего рождения. Зато со вторым дедом мы жили в одном доме.
Этот дом стоял совсем близко от церкви, в которой служил дедушка. Из окон нашей комнаты виднелись и церковь, и окружавший ее сквер.
На церковной колокольне висело два колокола: один большой, басистый — в него звонили по праздникам, и маленький — будничный. По тому, в какой колокол звонили, я, просыпаясь по утрам, определял, праздничный сегодня день или нет. В доме было много икон. Они висели везде: в нашей комнате, в столовой, в кухне, даже в передней и кладовой. Перед иконами горели лампады. Верующие считают, что, зажигая лампаду, они доставляют удовольствие богу и его святым. На меня, маленького мальчика, свет лампад действовал по-разному: днем огоньки напоминали веселую иллюминацию, но вечером, особенно если в комнате не горело электричество, мне становилось страшно. Огонек в лампаде горел неровно: он все время мерцал. От этого лица святых на иконах, неподвижные днем, по вечерам будто оживали, начинали двигаться, шевелиться. Казалось, что бог и святые не нарисованные, а настоящие. Иногда мне казалось, что вот-вот они сойдут с иконы и схватят меня. Тогда я начинал разговаривать с ними, как с живыми.
— Боженька, не трогай меня, не обижай. Я слушаюсь маму и папу, не обманываю их, не мучаю свою кошку Муську. Если хочешь, боженька, я буду тебе молиться, как молятся папа и мама.
После этого мне казалось, что бог становился добрее и смотрел на меня не так уж грозно.
Но особенно много икон было в дедушкиной комнате. Большие и маленькие, они занимали всю стену. На одних иконах боги и святые до того были похожи на людей, что казалось, я встречал их где-то на улице; на других были нарисованы «угодники» со страшными, изможденными лицами.
В комнате дедушки всегда горели лампады и пахло ладаном. И еще у моего дедушки было много всяких таинственных вещей: какие-то кресты, книги в золотой оправе, серебряные чашечки, ложечки, кисточки, особые одежды. Меня все это, конечно, очень интересовало.
— Дедушка, а что у тебя на груди висит? — спрашивал я.
— Это, Лешенька, крест святой.
— А почему другие дяди его не носят, а ты носишь?
— Потому что другие дяди — простые люди, а я — священник.
— Что такое священник? — допытывался я.
— Священник — это человек, который служит богу! — с достоинством отвечал дедушка.
— Скажи, а что такое бог? — не унимался я.
— Бог — это такой добрый старичок с большой седой бородой. Он живет на небе.
— А где небо?
— Наверху, над нашей головой.
Я смотрел через окно. По небу плыли только облака самой причудливой формы.
— Деда, а там ничего не видно!
— Правильно, милый Лешенька. Боженьку нельзя увидеть грешными глазами нашими. Он живет высоко-высоко за облаками. Для того чтобы люди не могли смотреть на него, он сделал солнышко. А вот посмотри сюда, на крест. Кого ты там видишь?
— Вижу человечка, который растопырил руки, — внимательно вглядываясь в крохотное изображение на серебряном кресте, отвечал я.
— Это Иисус Христос, сын божий. Злые люди распяли его, повесили на кресте. Ручки и ножки его пробили гвоздями, кровь текла из его ран. Ему было очень больно.
Мне становилось жалко бедного боженьку, с которым люди поступили так скверно. Слезы подступали к моим глазам…
Так с самого раннего детства мне внушали, что бог есть. О нем мне говорили все: дедушка и бабушка, мама и папа. Говорили самые близкие, любимые и уважаемые люди. Могли я им не верить? Ведь в другом они меня не обманывали. «Значит, все рассказы о боге, небе и его обитателях — правда!» — думал я.
Но я не только узнавал о боге. В семье заботились, чтобы я полюбил бога, почитал и боялся его.
Если в день рождения я находил под подушкой игрушку, о которой давно мечтал, мне говорили, что это бог услышал мои молитвы и исполнил мое желание.
При каждом удобном случае мне напоминали, что бог все видит, все знает, а за непослушание наказывает. Постепенно бог стал для меня живым, близким и понятным. Так бывает со всеми искренне верующими. Искренне верующие люди не только признают, что есть бог. Они любят и боятся его, стараются сделать ему приятное, с тем чтобы он помог им. Переживания эти придают особую силу вере. Благодаря им вера становится живой. Живым становится и бог.
Как и все дети, я любил развлечения, игры, забавы.
Не знаю, как ты, а я, играя, обычно подражал тому, что видел. Если я проходил мимо железной дороги и видел поезда, то обязательно, придя домой, начинал строить железную дорогу. Побывав в кино, дома я устраивал представление.
Но в кино меня водили несколько раз в год, в церковь же гораздо чаще. С мамой, с бабушкой, а иногда и с папой мы ходили туда не только каждое воскресенье, но и во время церковных праздников.
Я был очень маленьким и не понимал, что происходит в церкви. Но все, что я там видел, производило на меня сильное впечатление: и слаженное, красивое пение большого хора, и люди в блестящих, необычных одеждах. Они чинно расхаживали, церемонно раскланивались друг перед другом, пели, говорили какие-то непонятные слова…
Возвратясь домой, я старался подражать тому, что видел в церкви. На больших листах белой бумаги я, как умел, рисовал иконы (настоящих мне для игры не давали — грех большой!) и вешал их на спинки стульев. Из разных тряпок делал подобие одежд священника. Брал в руки самодельное кадило — и служба шла полным ходом. Молитв я тогда почти не знал и поэтому бормотал все, что помнил из «священных» слов, не заботясь об их смысле.
Игра заставляла меня, когда я бывал в церкви, внимательно присматриваться и прислушиваться к тому, что я там видел и слышал. Так, без всяких усилий, я постепенно запоминал длинные и пока еще непонятные для меня молитвы. Выучил порядок богослужения. Мне очень хотелось участвовать в настоящей церковной службе.
Однажды, когда у дедушки было хорошее настроение, я осторожно завел с ним такой разговор:
— Дедушка! Можно, я буду прислуживать тебе в церкви?
Бывая в храме,
я видел мальчиков, одетых в стихари
— особые церковные одежды наподобие
рубах с широкими рукавами — и
принимавших участие в
Они у всех на виду. Не просто стоят и молятся, а действуют: зажигают лампады, раздувают кадило и подают его священнику, носят во время службы свечи, держат «священные» книги, читают и поют молитвы. Мне казалось все это очень интересным…
Тебе, конечно, трудно поверить, чтобы мальчишка не нашел себе более увлекательного дела. Но ты забываешь, что я рос в иных условиях. В буржуазной Латвии не было ни детских театров, ни Дворцов пионеров. Не было ни октябрят, ни пионерских отрядов. Мы росли скучно, разобщенно, каждый сам по себе. Церковь была для меня единственным местом, где я мог как-то проявить себя. Всем моим близким и дедушке нравилось мое увлечение церковью. Поэтому, когда я попросил разрешения прислуживать в церкви, он одобрил мое намерение. Но предупредил, что это дело серьезное и нельзя относиться к нему как к игре.
— Помни, Лешенька, — ласково погладив меня по голове, наставительно сказал дед, — алтарь — святое место. Там невидимо присутствует сам бог. Входить в алтарь могут только особо посвященные лица — духовенство. Из простых людей этой чести удостаиваются немногие: те, кто живет праведной жизнью, соблюдает заповеди божий. Если у тебя возникло желание служить богу, значит, сам господь невидимо призывает тебя на это служение. Смотри же, внучек, будь достоин его избрания!
Эти слова глубоко запали мне в душу. После разговора с дедушкой богослужение перестало для меня быть игрой, стало священнодействием. Я поверил, что сам бог выбрал меня из числа многих других детей для того, чтобы сделать своим верным слугой.
Входя в алтарь, надевая на себя «священные» одежды, участвуя в богослужении, я чувствовал себя в особой роли избранника божия. Мне казалось, что я чем-то отличаюсь от других мальчиков, по крайней мере, должен отличаться.
Но чем?
Ответ подсказал мне дедушка: нужно стараться соблюдать «заповеди божий». И я, как мог и умел, старался это делать. Старался больше молиться, постился, старался никого не обижать, слушаться старших.
Я еще больше полюбил церковь, гордился своим участием в службе. Если почему-либо не мог пойти в храм, тяжело переживал. Родители знали об этом и иногда вместо наказания не пускали меня в церковь. Я горько, горько плакал.
Быстро бежали дни, месяцы, годы… Наконец мне исполнилось семь лет. Я пошел в школу, научился читать. И дедушкина комната стала для меня еще привлекательней.
Стоял там старый-старый книжный шкаф. В этом шкафу хранились книги. Мне они казались таинственными, загадочными. Почему — не знаю сам. Наверное, потому, что, когда я был маленьким, дедушка строго-настрого запретил их трогать. Зато я видел, как он в свободное время брал какую-нибудь из этих книг, садился за стол, не спеша надевал очки и погружался в чтение. В это время его старались не отвлекать разговорами.
Конечно, меня интересовало, что же написано в дедушкиных книгах. Не раз я просил его почитать мне вслух, но всегда слышал в ответ: ты еще мал.
И вот теперь я сам мог читать дедушкины книги.
Из них я все больше узнавал о боге. Если раньше я просто верил в боженьку, смутно представляя его себе, то теперь моя вера приобрела большую определенность.
В руки мне попадались и страшные книги, после которых я долго не мог заснуть или просыпался от того, что мне снились кошмары. Это были книги о злой силе, о черте, о сатане. В них яркими красками рисовался ад, где мучаются грешники.
И я верил. Верил глубоко и искренне. Церковь уже крепко держала меня в своих сетях.
Конечно, то, что мы узнаем, видим в раннем детстве, запоминается на всю жизнь. Поэтому религиозное воспитание, которое я получил в семье, надолго запало в душу. Я вырос верующим, окончил Московскую духовную семинарию и академию. Около пяти лет прослужил священником… Да, дорого заплатил я за красивую ложь о боге: почти тридцать лет жизни прошли впустую.