Общая характеристика терроризма

Нередко понятие террор и  терроризм употребляются как  синонимы. Мы видим, что терроризм  – это преступление, совершаемое  над группой людей с умыслом  достижения определённых целей. Террор – способ действия любого субъекта (государства, организации, физического лица) с использованием силы, угрозы, возбуждения страха как массовое насилие, например, «война», «агрессия». То есть террор – массовое насилие, применяемое в основном субъектами власти, и в связи с этим существуют понятия «идеологический террор» и «государственный террор», «административный».

Вывод: Таким образом, наибольший интерес представляет деятельностная характеристика современного терроризма. Так, в содержательной стороне деятельностной грани проявляется совокупность следующих элементов: субъекты и объекты терроризма, мотивация, насильственно-устрашающие действия (их угроза), использование информационных технологий для трансляции своих идей населению и правительству для принуждения их к принятию решений в своих интересах, средства и способы воздействия, результаты. В качестве субъектов современного терроризма (активного деятеля террора, воспринимаемого как «субъект действия») могут выступать: государство, его специальные службы, международные или национальные террористические организации, политические течения и экстремистские партии, группы граждан и отдельные лица, стремящиеся достичь своих целей с применением террористических средств.

Если перечисленные субъекты с полным основанием следует относить к активным, то следует назвать и пассивных субъектов, которые не демонстрируют сами актов устрашения и не участвуют в насильственных действиях, но оказывают содействие и поддержку активистам, порой демонстрируя и нейтралитет в отношении совершившихся террористических действий.

Объектами современного терроризма (т.е. тем, что противостоит субъекту, на что направлена его деятельность) могут быть как отдельные лица (политические, духовные лидеры и абсолютно непричастные люди), так и группы людей, объединенных общим признаком (народности, классы).

§ 2. Особенности  уголовно-правовой квалификации терроризма.

Борьба с терроризмом  как с социально-политическим явлением в России имеет давнюю историю, и  на всем ее протяжении в качестве главного правового инструмента использовалась правовая квалификация террористической деятельности как уголовно наказуемых деяний. В развитии упомянутой квалификации можно выделить три периода: царский, советский и постсоветский.

Законодательство царской  России не содержало правовой квалификации терроризма как преступления. В то же время уже в Судебнике царя и великого князя Иоанна Васильевича 1550 г. была предпринята попытка установить самостоятельную ответственность за совершение государственных преступлений. Так, в п. 61 Судебника предусматривалось, что "государственному убойце живота не дати, казнити смертною казнею"¹². В дальнейшем Российское государство совершенствовало свое законодательство с учетом преобразований, происходивших в Европе. Так, в XIX в. Устав уголовного судопроизводства допускал изъятия из общего порядка судопроизводства в отношении определенных категорий дел. К ним относились и дела о государственных преступлениях¹³. В соответствии с п. 204 Устава дела о таких преступлениях были подсудны Судебным палатам или Верховному уголовному суду¹⁴. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных предусматривало разделы о преступлениях против жизни, здоровья, свободы и чести частных лиц¹⁵, а также нанесении увечий, ран и других повреждений здоровью¹⁶, в соответствии с которыми, как правило, и наказывались лица, совершившие деяния, внешне схожие с терроризмом. Наряду с этим был предусмотрен раздел "О преступлениях против Священной Особы Государя Императора и Членов Императорского Дома". Так, ст. 241 Уложения предусматривала, что "всякое злоумышление и преступное действие против жизни, здоровья или чести Государя Императора и всякий умысел свергнуть его с Престола, лишить свободы и Власти Верховной, или же ограничить права оной, или учинить священной особе его какое-либо насилие, подвергают виновных в том: лишению всех прав, состояния и смертной казни"¹⁷. Таким образом, появляется термин "политический преступник", под которым понимался человек, "вступающий в борьбу с правительством, стремящийся к унижению господства Капитала и созданию царства Труда"¹⁸, однако законодательно закреплено это не было, что имело негативные последствия¹⁹.

После восстания декабристов  в 1826 г. была создана тайная полиция, в функции которой входил сбор сведений о сектантах и раскольниках, наблюдение за лицами, состоящими под  надзором полиции, а также за иностранцами. Она взяла под жесткий контроль творческую интеллигенцию, включая  театральную, средства массовой информации и издание литературных произведений. Так, в России изначально был отдан  приоритет организационно-профилактической работе по делам о государственных  преступлениях с использованием специальных сил и средств.

На активизацию терроризма в России в конце XIX в. власти отреагировали  созданием военно-полевых судов, в ведение которых были переданы все дела о политических убийствах  и иных насильственных действиях  в отношении должностных лиц (раньше эти дела рассматривались в судах  присяжных), которым вменялось рассматривать  дела незамедлительно на закрытых процессах, а апелляции не принимать²⁰. В этом случае власти задействовали уже более широкие организационно-правовые механизмы.

После экономического и политического  кризиса 1903 - 1906 гг. в России, несмотря на то, что социально-политические причины  терроризма не были ликвидированы, а  выработка правовой квалификации самого преступления никого не интересовала, царское правительство смогло переломить ситуацию и на время покончить с оппозиционным терроризмом. Как представляется, этому способствовал широкий комплекс чрезвычайных средств, который включал прежде всего принятие мер административного и правового характера. За короткий срок были изданы законы об усилении уголовной ответственности военнослужащих за государственные преступления, об усилении ответственности за распространение среди войск противоправительственных учений и суждений и о передаче дел по данным преступлениям в ведомство военных и военно-морских судов, а также о предоставлении генерал-губернаторам права создавать особые военно-полевые суды, рассматривавшие дела без производства предварительного дознания, без допроса свидетелей, без права кассации и без конфирмации (утверждение высшей властью судебного приговора) приговора.

Аналогичным образом поступило  советское правительство после  революции 1917 г. На первом этапе этого  периода уголовное законодательство также не определяло ни состав терроризма, ни его формы, ни само понятие. Так, Постановление Совета Народных Комиссаров от 5 сентября 1918 г. "О красном терроре", по своей сути являясь формой чрезвычайного законодательства, не определяло нормативного содержания и механизма правового регулирования в данной сфере, а использовало террор в качестве ответной меры по аналогии с событиями во Франции (Декреты Конвента о подозрительных от 17 сентября 1793 г. и Национального конвента, реорганизующего революционный трибунал²¹, от 10 июля 1794 г., Постановление Парижской коммуны о том, кого считать подозрительным, от 10 октября 1793 г.).

Второй этап этого периода, когда, собственно, впервые и появляется правовая регламентация террористических посягательств как преступных деяний, следует датировать вступлением  в силу Уголовного кодекса Р.С.Ф.С.Р. 1922 г., ст. 64 которого устанавливала  ответственность за "организацию  в контрреволюционных целях террористических актов, направленных против представителей советской власти или деятелей революционных  рабоче-крестьянских организаций, а  равно участие в выполнении таких  актов, хотя бы отдельный участник такого акта и не принадлежал к контрреволюционной организации", а также за укрывательство и пособничество (ст. 68) и недонесение (ст. 89) в связи с подготовкой террористического акта²². Законодатель четко определил цели террористического деяния и социальную принадлежность объекта террористических посягательств, подчеркнув политическую сущность терроризма, однако состав террористического акта или терроризма как преступлений не раскрывался. Таким образом в этот период появились первые специальные акты - предвестники тех моделей правового регулирования, которые будут приняты позднее.

Статья 58.8 Уголовного кодекса  РСФСР 1926 г. фактически воспроизводила диспозицию указанной ст. 64, за исключением  положения о контрреволюционных целях. Одновременно ст. 58.11 в качестве преступной определялась всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению террористического акта, а равно участие в организации, образованной для совершения террористического акта²³. При этом Уголовно-процессуальный кодекс²⁴, исходя из названия гл. 33 и положений ст. 466, всю организационную деятельность в смысле ст. 58.11 Уголовного кодекса именовал террористической организацией. Несмотря на все свои недостатки, это была первая законодательная фиксация определения террористической организации как она тогда виделась. Однако сама диспозиция состава террористического акта как уголовно наказуемого деяния отсутствовала, что не могло не сказываться на качестве судопроизводства.

Третий этап советского периода  начинается с принятия Уголовного кодекса  РСФСР 1960 г., который впервые описал диспозиции террористических преступлений (также при отсутствии дефиниции  терроризма). В качестве таковых  рассматривались террористический акт и террористический акт против представителя иностранного государства (ст. 66, 67), под которыми понималось убийство (причинение тяжких телесных повреждений) представителей властей по политическим мотивам или представителей иностранного государства с целью провокации войны или международных осложнений. Одновременно при совершении преступлений, связанных с террористической деятельностью, могла осуществляться квалификация по совокупности преступлений за бандитизм, захват заложников и т.д. Такой подход не позволял в полной мере учитывать  специфику преступлений, связанных  с террористической деятельностью, однако в отсутствие питательной  среды для серьезных террористических угроз существовавшие правовые инструменты  представлялись достаточными.

1994 г. можно считать  началом отсчета первого этапа  постсоветского периода уголовно-правовой  квалификации терроризма. Тогда Уголовный кодекс 1960 г. был дополнен ст. 213.3 "Терроризм", которая впервые, пусть и недостаточно квалифицированно, ввела его определение: совершение в целях нарушения общественной безопасности либо воздействия на принятие решений органами власти взрыва, поджога или иных действий, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного вреда, а равно наступления иных тяжких последствий.

В конце XX в. терроризм претерпел  серьезные изменения, что, однако, не повлекло адекватного реагирования со стороны российского законодателя, хотя отдельные сдвиги все же произошли. Уголовный кодекс Российской Федерации 1996 г. (далее - УК), также рассматривая терроризм как преступление против общественной безопасности, расширил его состав. Статья 205 УК ("Терроризм"), расположенная в гл. 24 "Преступления против общественной безопасности", определяла терроризм как совершение взрыва, поджога или иных действий, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, если эти действия совершены в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения либо оказания воздействия на принятие решений органами власти, а также как угрозу совершения указанных действий в тех же целях. Технико-юридическое исполнение диспозиции данной статьи, как, впрочем, и предшествовавших, имело серьезные погрешности, на что указывали многие исследователи²⁵. В частности, серьезное сомнение вызывала обоснованность отнесения устрашения населения к категории целей терроризма, поскольку устрашение играет роль инструмента для достижения целей терроризма, а не является самой целью. Вызвали состояние ужаса, запугали. Что дальше? Спряталось население по домам, сидит, ждет, чем все закончится. Этого хотели террористы? Нет, цель террористов - заставить правительство, организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения, а страх, ужас - это способ воздействия через население на органы власти, чтобы устрашенное население своим поведением заставило, вынудило эти органы совершить или не совершить те или иные действия, выгодные террористам.

Волна терроризма, захлестнувшая  Россию, вынудила законодателя расширить  сферу правового регулирования  противодействия терроризму, включив  в нее не только уголовно-правовые вопросы, но и целый ряд других (режим контртеррористической операции, преступления террористического характера, террористическая деятельность и др.), ранее не подвергавшихся правовому  регулированию. С принятием Федерального закона "О борьбе с терроризмом" 1998 г. начался второй этап постсоветского периода. Этот Закон определил терроризм как насилие или угрозу его применения в отношении физических лиц или организаций, а также уничтожение (повреждение) или угрозу уничтожения (повреждения) имущества и других материальных объектов, создающие опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, осуществляемые в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения, или оказания воздействия на принятие органами власти решений, выгодных террористам, или удовлетворения их неправомерных имущественных и (или) иных интересов; посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или политической деятельности либо из мести за такую деятельность; нападение на представителя иностранного государства или сотрудника международной организации, пользующихся международной защитой, а равно на служебные помещения либо транспортные средства лиц, пользующихся международной защитой, если это деяние совершено в целях провокации войны или осложнения международных отношений.

Закон не корреспондировался с соответствующими нормами УК в  части определения понятия терроризма и связанных с ним преступлений, а также содержания террористической деятельности. С принятием данного  Федерального закона в отечественном  законодательстве сложилась парадоксальная ситуация: одновременно действовали  две законодательно закрепленные нормы, определяющие терроризм и содержащие разные его дефиниции. Кроме того, Закон относил преступления, предусмотренные статьями УК: 205 (терроризм), 206 (захват заложника), 207 (заведомо ложное сообщение об акте терроризма), 277 (террористический акт), к преступлениям террористического характера. Так, юридически "терроризм" превратился в "преступление террористического характера". К этому следует добавить непоследовательность отечественного законодателя в обращении с терминологическим аппаратом. В УК использовалось понятие "террористический акт", а в Федеральном законе - "террористическая акция". Хотя ст. 28 Закона предусматривала приведение уголовного законодательства в соответствие с данным Законом, однако этого сделано не было.

Главным недостатком представляется то, что Закон рассматривал терроризм  не как социально-политическое явление  в целом, а только отдельные его  проявления, ограничиваясь при этом репрессивной направленностью в  ущерб превентивным методам. За рамками  терроризма по смыслу его определения  остались деяния, не связанные непосредственно  с совершением террористической акции, например пропаганда его идей, вербовка, вооружение, обучение террористов  и ряд других аспектов. На это  обстоятельство указывалось в заключении Президента Российской Федерации на проект Федерального закона "О борьбе с терроризмом"²⁶.

В качестве террористического  акта рассматривалось посягательство только на жизнь государственного или  общественного деятеля, совершенное  в целях прекращения его государственной  или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность (ст. 277 УК). Вместе с тем, исходя из положений  ст. 12 Конституции Российской Федерации, определяющей, что органы местного самоуправления не входят в систему  органов государственной власти и, следовательно, их руководители не являются государственными деятелями, в соответствии с диспозицией ст. 277 УК совершение террористического акта в отношении таких лиц было "невозможно" в принципе. Кроме того, прекращение государственной или иной политической деятельности конкретного лица может быть целью преступного посягательства, совершаемого не только в интересах терроризма, но и исходя из коммерческих интересов либо из мести, не связанной с государственной или политической деятельностью данного лица. Однако в силу диспозиции ст. 277 УК это должно квалифицироваться как террористический акт.