Человек в английской классической школе

И те и другие явно находились под впечатлением позитивисткой  «смены вех» в гносеологии и методологии  естественных наук, де анализ в категориях причины–следствия или сущности–явления уступал место исследованию функциональных взаимосвязей.

Главным новшеством объективистов  явился переход к ординалистской версии теории предельной полезности, а главным техническим приемом  – построение кривых безразличия, которые, о крайней мере на первый взгляд, никак не связаны с той или  ной концепцией человеческой природы.

В теории Хикса основные положения маржинализма, частично выводимые  ранее из гедонистической природы  человека, были представлены в виде аксиоматически заданных свойств кривых безразличия: гладкости, непрерывности, выпуклости. Хикс не стал опровергать  гедонистическую концепцию человека, он просто утверждал, что теорию цены можно сформулировать без ее участия. Модель человека Хикса – это модель действия (выбора), не включающая предшествующие ему мотивы и размышления. Переход  от количественной к порядковой полезности, от объяснения причины выбора к регистрации  факта выбора позволил снять с  повестки дня вопрос о содержании максимизируемой экономическим  человеком функции (полезность, деньги, богатство или что-либо другое). При  этом Хикс смог отказаться даже от принципа убывающей предельной полезности –  первого закона Госсена. Если между  различными вариантами существует только порядковая иерархия и нет количественной соизмеримости, то предельную полезность вычислить невозможно. Индивиду, таким  образом, «разрешено» иметь не только убывающую, но даже и возрастающую функцию  полезности при условии, что она  распространяется на все блага. Такое  переформулирование основ маржинализма, перевод их на «объективный» язык помогло маржиналистской теории избавиться от упреков в гедонизме  и занять лидирующие позиции в  западной экономической науке.

Продолжателем традиции Парето–Хикса был создатель теории выявленных предпочтений П. Самуэльсон. Потребитель  у Самуэльсона не обязан максимизировать  полезность с помощью рациональных вычислений. Он просто делает последовательный непротиворечивый выбор, предпочитая  один вариант другому. Но Самуэльсон доказал, что соблюдение условий  непротиворечивости выбора эквивалентно максимизации некоторой функции. При  этом не имеет значения, что именно максимизируется: деньги, богатство, полезность (своя или чужая).

Важно то, что акт предпочтения, выбора можно (в принципе) наблюдать  в отличие от метафизической полезности, и, таким образом, данная теория претендует на то, чтобы удовлетворить строгим  критериям научности, предъявляемым  логическим позитивизмом.

Таким образом, получивший наибольшее распространение способ преодоления  гедонизма в экономической теории заключался в переходе от причинно-следственного  анализа сущности цен – ценности к функциональному анализу самих  цен; в полном отказе от понятия полезности (уже у Хикса вместо нее фигурирует нейтральная норма замещения) или замене ее количественной трактовки на порядковую; в депсихологизации модели человека в экономической теории. Психология уступила место логике. Сфера мотивации исчезает из предмета экономической науки и передается в ведение психологии. Сохраняются лишь правила рационального выбора, которые не вызывают такого протеста, как гедонистическая максимизация полезности.

Однако дальнейшее развитие экономической науки показало, что  победу ординалистского направления  в ней нельзя считать окончательной  и безоговорочной. В рамках теории ожидаемой полезности Дж. фон Нейману  и О. Моргенштерну удалось предложить эмпирическую процедуру определения  количественной (кардинальной) полезности в ситуациях риска. Позднее другие авторы подвергли критике сугубо формальный критерий рациональности как  логической последовательности (совместности) предпочтений и предложили дополнить  его критерием рациональности самих  предпочтений и описанием далеко не однозначных отношений между  действительными целями индивида и  выборами, которые он делает. В развитие этой идеи было предложено восстановить содержательный (гедонистический) критерий экономической рациональности поведения (что не означает восстановления в  правах самой гедонистической психологии).

Макроэкономический  человек в теории Кейнса

Особо следует рассмотреть  модель человеческого поведения, которая  легла в основу кейнсианской революции  в макроэкономической теории. Строго говоря, сами термины «микроэкономика» и «макроэкономика» обязаны своим  появлением кейнсианской революции. До Дж. Кейнса не существовало отдельных  микро- и макроэкономической теорий, имевших отдельные методы исследования. Для того чтобы анализировать  проблемы экономического роста, безработицы, денежного обращения и др., которые  мы сегодня относим к макроэкономическим, представители классической школы  использовали концепцию репрезентативного  индивида, т.е. ту же самую модель экономического человека, что и при рассмотрении цен, распределения доходов и  других микроэкономических проблем. Маржиналистская  революция выдвинула на передний план микроэкономическую проблематику: теорию ценности, цены, распределения  доходов, капитала. Микроэкономическая по сути теория общего равновесия, исследующая  вопрос о возможности, стабильности, параметрах оптимального состояния  всеобщей гармонии в экономике, в  какой-то мере потеснила реальное рассмотрение макроэкономических проблем. Нельзя сказать, что экономисты с 1870-х по 1930-е гг. вовсе не занимались макроэкономическими  вопросами. Существовала достаточно неупорядоченная  совокупность макроэкономических концепций, состоявшая из закона рынков Сэя, количественной теории денег и отдельных теорий цикла (интересно, что в теориях  цикла, в том числе принадлежащих  и корифеям маржинализма У. С. Джевонсу и В. Парето, модель человека значительно  отличалась от микроэкономической меньшей  степенью рациональности, наличием ошибок и иллюзий; наконец, многие макроэкономические вопросы были поставлены в работах  А. Пигу. Однако в целом приходится согласиться с тезисом, что «почти никто из экономистов после 1870 г. не занимался тем комплексом макроэкономических проблем, которые составляли сферу  интересов Кейнса». Объективную  ситуацию, в которой произошла  кейнсианская революция, создала Великая  депрессия 1929–1933 гг.: проблемы массовой безработицы и экономического спада  настолько обострились, что рассматривать  их в рамках предпосылок макроэкономического  равновесия, равенства совокупного  спроса совокупному предложению  и полного использования производственных ресурсов казалось невозможным. От экономистов  потребовался переход на более конкретный, динамический уровень анализа, допускающий  существование неравновесных явлений  на макроуровне.

Естественно, такого рода анализ должен был отойти от модели безупречного «рационального максимизатора», обладающего  совершенным предвидением и полной информацией.

С другой стороны, в рамках макроэкономической теории предположение  о том, что закон больших чисел  сглаживает индивидуальные различия между  хозяйственными субъектами, более уместно, чем в микроэкономике.

Таким образом, модель человека для макроэкономики должна была быть одновременно и более конкретной, и единообразной.

Кроме того, идеология кейнсианства заключалась, как известно, в том, что рыночная система, не способная  самостоятельно поддерживать оптимальное  макроэкономическое равновесие, нуждается  в помощи со стороны государства. Теоретическая система у Кейнса имела прямой выход на экономическую  политику, а это обусловило менее  абстрактный уровень анализа  по сравнению с неоклассической  теорией. Правительственные регулирующие меры должны были ориентироваться на более конкретное представление  о реальных хозяйственных субъектах: предпринимателях, потребителях и биржевых спекулянтах (сыгравших не последнюю  роль в Великой депрессии), их действительных мотивах, психологических свойствах, а следовательно, и возможных  реакциях на ту или иную государственную  политику.

Правда, позиция Кейнса по вопросу об имплицитной модели человека, приемлемой для макроанализа, не всегда выражалась достаточно последовательно, что давало простор различным  и даже противоположным толкованиям. Большинство экономистов основного  течения считали ожидания и другие «психологические» элементы теории Кейнса несущественными отступлениями  от основного содержания «Общей теории занятости, процента и денег»и ограничивались рассмотрением взаимодействия мультипликатора, акселератора и других «объективных»  механизмов. В этом русле развивались  так называемые неокейнсианские  модели экономического роста (Р. Харрод, Е. Домар). Другие, в первую очередь  посткейнсианцы, отстаивая чистоту  теории Кейнса, выдвигали психологические  элементы на первый план.

Чтобы прояснить позицию  Кейнса, обратимся к тексту «Общей теории» и попробуем выделить в нем имплицитную модель хозяйственного субъекта, вернее субъектов. Как известно, центральное место в теории воспроизводства  Кейнса занимает концепция эффективного спроса, величина которого определяет состояние деловой активности, а  значит, и уровень занятости. Эффективный  спрос – это ожидаемый спрос  на некоторый период (величина ex ante), который складывается из потребительского и инвестиционного компонентов. Потребительский спрос зависит  от пропорции, в которой доход  делится на потребляемую и сберегаемую  часть, а эта пропорция в свою очередь определяется «склонностью к потреблению», т.е. функциональной зависимостью между уровнем дохода и его частью, затрачиваемой на потребление. Здесь на сцене появляется знаменитый основной психологический  закон, в существовании которого, по мнению Кейнса, мы можем быть вполне уверены не только из априорных соображений, но и на основании детального изучения прошлого опыта, состоящий в том, что с ростом дохода возрастает удельный вес его сберегаемой части.

В 20-е гг. действительно  было произведено несколько статистических исследований, подтверждающих эту зависимость (правда, большинство исследователей после Кейнса не смогли найти убедительную эмпирическую поддержку существования  основного психологического закона). Однако в тексте «Общей теории» Кейнс  не ссылается ни на какие эмпирические исследования, а обосновывает этот закон аргументами здравого смысла, которые имеют прямое отношение к применяемой им модели человека. Первый из них вводит в анализ фактор привычки и заключается в том, что человек привыкает к определенному уровню жизни и, получив дополнительный доход, по крайней мере первое время не знает, на что его употребить, и увеличивает сбережения. При уменьшении дохода, согласно Кейнсу, зависимость сохраняется: стремясь поддержать привычный уровень жизни, потребитель в первую очередь сокращает сбережения.

Второй аргумент касается иерархии потребностей. Кейнс утверждает, что сбережения удовлетворяют менее  важные потребности человека, чем  покупки, и поэтому, даже если мы абстрагируемся от изменений доходов во времени, удельный вес сбережений всегда будет  выше у лиц с более высоким  уровнем дохода. Таким образом, Кейнс  безоговорочно считал все виды сбережений остатком от дохода после потребительских  расходов.

Между тем сбережения удовлетворяют  и такие важнейшие потребности  человека, как обеспечение в старости, получение детьми высшего образования, страховка «на черный день». Подобные сбережения не могут быть простым  остатком, особенно для людей средних  возрастных групп. В то же время молодежь вполне способна не только проматывать  свои доходы, но и залезать в долги. Далее выяснилось, что рабочие  сберегают, при равенстве доходов, значительно меньше, чем служащие, негры – меньше, чем белые, и  т.д. Сложная социально-возрастная структура  общества, как показали эмпирические исследования, не позволяет описывать  агрегатное потребление и сбережение в рамках априорных предпосылок  здравого смысла, из которых исходил  Кейнс.

Легко заметить, что такого рода аргумент базируется скорее на пирамидальной  модели человека Маслоу, чем на принципе всеобщей замещаемости, принятом в  экономической теории. Кейнс выделяет объективные и субъективные факторы, влияющие на склонность к потреблению. Первая группа отражает воздействие  на человека внешних обстоятельств, но связана с рациональным расчетом, тогда как вторая ограничивается «психологическими особенностями  человеческого характера».

Например, среди субъективных факторов, уменьшающих «склонность  к потреблению», Кейнс называет такие, как «подсознательное желание иметь  в будущем повышение жизненного уровня », «наслаждение чувством независимости  и возможностью принятия самостоятельных  решений», которое дает людям владение деньгами в противоположность их расходованию, «чувство скупости как  таковое» и др. Напротив, стимулами  к потреблению являются «желание пользоваться жизнью, недальновидность, щедрость, нерасчетливость, тщеславие, мотовство».

Между объективными и субъективными  факторами есть точка пересечения. В первую группу Кейнс включает «изменения предполагаемого отношения между  текущим и будущим уровнями дохода». В то же время если «уже теперь можно  предусмотреть, что предстоящее  отношение между доходами отдельного человека или семьи и его (их) нуждами  будет отличаться от отношения, которое  сложилось в настоящее время», то мы имеем дело уже с субъективным фактором.

Однако, как и в подавляющем  большинстве случаев, Кейнс исходит  из заранее заданного фона объективных  и субъективных стимулов к сбережению и потреблению, его неизменности в краткосрочном аспекте. Этот прием  позволяет Кейнсу в дальнейшем оперировать  потребительским спросом только как функцией дохода.

Другая часть совокупного  спроса – инвестиционный спрос –  определяется, по Кейнсу, соотношением между ожидаемой нормой дохода от инвестиций («предельной эффективностью капитала») и нормой процента. В отличие  от потребителей, которые играют в  теории Кейнса относительно пассивную  роль и жестко ограничены в своем  выборе величиной располагаемого дохода, предприниматели осуществляют инвестиции под влиянием не столько прошлых  доходов, сколько ожиданий на будущее. Здесь определяющее значение имеют  долгосрочные ожидания, которые в  отличие от краткосрочных нельзя аппроксимировать фактическими значениями данной переменной.

При этом главную роль в  колебаниях инвестиционного спроса (в частности, циклических) в системе  Кейнса играет именно фактор предельной эффективности капитала, другими  словами, ожидания предпринимателей. Поскольку  неопределенность всегда накладывает  отпечаток на принимаемые инвестиционные решения, предприниматели могут  лишь в незначительной степени исходить из точного расчета; большинство  инвестиционных решений принимается  не из рациональных соображений, а под  влиянием настроения, «спонтанно возникающей  решимости действовать», словом, под  влиянием чисто психологических  факторов. Кейнс утверждает даже, что, «когда жизнерадостность (animal spirit) затухает, оптимизм поколеблен и нам не остается ничего другого, как полагаться на один только математический расчет, предпринимательство  хиреет и испускает дух, даже если опасения предпринимателей совершенно безосновательны». Для формирования инвестиционного спроса, по Кейнсу, существенны все аспекты психологического и даже физического состояния  предпринимателей.

Наконец, третий параметр, определяющий размеры эффективности спроса помимо достаточно стабильной склонности к  потреблению и чрезвычайно мобильной  предельной эффективности капитала, это норма процента. И вновь, излагая  свою теорию процента, Кейнс делает особый акцент на психологическом факторе  – предпочтении ликвидности. Мотив  предпочтения ликвидности выводится  Кейнсом из трех других мотивов: трансакционного (потребность в наличных деньгах  для текущих сделок), мотива предосторожности и спекулятивного мотива (часть резервов держится в ликвидной форме, чтобы  можно было быстро реализовать лучшее по сравнению со среднерыночным знание будущего). Очевидно, что все эти  три мотива связаны с условиями  неопределенности, в которых приходится действовать экономическим субъектам.