Государственная символика: культурологический аспект

Комитет общего и профессионального  образования

Ленинградской области

 

Автономное образовательное  учреждение высшего

профессионального образования

«Ленинградский государственный  университет

имени А.С. Пушкина»

Кафедра философии и социологии

Курсовая работа по дисциплине «Теория культуры»

на тему: «Государственная символика: культурологический аспект»

 

 

 

Студентки 4 курса заочного

отделения факультета философии,

культурологии и искусства

Шекуровой А.А.

 

Научный руководитель:

Кандидат философских  наук,

доцент Ковалевская 

Милослава Глебовна

 

Санкт-Петербург

2010

Содержание

1. Введение 3

I.1 Понятие символ 5

2. Государственная символика  и ее значение 

II. 1 Герб России и его  история 14

II. 2 Государственные и  воинские символы России 26

3. Заключение 29

4. Приложение 32

5. Список используемой  литературы 36

 

1. Введение

Актуальность  темы исследования

Жизнь человека тесным образом  связана с символами практически  во всех сферах общественных отношений. Символы часто являются наиболее удобным и доступным для понимания  средством регулирования общественных отношений. Для них характерна наглядность, краткость и лаконичность. Если символы  понятны и укоренились в сознании людей, то государственно-властное веление, внешне выраженное в виде символа, будет  реализовываться даже на подсознательном  уровне.

Неоднозначность и многомерность  понятий «символ», «символика»

и вытекающих из них понятий, «государственный символ», «государственная символика» обуславливают многообразие подходов к их изучению; символы  охватываются политической, идеологической, культурной сферами общественной жизни. Государственная символика складывается в ходе многовековой истории государства, в ней «схватывается» и транслируется  национальная идея, глубоко вписанная  посредством государственной символики  в контекст повседневности. Таким  образом, изучение механизмов формирования государственной символики в  контексте междисциплинарного подхода, а именно с учетом накопленных  результатов культурологических, исторических, философских, социологических исследований представляется чрезвычайно интересным, актуальным и значимым.

Проблематика символа  прослеживается в наследии мыслителей прошлого и настоящего: Платона, Аристотеля, И. Канта, Г. Гегеля, К.Г. Юнга, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, С.С. Аверинцева, А.Л. Гуревича и других. Авторы анализируют данное явление под разными углами зрения, на разном уровне абстракции, в различной  взаимосвязи с другими явлениями  действительности.

Объектом настоящего исследования выступают тексты (культурологические, исторические, философские), посвященные анализу понятий «символ», «государственная символика».

Предмет исследования – процесс становления и трансформиции государственной символики России.

Цели  и задачи исследования.

Цель данной курсовой работы заключается в том, чтобы на основе комплексного анализа различных источников (культурологических, исторических, философских текстов) раскрыть основные особенности формирования отечественной государственной символики, ее значение в русской культуре. Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

- рассмотреть и проанализировать  различные определения понятия  «символ»

- обозначить основные  особенности формирования государственной  символики и выявить ее значение;

- изучить становление  и развитие государственной символики  России;

- проанализировать примеры  государственных и воинских символов  России.

Теоретической базой исследования выступают труды Г. Юнга, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, С.С. Аверинцева, А.Л. Гуревича, А.Белого, Н.А. Соболева и другие.

Исходной  методологической установкой настоящего исследования является культурно-исторический подход, сопряженный с реконструкцией и системным анализом.

Настоящее исследование состоит  из введения, двух глав, заключения, приложения и списка литературы.

 

 

 

 

 

 

 

Глава I Понятие символ

I.1 Понятие символа и  в литературе и в искусстве  является одним из самых туманных, сбивчивых и противоречивых понятий.  Этот термин часто употребляется  даже в самом обыкновенном  бытовом смысле, когда вообще  хотят сказать, что нечто одно  указывает на нечто другое, то  есть употребляют термин «символ»  просто в смысле «знак». Почти  все путают термин «символ»  с такими терминами, как «аллегория»¹, «эмблема»², «персонификация»³, «тип», «миф»⁴ и т. д. И при всем этом все культурные языки мира неизменно пользуются этим термином и всячески его сохраняют, несмотря на десятки других терминов, которыми, казалось бы, вполне можно было его заменить. В математике — тоже «символы». В политике, когда хотят сказать, что нечто совершается не всерьез, не на самом деле, а только ради указания на возможность мирных или враждебных отношений, тоже говорят о «символических действиях».

В советской литературе исследование этого термина и понятия почти  целиком отсутствует. Но для этого  были свои важные причины, о которых  подробнее мы скажем ниже. Необходимо, однако, иметь в виду то, что в  последние полвека у большинства  исследователей и критиков не возникало  никакой потребности заниматься понятием символа. Правда, одно из довольно значительных течений в литературе и искусстве конца XIX и начала XX века именовало себя «символизмом», а его представители так и  называли себя «символистами». Но это  направление в литературе и искусстве  большей частью понимало символ очень  узко, а именно как мистическое  отражение потустороннего мира в  каждом отдельном предмете и существе посюстороннего мира. Естественно, что  большинство критиков и логиков, особенно в период революции, не считали  нужным пользоваться термином «символ», потому что тут уже не верили в  потусторонний мир и в мистическом  понимании символа мало кто нуждался. Это обстоятельство совсем не способствовало тому, чтобы понятие символа было исследовано по его существу и  вовсе не обязательно в субъективистском или мистическом смысле слова.

Необходимо отчетливейшим  образом усвоить себе теорию символизма, который силен в физике, математике и других науках и который под  влиянием Маха и Авенариуса оказывался довольно популярной теорией именно у естественников. Эти последние хотели во что бы то ни стало отказаться от обязательного признания объективного мира или, вернее, просто не принимать его во внимание.

Рассуждали так. Существует мир или не существует, это ваше личное дело; и думайте здесь как хотите. Что же касается нас, естественников, то нам важно только то, что находится в наших чувственных восприятиях, и притом в настоящую минуту; все эти законы природы, да и сама природа, не больше как комплекс человеческих ощущений, которые вчера были одни, сегодня другие, а завтра будут третьи, и так до бесконечности. Истины нет, а имеются только субъективные образы, гипотезы, уравнения, фикции, символы.

Такого рода философия  является полным искажением обыкновенного, естественного и чисто человеческого  опыта. Этот последний всегда говорил, говорит и будет говорить, что  мы хотя и не обладаем абсолютной истиной, но всегда к ней стремимся и что научные конструкции вовсе не являются только нашей иллюзией, только нашими фикциями, созданными якобы только «для удобства» самого мышления, и вовсе не являются только субъективными символами.

Известный математик А. Пуанкаре так и говорил, что законы природы  создаются нами только для «удобства» нашей собственной мысли.

Символы в науке или  в искусстве не должны превращать природу и весь объективный мир  в простые субъективистские символы. Иначе все наше изучение мирового символизма, от первобытного мышления и до наших дней, останется пустым и бесполезным занятием.

Если мы условимся понимать под символом прежде всего отражение объективной действительности, а уже потом все остальное, то этого остального наберется довольно много.

Если взять русские  энциклопедии и словари XVIII и XIX веков, то в основном символ здесь понимается просто как знак, без дальнейших разъяснений. Но уже в энциклопедии Брокгауза — Ефрона замечается большое расширение тех горизонтов, в которых символ может и должен употребляться. Минуем символизм как специфическое направление в литературе и искусстве конца XIX и начала XX века. Однако уже и здесь термин «символ» достиг такого смыслового расширения, что А. Белый в 1910 году насчитывал двадцать три разных определения этого термина.⁵

Например, в статье А.Белого «Символизм как миропонимание» пишет о трех идеях Ницше:

…Три идеи господствуют над философией Ницше. Это идеи об условности нравственного закона, о  сверхчеловеке и о вечном возвращении. Критика ницшеанской морали переносит  вопрос о нравственностях к сравнению  Лика Христа и Лика Сверхчеловека. Этот вопрос повергает нас в бездну психологических, мистических, догматических  тонкостей. Тут начинается сокровенность  всякого мистицизма, предполагающая известную подготовленность и любовь к мистико-психологическим методам  исследования. Все три идеи - символы  Ницше - бессознательно касаются религиозно-мистических  вопросов. Спутанность методов познания у Ницше помешала ему видеть, к  чему он перекидывает мост от критицизма. Ницше остался на середине моста, равно удалённый и от критицизма, и от смутных очертаний берегов обетованной земли — острова детей среди лазури.

Момент реализма всегда присутствует в символизме; романтика и культ  формы всегда присутствуют в нем. И оттого-то символизм отпечатлелся в литературе гремя существенными лозунгами: 1) символ всегда отражает действительность; 2) символ есть образ, видоизмененный переживанием; 3) форма художественного образа неотделима от содержания.⁶

Сделаем еще одно замечание, прежде чем перейти к положительной  теории символа. То, что субъективистски-символистская теория нас не устраивает, об этом сказано у нас достаточно. Но есть еще один враг для объективной теории символа, опирающийся на тот очевидный факт, что никакой символ нельзя только расчленять, только анализировать и что в нем обязательно присутствует также и то, уже неаналитическое, выражением чего и является символ. Повторяем, это очевидно. Однако в погоне за объективной предметностью символа никак нельзя игнорировать структуру самого символа. Надо уметь аналитизм совмещать с тем синтетизмом, без которого вообще нельзя понимать символ как функцию действительности. Аверинцев дает определение символ художественный (греч. уэмвплпн – знак, опознавательная примета) – универсальная категория эстетики, лучше всего поддающаяся раскрытию через сопоставление со смежными категориями образа, с одной стороны, и знака – с другой. Беря слова расширительно, можно сказать, что символ есть образ, взятый в аспекте своей знаковости, и что он есть знак, наделенный всей органичностью мифа и неисчерпаемой многозначностью образа. Всякий символ есть образ (и всякий образ есть, хотя бы в некоторой мере, символ); но если категория образа предполагает предметное тождество самому себе, то категория символ делает акцент на другой стороне той же сути – на выхождении образа за собственные пределы, на присутствии некоего смысла, интимно слитого с образом, но ему не тождественного. Предметный образ и глубинный смысл выступают в структуре символа как два полюса, немыслимые один без другого (ибо смысл теряет вне образа свою явленность, а образ вне смысла рассыпается на свои компоненты), но и разведенные между собой и порождающие между собой напряжение, в котором и состоит сущность символа. Переходя в символ, образ становится «прозрачным»; смысл «просвечивает» сквозь него, будучи дан именно как смысловая глубина, смысловая перспектива, требующая нелегкого «вхождения» в себя.

Смысл символа нельзя дешифровать  простым усилием рассудка, в него надо «вжиться». Именно в этом состоит  принципиальное отличие символа  от аллегории: смысл символа не существует в качестве некоей рациональной формулы, которую можно «вложить» в  образ и затем извлечь из образа. Соотношение между значащим и означаемым в символе есть диалектическое соотношение тождества в нетождестве: «…каждый образ должен быть понят как то, что он есть, и лишь благодаря этому он берется как то, что он обозначает» (Шеллинг Ф.В., Философия искусства, М., 1966, с. 110 – 11). Здесь приходится искать и специфику символа по отношению к категории знака. Если для чисто утилитарной знаковой системы полисемия есть лишь бессодержательная помеха, вредящая рациональному функционированию знака, то символ тем содержательнее, чем более он многозначен: в конечном же счете содержание подлинного символа через опосредующие смысловые сцепления всякий раз соотнесено с «самым главным» – с идеей мировой целокупности, с полнотой космического и человеческого «универсума». Уже то обстоятельство, что любой символ вообще имеет «смысл», само символизирует наличность «смысла» у мира и жизни. «Образ мира, в слове явленный»,– эти слова Б.Пастернака можно отнести к символике каждого большого поэта. Сама структура символа направлена на то, чтобы погрузить каждое частное явление в стихию «первоначал» бытия и дать через это явление целостный образ мира. Здесь заложено сродство между символом и мифом; символ и есть миф, «снятый» (в гегелевском смысле) культурным развитием, выведенный из тождества самому себе и осознанный в своем несовпадении с собственным смыслом.

 От мифа символ унаследовал  его социальные и коммуникативные  функции, на которые указывает  и этимология термина: у древних  греков подходящие друг к другу  по линии облома осколки одной  пластинки, складывая которые,  опознавали друг друга люди, связанные  союзом наследственной дружбы. По  символу опознают и понимают  друг друга «свои». В отличие  от аллегории, которую может  дешифровать и «чужой», в сознании  есть теплота сплачивающей тайны. В эпохи, подобные классической античности и средневековью, в роли посвященных выступают целые народы и шире – культурно-конфессиональные общности; напротив, в буржуазную эпоху сознание функционирует в пределах элитарной, кружковой среды, предоставляя возможность своим адептам опознавать друг друга среди «равнодушной толпы»

Художественная практика 20 в. стремится освободить символ от эзотеричности, «запечатанности». В западной философии неокантианец Э.Кассирер (1874 – 1945) сделал понятие символа предельно широким понятием человеческого мира: человек есть «животное символическое»; язык, миф, религия, искусство и наука суть «символические формы», посредством которых человек упорядочивает окружающий его хаос. С иных, более далеких от рационализма, позиций дает универсальное понимание символа юнгианская школа: психоаналитик К.Г.Юнг, отвергший предложенное З.Фрейдом отождествление символа с психопатологическим симптомом и продолживший романтическую традицию (воспринятую через Бахофена и позднего Ф.Ницше), истолковал все богатство человеческой символики как выражение устойчивых фигур бессознательного (так называемых архетипов), в своей последней сущности неразложимых.