Юридическая сущность разбоя, как формы хищения

В следственной и судебной практике определенные сложности вызывает выявление  грани, отделяющей насилие, опасное для жизни и здоровья, и насилие, не опасное для жизни и здоровья; соответственно по этому признаку проходит отграничение разбоя от грабежа. В одном из определений судебной коллегии Верховного Суда Российской Федерации от 20 июля 1995 г. указывается на следующий пример. Московским районным народным судом Нижнего Новгорода В. осужден по ч. 1 ст. 146 УК РСФСР за разбой. Как указано в приговоре, 17 марта 1994 г. около 22 час. В. в нетрезвом состоянии в подъезде дома напал на К. с целью завладения его имуществом. Схватил его за воротник верхней одежды и ударил головой о лестницу, залез в его карман, в котором находились деньги. Однако К. оказал сопротивление В. Тот бросился бежать, но был задержан потерпевшим и передан работникам милиции. К. причинены легкие телесные повреждения, не повлекшие за собой кратковременного расстройства здоровья.

В данном случае, как нам представляется, действия В. были квалифицированы правильно  как разбой, поскольку по обстоятельствам  дела, хотя насилие как постфактум оказалось не опасным для жизни и здоровья, однако в момент нападения существовала реальная опасность именно такого насилия. Именно поэтому судебная коллегия по уголовным делам Нижегородского областного суда приговор оставила без изменения, равно как и президиум этого же суда. Однако заместитель Генерального прокурора РФ в протесте поставил вопрос о переквалификации действий осужденного с ч. 1 ст. 146 на ст. 15 и ч. 2 ст. 145 УК РСФСР (в редакции Указа Президиума Верховного Совета РСФСР от 3 декабря 1982 г.).

Судебная коллегия по уголовным  делам Верховного Суда РФ 20 июля 1995 г. протест удовлетворила по следующим  основаниям. Вывод суда о том, что  В., ударив К. головой о лестницу, создал реальную опасность для жизни  и здоровья потерпевшего, противоречит материалам дела и показаниям К. Так, К. в судебном заседании показал, что, когда он поднимался по лестнице, его внезапно кто-то сзади сильно толкнул, он не удержался на ногах и упал, при этом головой ударился о ступеньку лестницы, после чего незнакомец пытался завладеть его деньгами. Согласно заключению судебно-медицинского эксперта, от удара при нападении К. были причинены легкие телесные повреждения, не повлекшие за собой кратковременного расстройства здоровья. При таких обстоятельствах считать, что насилие, примененное к К., создавало реальную опасность для его жизни или здоровья, нет оснований. Содеянное В. необходимо квалифицировать как покушение на грабеж, соединенный с насилием, не опасным для жизни и здоровья потерпевшего. Таким образом, поскольку была уточнена фабула преступления (имел место не удар В. К. головой о лестничный марш, а падение последнего от толчка), то, соответственно правильно деяние было переквалифицировано с разбоя на грабеж.

Применительно к угрозе насилием следует отметить, что содержание, характер и степень интенсивности угрозы должно соотноситься со всеми обстоятельствами дела, в том числе, как мы полагаем, с субъективным отношением к этой угрозе со стороны потерпевшего, имеет значение то, насколько серьезной является угроза со стороны лиц, которые ее высказывают или демонстрируют иным образом. И если такая угроза, будь она реализована, действительно могла привести к причинению вреда здоровью, которое охватывается насилием, опасным для жизни или здоровья, то деяние следует квалифицировать как разбойное нападение. При этом, по мнению А.И. Бойцова, угроза должна отвечать следующим характеристикам:

а) нападающий должен угрожать применением именно физического  насилия, а не уничтожением или повреждением имущества потерпевшего и не распространением сведений, позорящих потерпевшего;

б) угроза должна быть действительной, то есть способной, по мнению потерпевшего, быть реализованной и воспринимаемой им равнозначной физическому насилию;

в) угроза должна быть наличной, то есть представляющей опасность в  самый момент нападения.

В целом такая позиция  заслуживает поддержки. Следует  также согласиться с точкой зрения, согласно которой указанные признаки угрозы насилия, опасного для жизни  или здоровья, должны быть дополнены  запугиванием немедленным применением  такого насилия.

Вместе с тем представляется спорной позиция Л.Д. Гаухмана и  С.В. Максимова, которые утверждают, что "угрозой применения насилия, опасного для жизни или здоровья, всегда является устрашение демонстрацией  оружия или предметов, объективно его  заменяющих, а также негодным оружием или его имитацией, если потерпевший воспринимает имитацию как настоящее оружие". Здесь возникает вопрос по поводу угрозы иными действиями, в том числе высказываниями такой угрозы. Авторы дают следующий ответ: "Когда запугивание проявляется в иных действиях либо в словесной форме, либо вытекает из обстановки совершения преступления, то оно признается угрозой насилием, опасным для жизни или здоровья, при условии, что виновный явно устрашает потерпевшего причинением смерти или вреда здоровью, например, грозит убить, выколоть глаза. В таких случаях установление интенсивности угрозы осуществляется из самого ее содержания".

Нам представляется слишком  категоричным утверждение "всегда", поскольку в условиях законодательного отсутствия такого рода понятий (таких, прежде всего, как угроза насилием, опасным для жизни или здоровья) на первый план выступает судебная практика, а она не может иметь категоричной формы, да и в целом это понятие во многом оценочное. Кроме того, указанные авторы делают акцент во второй части проблемы на явное устрашение со стороны виновного, в то время как следует учитывать и восприятие этой угрозы самим потерпевшим.

Г.К. Костров имел в  виду под угрозой прежде всего "запугивание". В.И. Симонов и В.Г. Шумихин под  угрозой применения физической силы понимают "противоправное воздействие, направленное на психику другого лица с целью подавления его сопротивления и подчинения его воли воле виновного путем запугивания применением физической силы".

Ранее была высказана  точка зрения (с которой мы не можем не согласиться), согласно которой угроза в уголовно-правовых отношениях представляет собой "возбуждение у человека чувства тревоги". Обобщающим выводом может быть понимание угрозы как психического процесса. Само собой разумеется, что угроза сопряжена с принуждением. В итоге имеются основания полагать под угрозой применения насилия, опасного для жизни или здоровья, применительно к разбойному нападению психическое воздействие на потерпевшего, выражаемое словесно, жестами, демонстрациями предметов, ассоциирующихся с применением насилия указанной интенсивности, либо в иной форме с целью привести потерпевшего в состояние испуга, страха, тревоги и принудить тем самым совершить нужные виновному действия или бездействия. Аналогичную точку зрения высказывают некоторые современные авторы.

Еще один критерий, отличающий разбой от грабежа, заключается в  сопоставлении моментов осуществления  насилия и непосредственного  отчуждения имущества – при разбое они по временному параметру соприкасаются; если же будет промежуток, достаточный, чтобы полагать, что насилие не было способом завладения имуществом, то квалификация может быть по иной форме хищения чужого имущества (грабежу или вымогательству).

Следовательно, при разбое важное значение приобретает соотнесение момента применения насилия и момента завладения чужим имуществом – эти моменты должны находиться в причинно-следственной связи, а именно насилие должно осуществляться с целью хищения чужого имущества. При разрыве этой причинно-следственной и временной связи действия виновного должны квалифицироваться либо как совокупность преступлений (причинение вреда здоровью плюс грабеж либо причинение вреда здоровью плюс кража) либо как вымогательство.

Следующий состав преступления, наиболее близко стоящий к разбою, – вымогательство (ст. 162, 163 УК РФ). В целом отграничение разбоя от вымогательства вопросов не вызывает и заключается в том, что угроза насилием и реализация угрозы при вымогательстве всегда отстают друг от друга во времени. Если при разбое психическое насилие представляет собой угрозу немедленной расправы над потерпевшим, то при вымогательстве виновный угрожает привести ее в исполнение в будущем, при этом может указываться сравнительно отдаленное время удовлетворения требования вымогателя, момент передачи требуемого может не уточняться вовсе либо предполагается передача имущества вслед за предъявлением требования. Важный момент заключается также в том, что при разбое насилие применяется как способ для завладения имуществом, при вымогательстве насилие, кроме того, может служить как средство мести за отказ удовлетворить незаконные требования со стороны потерпевшего.

При вымогательстве насилие  может выражаться в угрозах физического  насилия, угрозах уничтожения или  повреждения имущества, угрозах  распространения сведений, позорящих потерпевшего и его близких, а равно иных сведений, которые могут причинить существенный вред правам и законным интересам потерпевшего и его близких (ч. 1 ст. 163 УК РФ), а также в применении физического насилия (п. "в" ч. 2 ст. 163 УК РФ). При грабеже и разбое насилие имеет форму физического насилия и угрозы применения физического насилия.

Как видно, два вида насилия  совпадают, поэтому здесь необходимо использовать следующий критерий разграничения. При вымогательстве требование передачи имущества направлено в будущее, но иногда имущество может требоваться в настоящем. При разбое имущество не может изыматься в будущем, соответственно разграничения требуют только те случаи, когда требование передачи имущества применяется в настоящем. В данном случае разграничение проводится по характеру и интенсивности применяемого насилия. Так, разбой и вымогательство могут образовывать совокупность преступлений, когда, применяя насилие, опасное для жизни и здоровья человека, в настоящем, преступник часть имущества требует в будущем, а часть похищает непосредственно до или после причинения насилия.

По этому поводу характерен следующий пример. Х. был признан  виновным в том, что повторно и  под угрозой убийства требовал передачи личного имущества у М., К., Л. Органами предварительного расследования X. обвинялся в том, что 6 июня 1992 г. в период между 16 и 17 час., находясь в состоянии алкогольного опьянения, в парке напал на М. и, угрожая ножом, завладел его наручными часами. После этого он повторно на канале Староминского рыбхоза, с угрозой применения ножа у Л. и К. похитил имущество, завладев металлической цепочкой, кроссовками и импортными наручными часами. Определением судебной коллегии по уголовным делам Краснодарского краевого суда и постановлением президиума краевого суда приговор оставлен без изменения. Заместитель Генерального прокурора РФ в протесте поставил вопрос об отмене судебных решений и направлении дела на новое рассмотрение. В определении судебной коллегии Верховного Суда Российской Федерации от 6 мая 1993 г. указывалось, что районный суд исследование собранных по делу доказательств провел поверхностно, односторонне, некоторым доказательствам не дал должной оценки, ряд обстоятельств, имеющих существенное значение для дела, надлежаще не исследовал. Как показал в судебном заседании X., 6 июня 1992 г. в парке он потребовал от М. снять часы. Когда тот отказался это сделать, он вынул из куртки нож и бросил в землю, сказав, чтобы М. отдал часы. После этого потерпевший выполнил его требование. Затем на канале рыбхоза, угрожая ножом, у одного парня он забрал часы, у другого – кроссовки. Аналогичные показания X. давал и на предварительном следствии. Потерпевшие Л. и К., подтвердив данные ими на предварительном следствии показания, в суде вновь заявили, что X., будучи в нетрезвом состоянии, сорвал с шеи Л. металлическую цепочку, а затем, угрожая избить потерпевших, потребовал у Л. отдать ему кроссовки, а у К. – наручные часы. Испугавшись угроз, они выполнили его требования.

Как разъяснено в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 4 мая 1990 г. "О судебной практике по делам о вымогательстве", решая вопрос об отграничении грабежа и разбоя от вымогательства, соединенного с насилием, следует учитывать, что если при насильственном грабеже и разбое насилие является средством завладения имуществом или его удержания, то при вымогательстве оно подкрепляет угрозу.

Встречаются некоторые  трудности в правоприменительной  практике при квалификации составов преступлений в виде разбоя и убийства (как правило, в форме покушения). Так, Президиум Верховного Суда Российской Федерации в одном из своих определений не признал в действиях осужденных состава разбоя. Органы следствия и суд установили, что виновные договорились завладеть путем обмана квартирой, в противном случае убить хозяина квартиры. Для осуществления задуманного они предложили ему продать им квартиру, но последний отказался. Действуя по намеченному плану, осужденные приехали вместе с ним на берег реки, где распивали спиртное. Когда же он уснул, нанесли ему удары камнями по голове, отчего потерпевший умер. Осужденные завладели ключами от квартиры потерпевшего и впоследствии пытались продать ее различным лицам. Исключая из приговора осуждение по п. "а", "б", "в" ч. 2 ст. 146 УК РСФСР, Президиум указал, что "умысел осужденных был направлен исключительно на лишение потерпевшего жизни с целью завладения его квартирой, но не путем разбойного нападения". Кроме того, осужденные заранее предполагали распорядиться квартирой потерпевшего путем мошенничества.

Также следует добавить, что, на наш взгляд, квалификация содеянного по п. "а", "б", "в" ч. 2 ст. 146 УК РСФСР была неверна и по другим основаниям. Как мы отмечали, недвижимость не может быть предметом разбоя, поскольку в момент нападения  невозможно продать или купить квартиру – для этого необходимы дополнительные юридические процедуры (в частности, регистрация в соответствующем учреждении юстиции), без чего виновные не смогут распорядиться имуществом, что является обязательным признаком хищения. Поэтому здесь скорее всего имело место вымогательство в совокупности с убийством и возможно приготовление к мошенничеству.

При квалификации хищений  чужого имущества, сопрягаемого с убийством, важно установить, имеет ли убийство связь с завладением чужого имущества, в данном случае с разбоем. В этом смысле очень наглядным является уголовное в отношении П. и Р. П. был осужден по п. "а", "в" ст. 102 и по п. "а", "б", "в" ч. 2 ст. 146 УК РСФСР. По этому же делу был осужден Р по п, "а", "б", "в" ч. 2 ст. 146 УК РСФСР и по ст. 210 УК РСФСР.