Аристотель. Риторика

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 01 Октября 2013 в 19:32, реферат

Описание работы

Отношение риторики в диалектике.
Всеобщность риторики.
Возможность построить систему ораторского искусства.
Неудовлетворительность более ранних систем ораторского искусства.
Что должен доказывать оратор?
Закон должен по возможности все определять сам; причины этого.
Вопросы, подлежащие решению судьи.
Почему исследователи предпочитают говорить о речах судебных?
Отношение между силлогизмом и энтимемой.
Польза риторики, цель и область ее.

Файлы: 1 файл

Аристотель Риторика.doc

— 951.50 Кб (Скачать файл)

случае  он   боялся  бы  его,  а  не  пренебрегал   бы  им,  -  ни  принести

сколько-нибудь значительную  пользу, -  так как в таком случае он постарался

бы  стать  его  другом.  Человек, наносящий  оскорбление,  также  выказывает

пренебрежение,  потому  что  оскорблять значит  делать  и  говорить вещи, от

которых становится стыдно тому,  к  кому они обращены, и  притом [делать это]

не с той целью, чтобы он  подвергся  чему-нибудь, кроме того, что уже  было,

[то есть уже заключалось в  словах или действии], но  с  целью получить самому

от этого удовольствие.

     Люди же, воздающие   равным за  равное, не оскорбляют,  а мстят. Чувство

удовольствия  у людей,  наносящих  оскорбление, является  потому,  что  они,

оскорбляя других, в своем представлении  от этого еще более  возвышаются  над

ними. Поэтому-то люди  молодые и  люди богатые  легко наносят оскорбления: им

представляется,  что,   нанося  оскорбления,  они достигают   тем большего

превосходства.

     Оскорбление связано  с умалением чужой чести, а  кто умаляет чужую честь,

тот пренебрегает, ибо не пользуется никаким почетом то, что ничего  не стоит

- ни в хорошем, ни в дурном  смысле. Поэтому то Ахилл в  гневе говорит:

     ...[Агамемнон] меня  обесчестил:

     Подвигов бранных  награду похитил и властвует  ею.

     И еще:

     ...[обесчестил  меня  перед целым народом  ахейским  Царь Агамемнон], как

будто бы был я скиталец

     презренный.

     Как видно,  именно  за это он гневается. Уважения  к себе люди требуют от

лиц, уступающих им в происхождении, могуществе, доблести и вообще во всем, в

чем один человек имеет большое  преимущество перед другими, например, богатый

перед бедным в деньгах,  обладающий красноречием перед неспособным  говорить,

имеющий  власть перед подвластным  и считающий себя  достойным власти  перед

достойным быть под властью. Поэтому [поэт] говорит:

     Тягостен гнев царя, питомца Крониона Зевса,

     а также

     ... (царь) сокрытую злобу,  доколе ее не исполнит, В сердце  хранит.

     Ведь они сердятся именно  вследствие своего  преимущества. Кроме  того,

[человек имеет притязание на  уважение со стороны лиц], от  которых он считает

себя  в праве ожидать услуг,  а таковы  лица, которым  оказал  или оказывает

услуги он сам,  или кто-нибудь через его посредство, или  кто-нибудь  из его

близких, - или хочет, или хотел  оказать.

     Итак, из вышесказанного  уже очевидно, в каком состоянии  люди гневаются,

и на  кого и за что. Они гневаются, когда испытывают чувство неудовольствия,

потому  что, испытывая неудовольствие, человек  стремится  к чему-нибудь  И,

притом,  прямо  ли кто  противодействует в  чем-либо, например,  жаждущему  в

утолении жажды, или не прямо, он является делающим совершенно то же [то есть

служит  препятствием].  И  если  кто  противодействует  или  не  содействует

человеку,  или чем-нибудь другим надоедает  ему, когда он находится  в  таком

состоянии  [то есть страдает], он сердится на всех этих  людей. Поэтому люди

больные,  голодные,   ведущие  войну,  влюбленные,  жаждущие,  вообще  люди,

испытывающие  какое-нибудь желание  и не имеющие  возможности  удовлетворить

его, бывают  гневливы  и  раздражительны,  особенно  по отношению  к  людям,

которые с  пренебрежением относятся  к  данному  положению, таков,  например,

бывает  больной  по отношению к людям, [так относящимся] к болезни, голодный

по  отношению к людям, так  относящимся  к  голоду, воюющий  по  отношению  к

людям, [так относящимся] к  войне,  влюбленный  по  отношению к  людям, [так

относящимся]  к любви,  и подобным же образом [относится он]  и к другим:

каждый своим настоящим страданием бывает подготовлен к  гневу против каждого

человека. [Сердится человек] и в  том случае,  когда его постигает  что-нибудь

противное  его  ожиданиям,  ибо  то,  что  [постигает  человека]  совершенно

неожиданно, способно  более огорчить его, точно так  же, как человека радует

вещь, вполне неожиданно  случившаяся, если  случилось  именно  то,  чего  он

желал. Отсюда  ясно, какие обстоятельства, какое  время, расположение духа и

какой возраст располагают к гневу, где и когда; и чем больше люди зависят от

этих условий, тем легче поддаются  гневу.

     Итак, вот в каком  состоянии люди легко поддаются  гневу. Сердятся они на

тех, кто над ними насмехается, позорит  их и шутит над ними, потому что  такие

люди  выказывают  пренебрежение  к ним.  [Сердятся  они]  также  на тех,  кто

причиняет им  вред поступками,  носящими на себе признаки  пренебрежения,  а

таковыми  необходимо будут поступки, которые не имеют характера возмездия  и

не  приносят  пользы  людям,  их совершающим,  потому  что [такие поступки],

по-видимому,  совершаются ради  пренебрежения. [Сердимся  мы]  еще  на людей,

дурно  говорящих  и  презрительно относящихся  к вещам,  которым  мы придаем

большое  значение,   как,   например,  [сердятся]  люди,  гордящиеся  своими

занятиями философией, если кто-нибудь так относится  к их философии, и люди,

гордящиеся наружностью, если кто [так относится] к их наружности, и подобным

же  образом и в других  случаях. И  тут [мы  сердимся]  гораздо больше, если

подозреваем, что [того, что  в нас  подвергается осмеянию], в нас или  совсем

нет, или что оно есть в незначительной степени, или же что [другим] кажется,

что этого  в нас нет. Если же мы считаем себя  в высокой  степени обладающими

тем,  из-за  чего над нами  смеются,  тогда мы  не  обращаем внимания  [на

насмешки].  И  на  друзей  [в  таких  случаях  мы  сердимся] больше,  чем  на

недругов, потому что  считаем более  естественным видеть с их стороны  добро,

чем  зло.  [Сердимся  мы]  также  на тех,  кто  обыкновенно  обнаруживает по

отношению  к  нам  уважение  или  внимание, если  эти  люди  начинают  иначе

относиться к нам, ибо полагаем, что они нас презирают, - иначе  они поступали

бы по-прежнему. [Мы сердимся]  еще  и на тех, кто не платит нам за добро и не

воздает  нам  равным  за равное,  а  также  на  тех,  кто, будучи ниже  нас,

действует нам  наперекор, ибо все  такие люди, по-видимому,  презирают  нас,

одни - [потому что  смотрят на нас], как на людей, ниже их стоящих, другие -

[так как  считают,  что благодеяние оказано им людьми], ниже их стоящими.  И

еще   больше  [мы  сердимся],  когда  нам  выказывают   пренебрежение  люди,

совершенно  ничтожные,  потому что гнев вызывается пренебрежением со стороны

лиц, которыми  не следовало бы нами пренебрегать, а людям, ниже нас стоящим,

именно  не следует относиться к  нам с  пренебрежением.  [Сердимся мы] и  на

друзей,  если они не  говорят  хорошо  о  нас или не поступают  по-дружески по

отношению   к   нам,   и   еще  более  [мы  сердимся],   если  они  держатся

противоположного  образа  действий  и если  они  не  замечают,  что мы в них

нуждаемся,  как   например,  Плексипп  в  трагедии  Антифонта,  сердился  на

Мелеагра, потому что  не замечать этого есть признак пренебрежения, и [нужды

тех], о ком  мы заботимся, не ускользают  от нашего внимания. [Сердимся  мы]

еще на тех, кто радуется  нашим  несчастьям или  кто вообще  чувствует  себя

хорошо при наших бедствиях, потому что такое отношение свойственно  врагу или

человеку,  относящемуся к нам  с  пренебрежением.  [Гнев  наш обращается]  и

против  тех  лиц,  которые, огорчая  нас,  нисколько  об  этом  не заботятся;

поэтому мы сердимся на тех, кто приносит нам дурные вести, - а также на тех,

кто спокойно слышит  о наших  несчастьях или  созерцает их, потому что  такие

люди тождественны с  людьми,  презирающими  нас  или  враждебны  нам, так как

друзья соболезнуют нам и  все чувствуют печаль,  взирая  на  свои собственные

бедствия.  Еще [мы сердимся]  на  тех, кто  выказывает нам  пренебрежение  в

присутствии пяти родов лиц: тех, с кем мы соперничаем,  кому  мы удивляемся,

для  кого  желаем  быть  предметом  удивления,  кого  совестимся  и  кто нас

совестится;  если кто-нибудь  обнаружит  к  нам  пренебрежение  в присутствии

таких лиц, мы сильнее  сердимся. Еще  [мы сердимся]  на тех, кто обнаруживает

пренебрежение к  лицам,  которых  нам стыдно не защитить,  например, к  нашим

родителям,  детям,  женам, подчиненным.  [Сердимся  мы]  и на  тех,  кто  не

благодарит нас, потому что в  [этом случае] пренебрежение противно приличию,

а  также на  тех, кто иронизирует, когда мы говорим серьезно, так  как ирония

заключает в себе нечто презрительное, и  на тех, кто,  благотворя другим, не

благотворит нам,  потому  что  не удостаивать человека тем,  чем  удостаиваешь

других,  значит  презирать  его. И забвение  может  вызывать гнев, например,

забвение имен,  хотя это  вещь  незначительная.  Дело  в том,  что  забвение

кажется  признаком пренебрежения: забвение  является  следствием  некоторого

рода нерадения, а нерадение  есть некоторого рода пренебрежение.

     Итак,  мы сказали  о  том, на кого люди сердятся, в каком состоянии и по

каким причинам. Очевидно, что обязанность [оратора] -  привести слушателей в

такое состояние, находясь  в  котором  люди  сердятся, и [убедить  их],  что

противники причастны  тому,  на что [слушатели] должны сердиться, и  что [эти

противники] таковы, каковы бывают люди, на которых сердятся.

 

     ГЛАВА III

 

     Определение понятия  "быть милостивым". - К кому  и  почему  люди бывают

милостивы?  -  В  каком  настроении  люди  бывают  милостивы? -  Как  должен

пользоваться оратор этой страстью для своей цели?

     Так как понятие  "сердиться" противоположно  понятию "быть  милостивым" и

гнев  противоположен  милости,  то следует  рассмотреть,  находясь  в  каком

состоянии, люди бывают милостивы, по отношению к кому они бывают милостивы  и

вследствие    чего    они    делаются    милостивыми.   Определим    понятие

"смилостивиться", как прекращение  и успокоение гнева. Если же  люди гневаются

на тех,  кто  ими пренебрегает, а  пренебрежение есть нечто произвольное, то

очевидно, что они бывают милостивы  по отношению к тем, кто не  делает ничего

подобного, или  делает  это непроизвольно, или кажется таковым, и к тем, кто

желал сделать противоположное  тому, что сделал, и ко  всем  тем,  кто к нам

относится  так  же,  как к  самому  себе,  ибо ни  о  ком  не думают, что  он

относится  с  пренебрежением  к  самому  себе, -  и  к  тем, кто сознается и

раскаивается [в своей вине]: в  этом случае люди перестают  сердиться, как бы

получив вознаграждение в  виде  сожаления  о сделанном. Доказательство этому

[можно найти]  при  наказании   рабов:  мы больше  наказываем  тех,  кто  нам

возражает  и  отрицает свою  вину,  а  на тех,  кто признает  себя достойным

наказания,  мы  перестаем  сердиться.   Причина   этому  та,  что  отрицание

очевидного есть бесстыдство, а  бесстыдство  есть пренебрежение  и  презрение,

потому что мы не стыдимся  тех, кого сильно презираем. [Мы бываем милостивы]

еще к тем, кто  принижает себя по отношению к нам и не противоречит нам, ибо

полагаем, что такие люди признают себя более слабыми, [чем мы], а  люди более

слабые   испытывают   страх,  испытывая  же  страх,   никто   не  склонен  к

пренебрежению.  А что гнев  исчезает по отношению к лицам, принижающим себя,

это  видно  и  на  собаках,  которые не  кусают  людей,  когда они  садятся.

[Милостивы мы] и по отношению   к тем, кто серьезно относится  к нам, когда мы

серьезны: нам кажется,  что такие  люди заботятся о нас, а не относятся  к нам

с презрением, - и к тем, кто оказал нам услуги большей важности [чем их вина

перед нами], и  к тем,  кто упрашивает и умоляет  нас, потому что такие  люди

ниже нас. [Милостивы мы] и к  тем, кто не относится высокомерно, насмешливо и

пренебрежительно или ни  к  кому,  или ни к  кому  из хороших людей, или ни к

кому  из  таких,  каковы  мы  сами.  Вообще понятие  того,  что  способствует

милостивому настроению  следует  выводить  из  понятия  противоположного. Не

сердимся  мы  и на тех, кого боимся  или стыдимся, пока  мы  испытываем  эти

чувства, потому что невозможно в  одно и тоже время бояться и  сердиться. И на

тех,  кто сделал  что-нибудь под  влиянием гнева, мы или  совсем не сердимся,

или менее  сердимся, потому  что  они,  как представляется,  поступили  так не

вследствие пренебрежения, ибо никто не  чувствует пренебрежения в  то  время

как сердится -пренебрежение не заключает  в себе огорчения, а гнев соединен с

ним [Милостиво мы относимся] еще  к тем, кто нас уважает.

     Очевидно, что те, состояние  которых  противоположно гневу, милостивы, а

такое  [состояние  сопровождает]  шутку,  смех,  праздник,  счастье,  успех,

насыщение,  вообще  беспечальное  состояние,  невысокомерное удовольствие  и

скромную надежду. [Милостивое  настроение является]  и  в тех  случаях, когда

гнев затягивается и не имеет свежести, потому что  время утоляет гнев. Точно

так же  наказание, наложенное  раньше на  какое-нибудь  лицо, смягчает  даже

более  сильный  гнев,  направленный   против   какого-нибудь  другого  лица.

Поэтому-то, когда народ гневался на Филократа, последний на вопрос какого-то

человека: "Почему  ты  не оправдываешься?"  - благоразумно  отвечал: "Еще не

время". - "А  когда же будет  время?"  - "Когда увижу,  что  кто-нибудь другой

Информация о работе Аристотель. Риторика