Роль традиций во внешней политике современного Китая

Здесь мы имеем дело с  классической концепцией «золотого  века». Однако китайское мышление в  поисках идеала обращалось назад, в  загадочную и многообещающую тьму мифа, в то время как западное, —  также имея понятие о «потерянном  рае», тем не менее, смотрело вперед.

 

На рубеже XIX и XX вв. и позднее  к концепции Датун, ища в ней  источник обновления общества, обращались реформаторы Кан Ювей и Лян Цичао, революционер Сунь Ятсен и даже последний император Цу И, избравший девизом своего маньчжурского правления (он был посажен японцами на трон марионеточного Манчжоу-Го в 1932 г.) именно Датун — Великое Единение.

Вряд ли все это было случайным. Истерзанный смутами, разъединением, Китай думал именно о единении; дезинтеграционные процессы в обществе сделали интеграцию самым желанным будущим для всех.

Может быть, самым горячим  приверженцем идеи Великого Единения стал известный реформатор Кан Ювэй. Кан Ювэй родился 19 марта 1858 г. на юге страны в провинции Гуандун. Позднее в своем жизнеописании он утверждал, что находился в утробе матери одиннадцать месяцев, — тем самым Кан давал понять, что Небо сделало его своим избранником и хотело, чтобы об этом знали люди. Впрочем, он действительно отличался незаурядными способностями и в возрасти пяти лет знал наизусть несколько сотен танских стихотворений — сердцевины китайской поэтической классики. В последующем он постигает премудрость конфуцианских канонов, как это полагалось в процессе образования.

В 1878 г. Кан Ювэй переживает потрясший его духовный опыт: «сидя в медитации, я внезапно увидел, что все сущее неба и земли и я были одним телом»⁴. Он оставляет свои занятия и удаляется в горы, живет отшельником на горе Сичуйшань в Пещере Белых Облаков. Здесь он погружается в изучение буддийских и даосских трактатов, усиленно практикует занятия медитацией. Впрочем, его уединение не было полным. Он общается со своим другом Чан Яньцо, и беседы их касаются не только древних трактатов, но и последних новостей дня. Кан Ювэя особенно интересуют новости из-за рубежа о заморских странах.

Теория Великого Единения — это теория Единого Мира. Болезнь мира, по мнению Кан Ювэя, состоит в том, что он разделен границами: государственными, классовыми, расовыми, половыми, семейными и т. п. Наличие государства — это то зло, которое ведет к войнам: «Поговорим теперь о существовании государств. Из-за них есть споры касательно земли и городов, а из людей делают солдат. В одной единственной войне погибают тысячи и десятки тысяч: от стрел, камней, пик, пушек, ядовитого газа». «Желание принести мир людям невозможно без разоружения; а желание принести разоружение невозможно без уничтожения государств»

Союзы государств начнутся с малых союзов, с союзов двух или трех государств, равных по силе и разделяющих общие интересы. Однако объединение стран непременно должно идти параллельно — с их внутренней демократизацией: «Когда форма  правления изменится на демократическую, тогда взаимные агрессии автоматически прекратятся».

 «Поэтому, — заключает Кан Ювэй, — в последующее столетие все слабые и малые страны будут полностью ликвидированы, все монархии и автократии обязательно будут полностью сметены, республиканские конституции обязательно будут введены везде, демократия и равенство обязательно будут светить ярко».

Мужчины и женщины в  мире Великого Единения равны. Общество освобождает родителей от обязанностей воспитания детей, что, по мысли реформатора, должно сделать их более свободными. Более свободен в этом мире и брак. Брачные контракты заключаются  сроком на один год, а затем или  продляются, или нет. Машины освободили человека от изнурительного труда, и  у него появилась возможность  распоряжаться своим временем. Климатически неблагоприятные районы перестали  быть районами проживания людей; их жители переселены в благодатные края.

Медицина достигла в мире Великого Единения небывалых высот. Общество так заботится о здоровье индивида, что проверяет его состояние  ежедневно. Вместе с тем — и  это очень интересный поворот  мысли — Кан Ювэй предупреждает, что врачи могут приобрести необъятную власть, может появиться «Наполеон от медицины», который захочет стать правителем мира. Поэтому обожествление любого человека — одна из немногих реальных опасностей для мира Великого Единения.

Мир Великого Единения, по Кан  Ювэю, будет миром, где исчезнет страдание, где будет править Добро.

Надо согласиться с  исследователем из бывшей ГДР Ф.Фельбером, который пишет: «Идея осуществления Датун была понята как исходящий из Китая процесс обновления мира, на протяжении которого повсеместно чуть ли, не в порядке естественной закономерности воспринимается китайское представление об идеальном порядке мира. Этот универсальный аспект сообщил концепции Датун в значительной мере националистско- китаецентристские черты». ⁵

 

 

2. Китаецентризм.

Внешняя политика Цинов была традиционной, заимствованной от прежних китайских императоров. Суть ее можно определить таким понятием как китаецентризм. Он появился еще в глубокой древности, и находился в тесной связи с древним религиозным учением, которое превратилось в политическую доктрину о сыне неба, и его роли в общественной жизни. Эта доктрина родилась на рубеже двух эпох - Иньской и Чжоуской, (14 - 11 ) вв. до н. э. и действовала более трех тысяч лет.

Давая краткую характеристику этому учению, можно сказать, что  оно было направлено на захват и  подчинение различными методами  соседних народов Сыну Неба, богу  на земле,  поставленному небом для управления всей вселенной.   Так себе  представляли  древние китайцы фигуру императора, и такое представление внедрялось  в сознание  народа  китайскими философами древности, а затем поддерживалось учеными и политиками  на всем протяжении средневековья.

Он призвал «освободиться» от идеологических «шор», «развивать реформы  и всемерно укреплять экономические  и политические  позиции Китая  и китайской нации в мире». Первого акцента не было ни в ходе съезда, ни в отчетном докладе прежнего главы партии – Ху Цзиньтао. Это  может означать предстоящий отказ  КПК-КНР от официальной идеологии  и пропаганды марксизма и, соответственно, его классиков. К которым в КНР по-прежнему на официальном уровне причисляют Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и Мао Цзэдуна. Причем первый шаг в этом направлении уже сделан – пока в Северной Корее, с которой у Китая военно-политический и экономический союз. Именно в канун 18 съезда китайской компартии, в столице КНДР (Пхеньян) были  сняты огромные портреты Маркса и Ленина на здании совета министров, установленные там еще в 1949 году (хотя до 1965 г. вместо портрета Маркса на том здании был портрет Сталина…). Вряд ли такая демонстративная акция предпринята без консультаций с Пекином.

В этой связи, может возобновиться  начатое в 1994-м, но прерванное в 1996-м  переименование ряда китайских объектов (улиц, парков и т.п.) имени Ленина и Сталина. Та же участь может постигнуть их портреты и бюсты в некоторых  регионах КНР, не затронутые «первой  волной «китаизации» (1994-1995 гг.) официальной идеологии и пропаганды КПК-КНР.

Что касается второго акцента, - «китаецентристской» идеологии по-прежнему придерживается Гоминьдан, ныне правящий на Тайване (а в 1927-1948 гг. – в континентальном Китае). Поэтому данный акцент Си Цзиньпина может способствовать дальнейшему сближению КНР с Тайванем, а это, в свою очередь, будет укреплять «общекитайские» экономико-политические позиции в мире. Во всяком случае, совокупный финансовый и общеэкономической потенциал КНР и Тайваня выдвигает Китай на первые позиции в мировой экономике.

Политика «китаецентризма» может также означать более жесткую позицию КНР (по крайней мере, в политическом плане) в отношениях с США, Россией и Японией; более активную  экономико-политическую экспансию Китая в других регионах мира, особенно в Юго-Восточной Азии. С которой у КНР есть зона свободной торговли, и где находится многочисленная и влиятельная китайская диаспора.

Примечательно и то, что  в ходе съезда и по его окончании  руководство страны и партии ни прямо, ни косвенно не заявило, например, о  России как важнейшем партнере Китая. Что тоже свидетельствует в пользу возможного поворота в сторону «китаецентризма» и  в отношении России. Во всяком случае, переговоры  по долгосрочным трубопроводным поставкам природного газа в КНР из РФ намечалось завершить к ноябрю 2012 года, но этого не произошло. Позиция Пекина по ценам и другим условиям этих поставок остается жесткой.

Си Цзиньпин, 1953 года рождения, олицетворяет собой то поколение руководителей, которое, как и их семьи,  серьезно пострадали от маоцзэдуновских «чисток» или выступали против них. Поэтому оно в меньшей степени, чем его предшественники, связано с традиционными идеолого-пропагандистскими установками КПК.  Символично, в данном контексте,  и то, что этот деятель родился в год кончины Сталина…

Отец нового генсека –  вице-премьер КНР Си Чжунсюнь в 1962-м решился критиковать Мао Цзэдуна за провал политики "большого скачка". За это Си Чжунсюнь был репрессирован, «воздалось» и его семье. Этого деятеля реабилитировали только в 1978 году, по инициативе Дэн Сяопина. И назначили на пост губернатора южной обширной провинции Гуандун, ставшей площадкой для начального периода политики реформ и открытости. После чего начался карьерный рост и сына экс-опального деятеля. Причем в первом десятилетии ХХI  века нынешний глава КПК был на руководящих должностях в тех регионах страны, где наиболее активно проводились рыночные реформы (Шанхай, Чжэцзян, Фуцзянь).

Упомянутый факт подмечен и в комментарии ИТАР-ТАСС (15 ноября): «…Как политик, Си Цзиньпин вырос в восточных приморских провинциях, и его мировоззрение сформировалось на фоне мощного экономического подъема этого региона, который начался с проведением политики реформ и открытости. Сложно сказать, что именно будет делать новый лидер для обеспечения процветания и экономического развития страны, но можно предположить, что опыт работы в наиболее продвинутых восточных провинциях Китая… он умело использует уже на новом посту».⁶

С учетом отмеченных факторов, КНР будет  с большей активностью  влиять на мировую экономико-политическую систему. А подспорье тому – колоссальные финансовые, в том числе инвестиционные, а также технологические внешнеторговые возможности страны.

3. Конфуцианские идеи неравенства.

С утверждением  династии  Хань  (206  г.  до  н.э.  – 221  г.  н.э.) конфуцианство вновь возобладало и затем выработало компромиссный  вариант сосуществования  с  идеями  легистов.  Происходит   слияние   легизма   и конфуцианства в новое учение  –  ортодоксальное  ханьское  конфуцианство. Доминирующей идеей этой идеологии  была  конфуцианская  идея  неравенства людей, их социальных, сословных, ранговых различий, а  также  различий  в зависимости от семейного  положения,  половой  принадлежности,  возраста. Незыблемости этих различий должна была служить  тщательная  регламентация поведения людей в обществе, семье с помощью жестких моральных норм  "ли", официально признанного ритуала. Ритуал, опираясь на обычаи и традиции, по-прежнему остается самым главным регулятором. Столь упорное почитание традиции привело, например, к тому, что в Китае на протяжении трех тысяч лет можно было встретить в стихах одну и ту же мелодику, один и тот же стихотворный размер.

Ортодоксальное  конфуцианство  не   отвергало   закона,   наказаний, предполагая   взаимодействие   строгости   и   снисхождения.   Из   этого предположения вытекало, что мораль и  право  совпадали.  Мораль  задавала стереотип  поведения,  право  с  помощью  санкций   запрещало   от   него уклоняться. Нормы господствующей конфуцианской морали должны были  отныне поддерживаться силой, строгой карой закона ("фа"). Это нашло выражение  в формулах ортодоксального конфуцианства: «там, где недостает "ли", следует применять "фа"; то, что наказуемо по "фа", не  может  быть  дозволено  по "ли", а дозволенное по "ли" не может быть  наказуемо по  "фа"».  Слияние конфуцианства и легизма привело к тому, что нормы "ли" приобрели большую обязательность и формализм. Это нашло выражение в праве, в  частности,  в прямом перенесении на него целых пассажей из канонизированных в это время конфуцианских произведений ("Чжоу ли", "И ли", "Ли цзы"), в которых еще в начале второй половины I тысячелетия до н.э. (возможно, еще при жизни или вскоре после смерти самого Конфуция) были систематизированы и  закреплены нормы конфуцианской морали.

Влияние конфуцианства, а  впоследствии – его компромиссного с легизмом варианта на законодательную практику очевидно. Однако не менее очевидно и

то, что основным фактором при  разрешении  конфликтов  в  правоотношениях

всегда являлась традиция. Структуры и институты западного  типа, введенные в Китае, в подавляющем большинстве случаев остаются простым  фасадом,  за которым регламентация общественных отношений строится  в  соответствии  с традиционными моделями. Труды  нескольких  человек,  желавших  в  течение нескольких лет перестроить китайское мышление, не могли укоренить в  умах юристов романскую концепцию права, разрабатывавшуюся в течение тысячи лет

юристами Запада. Практика игнорировала законы, как  только  они  нарушали традицию. Именно поэтому и необходимо говорить  о  традиционной  правовой

системе  в   Китае,   которая,   несмотря   ни   на   какие   реформы   и законодательства, действовала на протяжении двух с лишним тысяч лет.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава IV. Особенности китайской дипломатии.

Китайская дипломатия в Центральной  Азии является частью глобальной внешнеполитической стратегии КНР, формируется под  влиянием последней. В качестве основных приоритетов и задач глобальной внешнеполитической стратегии КНР, которые имеют непосредственное отношение к стратегии Китая  в Центральной Азии можно выделить следующие: