Ответ на последний из поставленных вопросов, казалось бы, ясен: гражданин — самовольный застройщик не должен был иметь права на возмещение, на предоставление иного жилья, да и вообще его поведение может трактоваться как поведение правонарушителя. Но если это так (а иного решения с точки зрения юридической логики быть не может), то как же объяснить одно из положений, выработанных в судебной практике? В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 16 августа 1984 г. (п. 6) говорилось в отношении домов, подлежащих сносу: «Если исполкомом районного, городского Совета народных депутатов до отвода земельного участка для государственных или общественных нужд не было принято решение о сносе такого дома... граждане, если они не имеют иного жилого помещения, с учетом конкретных обстоятельств могут быть выселены с предоставлением другого жилого помещения, отвечающего санитарным и техническим требованиям». Иными словами, в данном случае полного возмещения, такого, которое предусмотрено при наличии у лица права собственности на жилой дом, нет. Но самовольному застройщику все же при указанных обстоятельствах могло быть предоставлено другое жилое помещение, да притом соответствующее техническим и санитарным требованиям. Это юридическое последствие можно объяснить только принимая во внимание факт существования внеправового основания, его реальную социальную силу, столь существенно влияющую на правовое регулирование.

Что же это за основания, напрямую относящиеся к гражданину, к человеку и позитивно влиявшие на правовую действительность даже в условиях советского тоталитарного общества?

Перед нами не что иное, как права человека. Откуда же проистекает столь могучая сила прав человека? И вот здесь пора сделать обобщающий вывод о социальной природе прирожденных прав человека. Ключ к решению данного вопроса кроется в том, что права человека — это именно непосредственно-социальные права. И надо полагать, характеристика прав человека как непосредственно-социальных прав дает достаточно корректное научное объяснение их социальной силы, их места и роли в жизни общества. Можно предположить, что такая характеристика прав человека (освещение которых подчас не идет дальше их оценки как естественных, прирожденных) позволяет перевести их разработку на достаточно прочную, конструктивную научную основу с весьма привлекательной научной перспективой.

К этому нужно добавить и то, о чем ранее уже говорилось: есть довольно весомые аргументы, подтверждающие, что среди обширного комплекса непосредственно-социальных прав на первое место с немалым отрывом от всего другого выдвинулись именно права человека. Ведь права человека (вспомним этот существенный момент) относятся к самым глубоким, первичным естественным основам бытия человека и, что не менее важно, связаны с «мирозданческим» предназначением общества и отсюда с глобальным мировым процессом, все более и более раскрывающим свою силу в современных условиях, с общим движением всего человечества к Свободе.

И эта линия, очевидно, приобретет еще более целенаправленный и интенсивный характер в современных условиях, когда в нашем обществе открылась возможность движения к светскому неидеологизированному гражданскому обществу.

На данном этапе развития общества «вторжение» прав человека в саму ткань правовой системы характеризуется тем, что они начинают приобретать непосредственно юридическое значение.

Уже сейчас в текст Конституции России включены нормативные положения, с достаточной полнотой воспроизводящие основные права и свободы человека, признанные в мировом сообществе.

«Высшая» же точка такого развития, которая, надо надеяться, наступит после фактического утверждения принципов демократии в российском обществе, — это реальное приобретение правами человека значения непосредственного критерия при решении юридических дел в судах, в других юридических органах (в какой-то мере такой практикой отмечены последние годы существования СССР: Комитет конституционного надзора в период его действия, т.е. до 1992 г., имел право выносить решения на основании международных документов о правах человека и в ряде случаев это право активно использовал).

6. Влияние естественного права, и прежде всего прирожденных прав человека (как и в целом непосредственно социальных прав), на действующую юридическую систему — это хотя и существенная, но все же лишь одна из сторон сложного соотношения, точнее, взаимодействия писаного права с духовным, морально-интеллектуальным факторами в жизни общества, людей. Ведь писаное право имеет и другую «ипостась», другое «измерение»: оно выступает также в качестве явления духовного порядка.

Этот вопрос, а также вытекающие из его характеристики иные грани соотношения естественного и позитивного права требуют особого рассмотрения. Им и будет посвящен следующий раздел главы.

7. Ранее отмечалось, что в обществе нужно различать идеальную и фактическую инфраструктуру социального регулирования. К этому теперь нужно добавить, что и в самой фактической инфраструктуре, по-видимому, следует разграничивать два слоя. Во-первых, это инфраструктура социального регулирования, центральным звеном которого является действующее право; а во-вторых, «схема» регулирования, которая определяется доминирующей ролью непосредственно-социальных прав, проявляющихся и через мораль, обычаи, иные регуляторы, и прямо, в самой ткани социальной жизни.

Это своего рода раздвоение фактической инфраструктуры на два слоя, причем так, что оба пни могут быть обозначены с использованием термина «право», подмечено в литературе. Например, В.М. Рейсмен пишет: «Таким образом, перед нами оказываются две нормативные системы: официальная, превозносимая на все лады элитой, и фактически действующая. Неудивительно, что реальное поведение отличается от той и от другой».

Вместе с тем необходимо все же не допускать смешения правового регулирования, связанного с позитивным правом и началами законности (когда действует право как нормативное институционное образование), с регулированием, опирающимся в основном на непосредственно-социальные права. Такое смешение допускает и В.М. Рейсмен, когда утверждает: «Родственные, национальные, религиозные, языковые, профессиональные и прочие группы могут обладать собственными правовыми системами». О «правовых системах» в отношении упомянутых автором групп говорить едва ли возможно