"Герой нашего времени" как философский роман

Здесь мы вплотную подходим к аспекту романа, без которого невозможно понять ни смысла эпохи, ни сути образа главного героя: к проблеме фатума, рока, то есть к философской проблематике романа.

Размышления Печорина в "Фаталисте" о вере и безверии относятся не только к трагедии одиночества современного человека в мире. Человек, утратив  Бога, утратил главное - моральные  ориентиры, твердую и определенную систему нравственных ценностей. Система  нравственных запретов, предложенная религией, ничего общего не имеет с  цепью, на которую кто-то посадил  человека. Запретили красть и убивать, пригрозили адом - и человек не крадет и не убивает, сидит тихо. Но вот  сняли цепь и сказали: ада нет, никто тебя не накажет. И индивид  с гиканьем и свистом помчался грабить, убивать и насиловать. Есть ценность в таком понимании религии? Ни малейшей.

Идея Бога - не цепь и не плетка для усмирения инстинктов, это идея духовной потребности самого человека возвыситься над ними, победив  их в себе. Это высшая идея духовного  равенства - ибо каждый человек есть образ и подобие Божие, вне  зависимости от того, Наполеон он или  титулярный советник. Есть один важнейший  нравственный закон, истинный во все  времена: уважение к миру, к людям  начинается с самоуважения. Не с  самовозвеличивания, а именно с самоуважения. Это может быть выражено как почтение к божественной сути человека, а может быть выражено иначе. Но вне зависимости от способа выражения и осознания этого нравственного закона, он - центральный, нравственность начинается с него. Человек, унижающий других, не уважает себя. Его потребность унизить кого-то объясняется именно тем, что только торжествуя над слабым, он ощущает себя сильным: он вымещает на другом собственные обиды на мир. Ощущение внутренней ущербности, духовной неполноценности - вот что приносит отсутствие самоуважения. Это психология раба, психология духовного рабства. От этого рабства и бежит человек ко вседозволенности, стремится к разрушению, ибо созидание невозможно без внутренней свободы.

       Удивительно,  что Печорин понимает этот  закон, в то же время не  осознавая его важности, не видя  в нем истоков своей трагедии. Вспомните его размышления: "Зло  порождает зло; первое страдание  дает понятие об удовольствии  мучить другого..." [7]. Вдумаемся: весь мир, окружающий Печорина, построен на законе духовного рабства - мучают, чтобы получить удовольствие от страданий другого. И несчастный, страдая, мечтает об одном - отомстить, унизить не только обидчика, но и весь мир. Зло порождает зло не само по себе, но в мире без Бога, в обществе, где попраны нравственные законы, где только угроза юридического наказания как-то ограничивает разгул вседозволенности. "Я иногда себя презираю... Не оттого ли я презираю и других?.." Так Печорин вплотную подходит к разгадке тайны своих мучений - но не принимает истину. Человек, которому смешны "наивные верования" предков, отказывается от истины нравственного самоограничения, от идеи Высшего Суда.

Лермонтов приводит своего героя, отказавшегося судить себя, к  полному поражению. Печорин постоянно  ощущает свою нравственную ущербность: он говорит о двух половинах души, о том, что лучшая часть души "высохла, испарилась, умерла" [13]. Кокетничая с княжной Мери, он увлекается и произносит искреннее, страшное признание: "Я сделался нравственным калекой..." Вот истинная трагедия Печорина: ощущая свою духовную неполноценность, он не видит ее причин, обвиняет мир, людей и время в своем духовном рабстве. И попадает в замкнутый круг.

Задумаемся, почему Печорин  так безумно дорожит своей  свободой: "Я готов на все жертвы, кроме этой; двадцать раз жизнь  свою, даже честь поставлю на карту... но свободы моей не продам. Отчего я  так дорожу ею?" В самом деле - отчего? И почему свободу Печорин  понимает так упрощенно: как свободу  от брачных уз, свободу от дружеских  привязанностей? Да потому что истинной свободы - свободы духовной - он не знает.

Печорин так стремится  к свободе, потому что он не свободен, духовно закрепощен. Он ищет свободу, но ищет "не там": в одиночестве, в бесконечных скитаниях, то есть находит лишь внешние атрибуты свободы. А поиск внешней свободы заведомо безрезультатен, пока не обретена внутренняя, духовная свобода.

Бездомность, неприкаянность Печорина и бессмысленная смерть на пути из Персии – вот тот духовный крах, полное фиаско, к которому приводит автор своего героя. Ибо не дано человеку судить себя по иным нормам, кроме общечеловеческих, ибо путь двойной нравственной нормы, путь вседозволенности бесплоден, это путь к духовному опустошению, к духовной смерти. Неслучайно ведь, осмысливая трагедию эпохи, Гоголь пишет поэму "Мертвые души" [22].

Понять себя человек не может, пока он не определит назначение своей жизни и человеческого  существования вообще. «Журнал Печорина»  наполнен размышлениями о смысле жизни, о взаимоотношениях личности и общества, о месте человека в череде поколений, о роли в истории человечества. Композиционно эту тему завершает глава «Фаталист», насыщенная философской проблематикой: и социальные, и психологические вопросы в ней осмысливаются с философских позиций.

Основная черта характера  Печорина – рефлексия, то есть самопознание. Он постоянно анализирует свои мысли, поступки, желания, симпатии и антипатии, пытаясь раскрыть корни добра и зла в одном человеке: «Я иногда себя презираю ...не оттого ли я презираю других...», «зло порождает зло», «А что такой счастье?.. если б все меня любили, я в себе нашел бесконечный источник любви» [9]. Нет истинной личности без глубины самоанализа. Но рефлексия Печорина гипертрофирована. Не имея возможности реализовать себя в настоящем, реальном деле, не «угадав» своего «назначения», все «силы необъятные» души он направил на самопознание. И рефлексия уродует душу Печорина, искажает развитие личности. Настойчиво возвращается он к мысли о деформированности собственной психики. Он говорил, немного кокетничая, княжне Мери о двух половинах своей души. Эта же мысль в беседе с Вернером перед дуэлью выражена гораздо более четко и жестко, без тени романтических затей: «Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его».

Для понимания образа Печорина важно сопоставить две его  самохарактеристики. Одна предельно  романтична: «Я как матрос, рожденный  и выросший на палубе разбойничьего  брига; его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети  ему мирное солнце...» [13]. Так объясняет он свой отказ от «тихих радостей» брака с княжной Мери, свою неспособность обрести семейное счастье под «мирным солнцем». Но все гораздо сложнее: подводя итоги жизни в ночь перед дуэлью, Печорин сказал о себе жестко и определенно: «Я - как человек, зевающий на бале, который не идет спать лишь потому, что еще нет его кареты» [4]. И обе эти самохарактеристики верны! Ибо «человек, зевающий на бале», не мог появиться ниоткуда, не мог возникнуть на пустом месте. Душа, родственная бурям и битвам, не может не тосковать от однообразных светских гостиных, вырваться откуда можно лишь в смерть.

«После этого стоит  ли труда жить? а все живешь – из любопытства...». Это «любопытство» и есть главный стержень его жизни; неслучайно по дороге на дуэль Печорин в разговоре с доктором Вернером вернется к этой мысли: «Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки со строгим любопытством, но без участия».

Это любопытство не имеет  ничего общего с любопытством праздного  зеваки: оно активно, оно толкает  Печорина вмешиваться в жизнь  «честных контрабандистов», бесконечно испытывать любовь Веры и дружбу Вернера, добиваться любви Мери, вести смертельную  игру на краю пропасти с Грушницким... Он все время испытывает судьбу. Зачем? Зачем принял пари Вулича, зачем  врывался в хижину, где заперся  пьяный казак-убийца?

«Фаталист» отвечает на все  эти вопросы. Спор о предопределении, с которого начинается эта глава, есть важнейший, центральный вопрос жизни для Печорина. Он ясно и  недвусмысленно сформулирован: «И если точно есть предопределение, то зачем  же нам дана воля, рассудок?» Вот  что мучит Печорина, вот что  заставляет его превращать жизнь  в цепь экспериментов над собой  и окружающими! Навязчиво, неотвязно  стоит перед ним призрак: он играет недостойную «роль топора в руках  судьбы»! Определена ему эта роль свыше или сам он берется за нее? Поэтому Печорин и принимает  пари Вулича: ему важно удостовериться, решит ли его участие судьбу Вулича, погубит ли его вмешательство?

Но в том-то и беда, что  никакие эксперименты не дадут окончательного ответа на вопрос о смысле бытия. Уверенность  может дать только вера. А глубокая вера предков утрачена в век Печорина. Наивная и твердая вера «людей премудрых» смешна в просвещенный скептический век. Но каким чувством собственного достоинства, какой значительностью  наполняла эта вера предков! Как  масштабен был человек! Утратив  веру, люди утратили и этот масштаб, ибо вера в Бога дает человеку и  веру в себя: « ... какую силу воли придавала им уверенность, что целое  небо со своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!..» 

Вера отцов давала человеку уверенность в себе, давала твердые  моральные ориентиры, духовные идеалы, но лишала внутренней свободы, отнимала право на самостоятельность решений. Человек, отказавшийся от этой веры, обретает свободу, а для Печорина личная свобода – высшее благо. Но эта свобода оказывается единственным, чем вообще можно дорожить в мире человеку, ощущающему себя песчинкой, от чьей воли ничего не зависит, чья жизнь и смерть ничего не изменит.

Так космичность лермонтовского мироощущения переплавляется в космичность  Печорина, а лермонтовское бездомье - в печоринскую тягу к разрушению Дома. Ибо для созидания необходима вера, а в раздвоенном сознании «героя нашего времени» для веры нет  места.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Попытаемся дать заключительную оценку философскому роману. «Герой нашего времени» – итоговое произведение Лермонтова, первый русский социально-психологический и философский роман в прозе. Он впитал в себя творчески трансформированные на новой исторической и национальной основе традиции русской и мировой литературы, в изображении «героя века» от «Исповеди» Руссо до «Исповеди сына века» Мюссе, от «Рыцаря нашего времени» Карамзина до «Евгения Онегина» Пушкина. В то же время «Герой нашего времени» – новое слово в литературе. Вместе с «Евгением Онегиным» Пушкина и «Мертвыми душами» Гоголя он стоит у истоков русского романа второй половины XIX в.

Безусловно, значение романа велико для воспитания общественной нравственности. Глубокие философские  мысли способствуют всестороннему  рассмотрению проблемы. Безупречный  поэтический стиль романа делает его чтение увлекательным. Предмет  художественного изучения Лермонтова  – не типичное «дитя века», зараженное его болезнью, а личность, наделенная чертами настоящего героя и вступающая в борьбу со своим веком.

Человек занимает исключительное место в литературе. Его смыложизненные ориентиры – ключ к понимают произведения. Печорин стал своеобразным символом русской культуры, персонифицирующим один из самых противоречивых моментов движения индивидуального и общественного самосознания.

Для разрешения проблемы романа нужно прежде всего поставить  вопрос о том, как и когда, в  каких социально-исторических условиях этот жанр возник, какие и чьи  художественно-идеологические запросы  он собой удовлетворял, каким и  чьим иным поэтическим жанрам пришёл он на смену. В ходе выполнения курсовой работы было определено понятие романа как жанра художественной литературы, произведен анализ истории развития русского романа, описано художественное произведение через призму философского восприятия, изучена история создания романа «Герой нашего времени». В результате работы цель достигнута, задачи выполнены.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список используемой литературы

1. Архипов, В.А. М.Ю.Лермонтов. Поэзия познания и действия. – М.: Московский рабочий, 1965. – 471 с.
2. Афанасьев, В.В. Лермонтов. – М.: Художественная литература, 1991. – 221 с.
3. Белинский В.Г. Полное собрание сочинений: В 13-ти т. М., 1954. Т.8. С.555 угой".
4. Висковатов, Р.А. М.Ю.Лермонтов. Жизнь и творчество. – М.: Современник, 1987. – 494 с.
5. Влащенко, В.Д. Я иду на урок литературы. – М.: Дрофа, 2001. – 544 с.
6. Герштейн Э.Г, «Герой нашего времени» М.Ю.Лермонтова. М.,1976. С.5
7. Золотарева, И.В., Михайлова, Т.И. Поурочные разработки по русской литературе первой половины XIX века. 10 класс 1-е полугодие. – М.: ВАКО, 2003. – 367 с.
8. Золотусский, И.П. Гоголь. Лермонтов. Жуковский. – М.: Правда, 1986. – 48 с.
9. Иванов, С.В. М.Ю.Лермонтов. Жизнь и творчество. Пособие для учителя. – М.: Просвещение, 1964. – 398 с.
10. Кормилов, С.И. Поэзия М.Ю.Лермонтова. – М.: Изд-во МГУ, 1997. – 128 с.
11. Кузнецова, А.В. Концепт счастье в семантическом пространстве лирической поэзии М.Ю.Лермонтова // Русская словесность. – 2003. - №7. – С. 28-32.
12. Леонов, С.А. К изучению поэзии М.Ю.Лермонтова в IX и X классах // Литература в школе. – 1999. - №7. – С. 5-14.
13. Лермонтов М.Ю. в воспоминаниях современников. – М.: Художественная литература, 1989. – 672 с.
14. Лермонтов, М.Ю. Сочинения: в 2 т. – М.: Правда, 1988. – 1 т. – 719 с.
15. Лотман, Ю.М. «Расстались мы; но твой портрет …» / Лотман, Ю.М. О поэзии и поэтах. – СПб.: Искусство-СПБ, 1996. – С. 163-173.
16. Максимов, Д.Е. Поэзия Лермонтова. – М. – Л.: Наука, 1964. – 266 с.
17. Соловьев, В.С. Философия искусства и литературная критика. – М.: Наука, 1991. – С. 386.
18. Справочные материалы. М.Ю.Лермонтов. Лирика. – М.: Дрофа, 1998. – 190 с.
19. Тамарченко Д.Е. Из истории русского классического романа. М.-Л., 1968. С.68
20. Удодов Б.Т. Роман М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени». М.,1989. С.З
21. Удодов, Б.Т. Художественная индивидуальность и творческие процессы. – Воронеж, 1973. - 198 с.
22. Федоров, А.В. Лермонтов и литература его времени. -  Л.: Художественная литература, 1967. – 326 с.
23. Шанский, Н.М. Непосланное послание // Литература в школе. - №8. – С. 16-17.
24. Эйхенбаум, Б.М. Статьи о Лермонтове. М.: Наука, 1961. – 231 с.