«Процесс Сократа» гражданская позиция в контексте становления античной личности

 

Свой последний день философ  провел так же спокойно, как и  предшествующие. На закате, оставив  друзей, Сократ удалился на предсмертное омовение. Согласно орфико-пифагорейским  представлениям, омовений это имело  ритуальный смысл и символизировало  очищение тела от грехов земной жизни. Совершив омовение, Сократ вернулся к  друзьям и родным. Наступил момент прощания. Родные получили от философа последние наставления, после чего он попросил их вернуться домой. Друзья остались с Сократом до конца. Когда  принесли цикуту в кубке, философ  спросил у тюремного служителя: - Ну, милый друг, что мне следует  делать? Служитель сказал, что содержимое кубка надо испить, затем ходить, пока не возникнет чувства тяжести  в бедрах. После этого нужно  лечь. Мысленно совершив воздаяние  богам за удачное переселение  души в иной мир, Сократ спокойно и  легко выпил чашу до дна. Друзья его  заплакали, но Сократ попросил их успокоиться, напомнив, что умирать должно в  благоговейном молчании. 

 

Он походил немного, как  велел служитель, а когда отяжелели  ноги, лег на тюремный топчан на спину  и закутался. Тюремщик время от времени  подходил к философу и трогал его  ноги. Он сильно сжал стопу Сократа  и спросил, чувствует ли тот боль? Сократ ответил отрицательно. Надавливая на ногу все выше и выше, служитель  добрался до бедер. Он показал друзьям  Сократа, что тело его холодеет и  цепенеет, и сказал, что смерть наступит, когда яд дойдет до сердца. Внезапно Сократ откинул одеяние и сказал, обращаясь к одному из друзей: "Критон, мы должны Акслепию петуха. Так отдайте  же, не забудьте". Это были последние  слова философа. Критон спросил, не хочет ли он сказать еще что- нибудь, но Сократ промолчал, а вскоре тело его вздрогнуло в последний раз.  

 

Любопытный комментарий  к последним словам греческого мыслителя  принадлежит Ницше: "Я восхищаюсь храбростью и мудростью Сократа  во всем, что он делал, говорил - и  не говорил. Этот насмешливый и влюбленный афинский урод и крысолов, заставлявший трепетать и заливаться слезами заносчивых юношей, был не только мудрейшим болтуном из когда-либо живших: он был столь же велик в молчании. Я хотел бы, чтобы он и в последнее мгновение жизни был молчаливый,- возможно, он принадлежал бы тогда к еще более высокому порядку умов. Было ли то смертью или ядом, благочестием или злобой - что-то такое развязало ему в это мгновение язык, и он сказал: "О, Критон, я должен Асклепию петуха". 

 

Это смешное и страшное последнее слово значит для имеющего уши: "О, Критон, жизнь-это болезнь!" Возможно ли! Такой человек, как он, проживший неким солдатом весело и на глазах у всех,- был пессимист! Он только сделал жизни хорошую мину и всю жизнь скрывал свое последнее суждение, свое сокровеннейшее чувство! Сократ, Сократ страдал от жизни! И он отомстил еще ей за это - тем таинственным, ужасным, благочестивым и кощунственным словом !"¹⁸

 

 

Вывод: Что удивляет в поступках и мышлении Сократа, дак это отсутствие страха и драматизма в его жизни не смотря на гонения и негатив со стороны власти и народа, который в отличии от Сократа не противостоял ей и выбирал более удобный способ жизни - прогнуться. Сократ же напротив, поступал только так, как велит ему его совесть и мироощущение. Именно благодаря Сократу в конечном итоге античное общество вышло в режим демократии.

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава III. «Процесс Сократа» в интеллектуальной традиции гражданского осмысления.

             1.1 Что есть человек, высвечивается в глазах того, кто его любит, ибо подлинная любовь ясна, а не слепа.

Трагический финал Сократа  придал всей его жизни, его словам и делам, учению и личности уникальную цельность и завершенность, неувядаемую  привлекательность. Конец, как говорится, делу венец. Насильственная смерть обрамила все сократовское особым ореолом  неподдельности и высокой правды. Она оказалась одной из тех  сократовских загадок, интерес к  которым пережил античность, средневековье, новое время и сохранился до наших  дней. Став исходным пунктом духовного  шествия Сократа сквозь века, смерть его всколыхнула афинян и приковала  к себе их внимание. Вспоминали пророчество  сирийского мага, предсказавшего Сократу  насильственную смерть. Обсуждали и сократовские слова о возмездии, которое постигнет его обвинителей. Вскоре после сократовской казни, сообщает Диоген Лаэртский, афиняне, раскаявшись в содеянном и считая себя введенными злоумышленно в заблуждение, приговорили Мелета к смерти, а остальных обвинителей - к изгнанию. Сократу же была сооружена Лизиппом бронзовая статуя, которая выставлялась в афинском музее Помпейон.

И воодушевленный этой идеей  праведного возмездия, Диоген Лаэртский (III в. н. э.) много веков спустя посвятил памяти Сократа следующую эпиграмму, приводимую в его книге о знаменитых философах (II, 46):

 Пей на Олимпе  нектар, о Сократ!

 Боги всемудрые  мудрым тебя объявили,

 Твои ж афиняне,  тебе протянувшие яд,

 Сами устами  твоими его и испили.

О наказании врагов Сократа  сообщают и другие древние авторы. Так, по Диодору, обвинители Сократа  были казнены без суда. По сведениям  Плутарха, они повесились, презираемые  афинянами и лишенные ими "огня и воды". По версии ритора Фемистия (IV в. н. э.), Анит был побит камнями.

Возможно, все эти сведения во многом преувеличены и являются последующей исторической данью  прозревших потомков трагической судьбе Сократа. Но, зная склонность его соотечественников  к пересмотру содеянных ими несправедливостей, легко допустить их раскаяние  и в данном случае, тем более что дело было, как говорится, сделано, а раскаяние - не только целительная процедура очищения от вины и ответственности перед казненным, но и форма причащения к его нараставшей славе. Живой Сократ был тягостен и невыносим для современников, но, уйдя из жизни, он возвысился над той суетной игрой страстей и мнений, которой всегда нужны безмолвные кумиры.

Уже вскоре после казни Сократа  устные споры о нем стали дополняться  все разраставшейся литературной полемикой. Значительную активность в этом направлении  развили ученики и последователи  Сократа, которые в модном тогда  жанре "апологии" отстаивали его  взгляды и позицию, правоту его  дела. С подобными "апологиями Сократа" выступили Платон, Ксенофонт и  Лисий, а в дальнейшем также и  стоик Теон из Антиохии, платоник Тео-дект из ликийской Фаселиды, Деметрий Фалерский (IV-III вв. до н. э.). Этот жанр пользовался в древности большой популярностью. И даже много веков спустя ритор Либаний (IV в. н. э.) разрабатывал свою версию защитительной речи Сократа на суде в духе традиций данного жанра.

Антисократовское направление  противопоставило "апологиям" сократиков жанр "обвинения", "обвинительных  речей". Так, в первое послесократовское  десятилетие эту литературную форму  использовал афинский ритор и  писатель Поликрат.

Судя по сохранившимся источникам и сведениям, уже в античных спорах о Сократе успех сопутствовал его приверженцам, сократикам, которые  явно превосходили своих идейных  противников талантом, числом и организованностью.

Особо выдающуюся роль для всемирно-исторических судеб духовного наследия Сократа  сыграла школа Платона. Организованная им в 387 г. до н. э. в зеленом пригороде Афин знаменитая Академия просуществовала более 900 лет, до 529 г. н. э., когда была закрыта императором Юстинианом. От платоновской Академии влияние Сократа тянется в Лицей Аристотеля, к перипатетикам. А мировой платонизм и аристотелизм стали ведущими течениями философской мысли на протяжении всего последующего духовного развития.

Историческая роль Платона в  философском воссоздании духовного  облика Сократа, в изложении, защите и распространении его воззрений  вполне сравнима с тем решающим воздействием, которое оказал сам Сократ на своего ученика, последователя и единомышленника.

В истории древнегреческой мысли  линия Сократ-Платон обозначает не только преемственную связь двух мыслителей, но и их неразрывное  духовное единство, общность их творческого  наследия и вклада в мировую культуру. Сократ и Платон, какими они вошли в историю, во многом неразрывны и невозможны друг без друга. Если без Сократа не было бы того Платона-мыслителя, которого знает история, то и реального Сократа (как человека и мыслителя) история знает во многом благодаря Платону и платоновскому Сократу. И дело здесь, конечно, никак нельзя свести к тому, что Платон - один из основных источников сведений о Сократе: в сфере мысли (и вообще в духовной области) существенный интерес представляет не сам объем сведений об эмпирических фактах (скажем, из реальной жизни и бесед Сократа), а их адекватная "схваченность", понятость и осмысленность - словом, не количество, а качество информации, ее смысл. И ценность платоновских сообщений о Сократе не в том, что их много, и даже не в гениальности их автора, а прежде всего в том, что Платон как мыслитель конгениален Сократу: его философия, особенно в ранний период,- это во многом сократософия, а философствовать и сократствовать, по сути дела, для него одно и то же.

Философское творчество Платона пронизано  сократовским стилем поисков истины, его манерой мышления, пониманием смысла и роли философии в человеческой жизни, постоянной ориентацией философа на воплощенный в Сократе масштабный облик человека, гражданина, философа.

Сократ - ведущий герой мысли  и основное, философски размышляющее лицо в платоновских диалогах. Разумеется, платоновский Сократ не полностью идентичен реальному Сократу, поскольку диалоги Платона - это философские произведения, а не биографические заметки о Сократе и не протокольные записи сократовских бесед. Но подобное неизбежное расхождение продиктовано не только естественным желанием как-то возвысить Сократа или по примеру пифагорейцев приписать учителю все мысли и находки учеников, а главным образом платоновским видением и пониманием жизни и учения Сократа, платоновским стремлением проверить Сократом, как критерием, свои собственные воззрения, пропустить через сократовскую мысль всю обсуждаемую проблематику.

Невозможно, конечно, с абсолютной точностью установить, насколько  соответствует платоновский Сократ историческому, но ясно, что Платон не выдумывал, да и не мог выдумать своего Сократа, но он пытался по-своему понять и философски осветить дела и мысли учителя. И дошедшие до нас достоверные сведения о Сократе и Платоне, совокупность наших знаний об их взглядах подкрепляют доверие к Платону, как к наиболее тонкому и глубокому толкователю взглядов Сократа. Платон увидел и постиг в Сократе многое такое, чего не заметили некоторые другие его слушатели, оставившие сообщения о жизни и беседах Сократа, например Ксенофонт. И сомнения в адекватности платоновского видения Сократа представляются неубедительными.

Трудно поэтому согласиться, в  частности, с версией известного английского философа Б. Рассела, ставящего  под вопрос достоверность платоновского  Сократа. "Его Сократ,- пишет Рассел об этом,- является последовательным и  исключительно интересным характером, какого не смогло бы выдумать большинство  людей; но я считаю, что Платон мог  бы выдумать его. Сделал ли он это па самом деле - это, конечно, другой вопрос"¹⁹.

Некоторые другие исследователи (например, О. Гигон, Э. Дюпреель, И. Д. Рожанский  и др.) с суперкритических позиций  подвергают сомнению вообще все античные сведения о Сократе. Сторонники такого подхода вместе с тем характеризуют  античную сократическую литературу (в том числе и работы Платона) как художественную литературу, а  присутствующего в ней Сократа - в качестве литературного персонажа. Обстоятельней всего такая позиция  развита О. Гигоном, утверждавшим, что  античная литература о Сократе - это "не историческая биография, а вымысел". При этом, помимо всего прочего, упускается из виду, что между крайностями биографии и вымысла возможны многочисленные иные способы, формы и жанры творческой фиксации и передачи достоверной информации.²⁰

Подобный же сверхкритицизм в отношении  античных источников неизбежно ведет  к деисторизации личности и воззрений  Сократа и в конечном счете к отказу от исторического Сократа.

Необоснованность такого подхода  обстоятельно показана во многих прошлых  и современных исследованиях  темы "Сократ и Платон". Ряд  интересных суждений и оценок по данной теме высказан известным немецким философом  К. Ясперсом. Платон, отмечает он, "мыслит как бы в Сократе", и поэтому  невозможно провести "объективную  границу между мыслями Сократа  и Платона"²¹

В целом свою позицию в вопросе  о достоверности платоновских сообщений  о Сократе Ясперс, расходясь с  крайностями сверхкритицизма (О. Гигон  и др.) или некритичного восприятия всех этих сообщений как непосредственной и чистой правды, формулирует следующим  образом: "Что есть человек, высвечивается  в глазах того, кто его любит, ибо  подлинная любовь ясна, а не слепа. То, что Платон увидел в Сократе, это и был действительно Сократ"²²

 

 

 

Но Сократ и Платон, отмечает Ясперс, это "не повторение одного и того же; они полностью различны"¹. Так, Платон в отличие от Сократа не вступил на сократовский "путь мученичества", а ищет другой путь в философии; Сократ в своих политических ориентациях выступает как гражданин Афин, Платон же находится в космополитическом движении к гражданину мира; Сократ философствует непосредственно и сейчас, Платон - опосредованно, обосновывая школу, уча; Сократ - на рынке, Платон - в Академии.²³