Человек в английской классической школе

Таким образом, в отличие  от других маржиналистов Маршалл  предпочитает, чтобы экономическая  теория имела дело не с первичными человеческими потребностями, а  с их денежным выражением. Однако в  своей книге он уделяет большое  место описанию исторического, эволюционирующего  характера потребностей человека и  отмечает решающее влияние производства на развитие потребностей: «Каждый  новый шаг вперед следует считать  результатом того, что развитие новых  видов деятельности порождает новые  потребности, а не того, что новые  потребности вызывают к жизни  новые виды деятельности». В связи  с этим Маршалл полемизирует с  выводом Джевонса о том, что потребление  составляет научную основу экономической  науки.

Принимая в целом освященное традицией сведение труда к тягостным  усилиям, необходимым для получения  будущих удовольствий, Маршалл не может удержаться от такого примечания: «Когда человек здоров, его работа, даже выполняемая по найму, доставляет ему больше удовольствия, чем муки». (Правда, и у Джевонса кривая предельной полезности труда в самом начале идет вверх и лишь потом становится монотонно убывающей и принимает  отрицательные значения). По поводу трудовой мотивации Маршалл отмечает, в частности, что «для полной отдачи в труде нужны три жизненно необходимые вещи: надежда, свобода  и изменения».

Трактовка Маршаллом мотивов  хозяйственной деятельности распространяется и на когнитивные аспекты человеческого  поведения. Принцип непрерывности (natura nоn facit saltum) проявляется здесь в  том, что «существует постепенный  переход от действий "финансового  дельца", основанных на обдуманных, дальновидных расчетах и осуществляемых решительно и искусно, к действиям  заурядных людей, не обладающих ни способностью, ни волей к практичному ведению  своих дел». Маршалл напоминает, что «в обыденной жизни люди заблаговременно  не высчитывают результаты каждого  своего действия», и, следовательно, так  должна их трактовать и экономическая  наука. Чрезвычайно большую роль Маршалл отводит здесь привычке: «Действие диктуется преимущественно  привычкой, особенно когда дело касается экономического поведения». В Приложении А к «Принципам» Маршалл развертывает перед читателем историческую панораму возникновения современной промышленности и предпринимательства, показывая  ее именно через развитие человеческих качеств: независимости, веры в свои силы, способности к быстрым и  продуманным решениям, к прогнозированию  будущего.

Число примеров можно без  труда умножить – автор действительно  стремится отразить в своей работе «человека из плоти и крови». Но этот «реализм» сочетается с постепенно выстраиваемым автором зданием  маржиналистских законов, для формулировки которых, как было сказано выше, необходима модель рационального максимизатора, соизмеряющего стремление к удовольствиям, от которого зависит размер спроса, и необходимые для их достижения тяготы (они регулируют размер предложения). Равенство по силе этих двух мотивов (достижения удовольствий и избежания  тягот) определяет ключевую для маршаллианской теории ситуацию частичного равновесия, равновесия на микроуровне.

Правда, следует отметить, что Маршалл-психолог и Маршалл-практик  часто брали верх над Маршаллом-теоретиком: в книге не слишком активно  используются закон убывающей полезности и другие поведенческие гипотезы маржиналистской теории, за исключением  главы о потребительском излишке (книга III, глава VI), где Маршалл приходил на основе маржиналистской модели к  важным практическим выводам.

Для того чтобы разрешить  противоречие между эмпирией и теорией, Маршалл вводит специальное понятие  «нормальная деятельность», которая, с одной стороны, существует реально, а с другой – достаточно рациональна  и устойчива, чтобы послужить  основой для выведения экономических  закономерностей. «Нормальное действие»  в определении Маршалла – это  «ожидаемый при определенных условиях образ действий членов какой-либо профессиональной группы». Подобное тавтологическое  по характеру определение означает по сути лишь то, что нормальное поведение  тождественно закономерному. Это признает и сам автор, но дать содержательное определение нормального действия ему не удается. При этом он отметает как излишне абстрактную точку  зрения, согласно которой «только  те экономические результаты являются нормальными, какие порождены неограниченным функционированием свободной конкуренции».Такова была, напомним, точка зрения Дж. С. Милля. ошибочно, как отмечает Маршалл, и толкование нормальной деятельности как нравственно правильной (историческая школа).

Маршалл неоднократно подчеркивает относительность понятия нормального  действия: «Нормальная готовность к  сбережениям, нормальная готовность приложить  определенные усилия в целях получения  известного денежного вознаграждения, или нормальное стремление находить наилучшие рынки для купли  и продажи, или подыскать наиболее выгодное занятие для себя и своих  детей – все эти выражения  должны по-разному применяться к  людям, принадлежащим к различным  классам, а также в различных  местах и в различные времена». Строго говоря, «не существует четко  проведенной границы, отделяющей нормальное поведение от поведения, которое  пока приходится рассматривать как  ненормальное». Наряду с этим Маршалл  указывает на экономические сферы, в которых нормальная, предсказуемая  деятельность отсутствует, а значит, и не действует теория частичного равновесия. В качестве такой сферы  Маршалл называет процессы монополизации  и операции на финансовых рынках.

Однако в других местах книги Маршалла можно встретить  высказывания о нормальных действиях  людей в более узком смысле слова, которые вполне согласуются  с экономической рациональностью: «Между тем жизненная сфера, которая  особенно интересует экономическую  науку, – это та, где поведение  человека обдуманно, где он чаще всего  высчитывает выгоды и невыгоды какого-либо конкретного действия, прежде чем  к нему приступить». Кроме того, экономическая  теория, по Маршаллу, занимается привычными, традиционными действиями лишь постольку, поскольку «привычки и обычаи почти наверняка возникли в процессе тщательного выявления выгод  и невыгод различных образов  действий».По мнению автора, в сфере  хозяйственных отношений современного капитализма все иные привычки быстро отмирают. (Впоследствии это обоснование  максимизации прибыли посредством  ссылки на естественный отбор получило название тезиса Алчиана).

Таким образом, выгоняя рационального  экономического человека в дверь, Маршалл  был вынужден впустить его через  окно в виде обдуманных действий и  рациональных привычек, иначе его  теоретические выводы теряют свое антропологическое  основание. Однако двойственность модели человека у Маршалла остается непреодоленной. Его имплицитная модель человеческой природы при формулировании экономических  законов в основных чертах совпадает  с маржиналистской моделью. В  то же время эксплицитная модель человека, заявленная Маршаллом в начале своей  книги и обоснованная антропологически, соответствует, скорее, модели классической школы и его собственных описательных глав, чем маржиналистской модели.

В целом концепция экономического субъекта у Маршалла представляет собой  наиболее фундаментальную в истории  экономической науки попытку  соединить реалистическое описание хозяйственного поведения с абстрактными законами, полученными с помощью  упрощенной рационально-максимизационной модели человека. Однако органического  синтеза все же не получилось –  линия законов и линия фактов почти не пересекаются, – и сама его возможность весьма проблематична.

Примерно ту же синтезирующую  и подытоживающую роль, которую сыграл в экономической теории Альфред  Маршалл, исполнил в области эксплицитной экономической методологии Джон Невилл Кейнс. Основное внимание этот автор уделяет сопоставлению  методологии исследования английской классической, немецкой исторической и маржиналистской школ. С одной  стороны, Дж. Н. Кейнс порицает методологическое обоснование экономического человека Дж. С. Миллем, с другой – выступает против экстремизма исторической школы, отвергающей всякую абстракцию вообще. Как и другие представители кембриджской школы, Кейнс-старший твердо стоит на почве антропологического обоснования экономического человека: «Стремление к богатству оказывает на массы людей более постоянное и неизмеримо более сильное воздействие, чем любая другая непосредственная цель». Жизненный опыт подсказывает нам, что концепция экономического человека «приблизительно верно отражает типичное поведение реальных людей в их экономических отношениях». При этом мотивами стремления к богатству могут быть самые разные, в том числе и альтруистические, чувства. Политическая экономия, по мнению Дж. Н. Кейнса, должна предоставить их изучение психологии, а для нее важен только результат подобных мотивов – предпосылка максимизации богатства. В этой связи Кейнс критикует Джевонса за излишнюю опору на психологию. Легко заметить, что позиция Кейнса полностью соответствует высказанной и невысказанной методологии Маршалла.

Универсалисты: Филипп Генри Уикстид, Лайонел Роббинс  и Людвиг фон Мизес

Универсалистская линия  – распространение экономической  модели человека на всю человеческую деятельность, идущая от Госсена и  австрийской школы, была продолжена в Англии лондонскими экономистами Ф. Г. Уикстидом и Л. Роббинсом. В  отличие от кембриджской школы эти  экономисты не шли на компромисс с  классической политэкономией и перестраивали  все здание экономической теории на последовательно субъективистских основаниях. В первую очередь это  относилось к трактовке издержек. У Маршалла издержки производства (денежные и реальные) независимы от полезности. У Уикстида, как и у австрийцев, издержки представляют собой полезность упущенных возможностей.

Что касается проблемы экономического человека, то, по мнению Уикстида, нельзя логически отделить рыночную деятельность человека от других форм рационального  действия. Следовательно, предметом  экономической науки является не определенный вид поведения (как  предполагалось «материальным» определением экономической науки), а определенный аспект любого человеческого действия или даже определенный способ мышления. Уикстид настаивает, что политическая экономия не предполагает человека, движимого  немногими простыми мотивами, а исследует  его таким, каков он есть, но в  его действительном поведении выделяет аспект распределения собственных  ограниченных ресурсов. Ограниченность же ресурсов носит универсальный  характер, потому что ограничено время, которым человек может распоряжаться (момент, который ранее подчеркивал  Госсен). Поэтому вся человеческая деятельность относится к предмету экономической науки.

В области мотивации Уикстид  утверждал, что цели экономического человека вовсе не обязаны сводиться  к стремлению к богатству и  к собственному интересу. Во-первых, богатство как таковое – это  лишь средство для достижения самых  различных целей. Во-вторых, человек  всегда выбирает между богатством и  отдыхом, свободным временем, он может  стремиться к славе, знаниям и  т.д. В-третьих, эгоистический интерес  тоже не обязателен. Экономическая  наука исследует средства достижения любых целей. Для экономического отношения характерно лишь то, что  каждая сторона преследует свой собственный  интерес, а не интерес другой стороны  данной сделки. (Принцип, названный  Уикстидом нон-туизмом от латинских  слов nоn – нет и tu – ты). Причина  в том, что незнакомому нам  партнеру по сделке безразличны наши цели, каковы бы они ни были, мы, естественно, также игнорируем его цели. Таким  образом, экономический человек  обязан преследовать свой собственный интерес только в одном случае – в отношениях со своим контрагентом. Так Уикстид уточнил восходящую к Смиту предпосылку собственного интереса, избавив при этом экономическую науку от обвинений в том, что она изучает лишь эгоистов. Уикстид отстаивал принцип нон-туизма потому, что иначе исход любой сделки (цена) был бы принципиально неопределенным. При этом он не учитывал, что изолированная сделка всегда имеет неопределенный исход, даже если обе стороны не учитывают интересов друг друга. Если же сделка ведется на конкурентном рынке, то даже продавец, делающий покупателю скидку по дружбе, не оказывает этим никакого влияния на рыночную цену.

Маржиналистские законы, которым  подчиняется, согласно Уикстиду, любая  человеческая деятельность, могут осознаваться людьми, а могут осуществляться «слепо или импульсивно». По его мнению, от экономического человека не требуется  сознательной рациональности – она  может проявляться и в неосознанных действиях. Эти автоматические действия, как пишет Уикстид, далеко не безупречны, но сознательному осмыслению и пересмотру они подвергаются только в случае изменения условий, иначе затраты  мыслительной энергии не оправданы. (Идея, которая позднее легла в  основу теории поиска информации Дж. Стиглера и концепции ограниченной рациональности Саймона).

Эксплицитная методология  Уикстида могла дать маржиналистской  теории хороший иммунитет от критики  институционалистов, подчеркивавших искусственность  и нереалистичность экономического человека. Однако эту возможность  заметил и реализовал только Л. Роббинс. Уикстидовский принцип нон-туизма Роббинс переформулирует следующим  образом: «...мое отношение к другому  участнику сделки не входит в мою  иерархию целей. Я рассматриваю его  только как средство». Однако современные  критики экономической теории с  гуманистических позиций поймали  Роббинса на слове и возразили, что  относиться к другому человеку как  к средству и есть самый настоящий  эгоизм, так что оправдать экономического человека с моральных позиций  ему здесь не удалось. Это легко  можно было бы сделать с методологической точки зрения, трактуя модель экономического человека как полезную абстракцию (см. выше о Дж. С. Милле). Роббинс, как  и Уикстид, на словах ее отвергал, однако сам фактически прибегал к методологическим аргументам. Так, подчеркивая, что экономисты не считают денежный выигрыш единственным и даже самым главным фактором при оценке различных вариантов  выбора, Роббинс пишет, что, если в  равновесной ситуации меняется только один денежный стимул, это может  привести к изменению точки равновесия, что заслуживает внимания экономистов. Но сказанное как раз и означает, что применена предпосылка ceteris paribus, а значит, экономисты фактически абстрагировались от других факторов, кроме денежных. По сути это эквивалентно миллевскому  абстрагированию от других человеческих мотивов, кроме стремления к богатству.

Роббинс упоминает и о  таком свойстве экономического человека, как внимание. При очень малом изменении параметров (например, при изменении цены товара на один-два пенса), пишет он, человек может просто не заметить и не прореагировать на него. Изменение величины спроса произойдет, когда изменение цены достигнет некоего воспринимаемого минимума. Это означает, что кривая спроса не может быть непрерывной – тезис, выдвинутый ранее идейным предшественником Роббинса К. Менгером.