Тема «отверженных» в мировой литературе

Отвергая социальное обличение в романе Толстого, часть буржуазных критиков отнесла его содержание только к русской жизни. М. Леблон в статье «Русское правосудие» прямо заявил, что «Воскресение» его интересует не реформаторскими идеями Толстого, а картиной русского суда.

Гораздо более вдумчивый критик «Воскресения» Жорж Пелисье сумел заметить превосходство реализма Толстого над реализмом современных ему французских писателей. В статье о романе он писал: «„Воскресение“ прежде всего произведение, прекрасное правдивостью сцен и картин. Мы можем сравнивать Толстого с нашими реалистами, только противополагая его им. Нередко им сильно доставалось от него. Что ему не нравится в них, это, прежде всего их нравственное равнодушие, у некоторых даже аффектированное презрение к людям. Ему не нравится также их преимущественное стремление показать нам самое худшее в жизни и мире. Но даже как художник он мало на них похож. Они насилуют природу, чтобы вложить ее в заранее намеченные рамки, и выпускают в целом все не связанное тесным образом с предметом, все, что не содействует общему впечатлению. Искусство Толстого шире, более гибко, ближе к действительности. Отсюда известные недостатки, особенно растянутость, шокирующая наши латинские привычки. Но надо сознаться, что это искусство, менее строгое и менее сосредоточенное, дает нам лучшее ощущение самой жизни».

«Пропагандистская», т. е. публицистическая, направленность романа, по признанию Пелисье, нисколько  не помешала ему стать подлинно художественным произведением. Критика поразила глубина  толстовского психологического анализа, особенно в передаче переживаний Нехлюдова в момент душевного кризиса. Пелисье отметил и большую роль простых мужиков в романе Толстого.

Среди ранних французских  откликов на «Воскресение» обращает на себя внимание статья Андре Бретона, впоследствии автора исследования о социальном романе во Франции; она посвящена сравнению романа Толстого и «Отверженных» Гюго. Известно, что сам Толстой ставил Гюго очень высоко и причислял «Отверженных» к тем немногим произведениям мировой литературы, которые произвели на него «огромное впечатление».

Роман В. Гюго «Отверженные» не случайно упоминается в черновых вариантах к «Воскресению» в числе книг, переданных Нехлюдовым Катюше Масловой в тюрьму.

Мнения читателей и  критиков о романе с самого начала резко разделились.

Современники Толстого прислали ему множество писем, в  которых высказывали свое отношение  к роману и нередко стремились втянуть его в дискуссии о  «Воскресении», чтобы получить от него ответы на волновавшие их вопросы. Те из них, кому посчастливилось повстречаться с Толстым, просили его дать эти ответы в личной беседе.

Один из вопросов, возникших  у многих читателей, дал название вышедшему в свет в 1901 г. реферату критика Н. Н. Соколова «Кто воскрес  в романе графа Л. Н. Толстого “Воскресение”». Автор реферата находит, что «ни Маслова, ни князь Нехлюдов не воскресли» под пером писателя, а что воскрес он сам, «оставя пока в стороне мистические попытки учительства, воскрес сам прежний Л. Н. Толстой», «воскрес прежний художник».

«Открытия» автора цитируемого реферата содержали, по меньшей мере две ошибки: во-первых, «Воскресение» написано не «прежним» Толстым, а художником, пережившим переворот в своем мировоззрении, описанный им в «Исповеди», и, во-вторых, через процесс воскресения, духовного возрождения проходят не только оба главных героя романа, но в нем показано, что в этот процесс начинает вступать трудовой народ России. Именно раннюю стадию его «воскресения» и стремился запечатлеть в своем произведении великий писатель, называвший себя «адвокатом 100-миллионного земледельческого народа». [35, 45]

Не только главный  герой романа Нехлюдов, встретившись по пути в Сибирь в вагоне третьего класса с рабочим людом, почувствовал себя «со всех сторон окруженным новыми людьми с их серьезными интересами, радостями и страданиями настоящей трудовой и человеческой жизни». Не только он испытывал чувство радости путешественника, открывшего новый, неизвестный и прекрасный мир. Это чувство с еще большей силой испытывал автор романа.

Все позднее творчество Толстого (от «Исповеди» (1879—1881) до рассказов о деревне, написанных в конце 900-х годов) проникнуто убеждением, что жизнь общества «в старых формах» продолжаться не может, что не остановило приближается время «развязки», что «существующий строй подлежит разрушению». Вместе с тем писатель не скрывал, что он не знает, «какая будет развязка». «Но что дело подходит к ней и что так продолжаться, в таких формах, жизнь не может, — я уверен», — писал Толстой в 1892 г.

Через год он сделал такое  признание в письме художнику Н. Н. Ге: «Мне все кажется, что время конца века сего близится и наступает новый, все хочется поторопить это наступление, сделать, по крайней мере, все от меня зависящее для этого наступления. И всем нам, всем людям на земле только это и есть настоящее дело. И утешительно и ободрительно это делать: делаешь что можешь, и никто не знает, ты ли или кто делает то, что движется». [35, 47]

Живую душу в роман  вдыхала развернувшаяся большая  общественная деятельность Толстого. О «бессмыслице суда, казней» и  прочих «грехах» российской действительности можно было сказать, только с головой окунувшись в них, пронаблюдав их изнутри глазами художника. В 1891-1892 годах разразился голод, охвативший девятнадцать губерний России. Толстой принял самое горячее участие, в помощи голодающим, выезжал на места, видел картины народных бедствий, «всю величину и мерзость» "греха нашего сословия перед народом. Он видит, что струна социальных противоречий до предела натянулась в стране, и требуется коренное изменение положения крестьянства. В земле все дело, она в руках совсем не тех, кто ее обрабатывает. Толстой все это с годами осмыслит, напишет статьи: «О голоде», «Страшный вопрос», «О средствах помощи населению, пострадавшему от неурожая», «Голод или не голод?». Эти размышления перешли к Нехлюдову в романе.

Такими идеями и настроениями было вызвано к жизни произведение, ставшее центральным не только в  позднем творчестве Толстого, но и  крупнейшим в русской и мировой  литературе на рубеже XIX и XX вв. В свете  этих идей и упований Толстого его «Воскресение» воспринимается не романом-утопией, как это казалось некоторым из его современников, а романом-предвидением, романом-предвестием. В нем, как и в публицистических работах 90-х годов, Толстой возвестил о неизбежности народной революции в России, полагая, что она будет крестьянской по преимущественному составу ее участников

Когда в стране развернулись революционные события 1905 г., В. В. Стасов — давний друг писателя — радостно сообщил в Ясную Поляну, что  в России началась «толстовская революция». И Толстому казалось какое-то время, что она пойдет мирным путем. Но когда она приобрела характер вооруженной борьбы, писатель отстранился от нее и призвал противоборствующие стороны найти мирное решение вызвавших ее противоречий.

Толстой надеялся, что такими произведениями, как роман «Воскресение», он сможет послужить наступлению нового века, в котором произойдет обновление, возрождение жизни всех угнетенных, обманутых, обиженных людей.

Вскоре после выхода романа стало сказываться его  прямое влияние на мировую литературу. Уже в 1903 году швейцарский писатель Эдуард Род издал роман «Тщетные усилия» (L’Inutile effort), пользующийся частью сюжетных линий Толстого, причём герои обсуждают роман Льва Толстого между собой. Влияние романа сказалось на замысле романа Голсуорси «Остров фарисеев» (The Island Pharisees, 1904). В романе венесуэльского писателя Ромуло Гальегоса «Рейнальдо Соляр» (Elltimo Solar, 1920) герой увлекается Толстым, хотя следование идеям графа — самостоятельное возделывание земли и женитьба на проститутке — оказываются смехотворны.

Толстой создавал «Воскресение»  как, по его словам, «совокупное письмо», обращенное к миллионам читателей. И писатель не ошибся, полагая, что  с романом познакомится еще при  его жизни великое множество  людей, живших в России и в зарубежных странах.

После того как «Воскресение»  впервые было напечатано в «Ниве», его опубликовали многие русские  издательства. За недолгий срок на родине писателя появилось около 40 изданий  «Воскресения». Во Франции за один 1900-й  год увидели свет 15 изданий романа. В Германии за два года «Воскресение» было издано 12 раз. Много раз роман Толстого был тогда же переиздан в Англии, Соединенных Штатах Америки и других странах .

В России «Воскресение»  печаталось с громадными цензорскими  купюрами: из 129 глав романа лишь 25 «пощадили» светская и духовная цензура. Во французской газете «Юманите», когда она редактировалась Жаном Жоресом, текст «Воскресения» был напечатан полностью. Бесцензурное издание романа впервые появилось в зарубежном издательстве «Свободное слово», руководителем которого был единомышленник Толстого В. Г. Чертков. За 1899 - 1900 гг. оно выпустило пять изданий полного, освобожденного от цезурных купюр «Воскресения».

В начале января 1900 г. газета «Россия» сообщала о том, что «роман Л. Толстого читали разом, вместо десятков тысяч, сотни тысяч людей. Он проникал в массы небогатых читателей, до которых нередко вести о выдающихся явлениях литературы доходят из вторых рук».

Интерес писателя к «типу  будущего», к «человеку из народа» (так он назвал главную героиню «Воскресения») возрастал по объективным и субъективным причинам. Первые из них порождала русская действительность, какой она складывалась в последние десятилетия XIX в. А вторые порождались логикой духовного развития писателя, нашедшего в себе силы взглянуть на развитие событий в стране и в мире, как он говорил, «снизу, от ста миллионов».

Через год после первых публикаций «Воскресения», беседуя  с одним из московских журналистов, Толстой заметил, что его последний  роман доставил ему чувство глубокого удовлетворения. Чем оно было вызвано? «Я доволен этим романом, — говорил писатель, — так как высказал в нем то, что занимало меня давно». Это, во-первых. А вторая причина состояла в том, что, как подчеркнул Толстой, «круг читателей оказался огромным»

Такова была оценка Толстым  третьего из его великих романов, в которой есть две стороны  — субъективная и объективная. Из их «сопряжения» возникает представление  о том, что значило это «совокупное  письмо» для его автора и для  тех, кому оно адресовано.

«Воскресение» — само это слово было как бы производным от «Мертвого дома». В этой книге Толстого сильнее, чем во всех его других произведениях, было выявлено то, что Чернышевский называл его стремлением «омыться и очиститься от наследных грехов». Это стремление было историческим и социальным, а не столько психологическим. Не удивительно, что оно достигло выс¬шей точки накануне революции.

Вскоре после выхода романа стало сказываться его  прямое влияние на мировую литературу. Уже в 1903 году швейцарский писатель Эдуар Род издал роман «Тщетные усилия» («L’Inutile effort»), пользующийся частью сюжетных линий Толстого, причём герои обсуждают роман Льва Толстого между собой. Влияние романа сказалось на замысле романа Голсуорси «Остров фарисеев» («The Island Pharisees», 1904). В романе венесуэльского писателя Ромуло Гальегоса «Рейнальдо Соляр» («El último Solar», 1920) герой увлекается Толстым, хотя следование идеям графа — самостоятельное возделывание земли и женитьба на проститутке — оказываются смехотворными.

«Воскресение» - наиболее целеустремленный по действию роман  Толстого. В нем много побочных линий, но все они сливаются в  одну - расследование «дела Масловой». Роман построен, как уголовная  хроника, все расширяющаяся в  своем масштабе, вовлекающая все новые слои общества для дознания новых лиц разных сословий и положений как «свидетелей» и как «сопричастных» преступлению. При этом преступление двоится: сначала оно выступает как преступление обвиняемой, как частный, обыденный случай в судебной практике, а потом перерождается в преступление суда по отношению к невинно осужденному человеку. Сначала работает сравнительно узкий судебный механизм, механизм процедуры, а затем механизм общественного устройства, механизм самодержавного законодательства.

Этот роман клеймит ложь, угнетение и зовет к преобразованию мира на подлинно человеческих основах. Роман не только изображает современную Толстому жизнь конца XIX века, но и несет в себе идею будущего лучшего мироустройства.

Заключение

Книги романтика Виктора Гюго, благодаря их человечности, постоянному стремлению к нравственному идеалу, яркому, увлекательному художественному воплощению сатирического гнева и вдохновенной мечты, продолжают волновать и взрослых, и юных читателей всего мира.

Сущность вышеизложенного сводится к следующему:

■ рассмотрен  вклад В. Гюго в русскую литературу;

■ в данной работе был проанализирован роман Виктора Гюго «Отверженные» и роман Л. Н. Толстого «Воскресение»;

■ выявлен весь спектр проблем ;

■ были рассмотрены образы главных героев романа, и на основе их образов показана противоречивость внешнего и внутреннего мира человека;

■   была дана оценка творчеству Л. Н. Толстого;

■ было доказано, что Виктор Гюго оставил свой след в России и повлиял на русскую литературу.

Высокая оценка творчества Толстого была дана еще при жизни писателя. Дискуссия, развернувшаяся вокруг романа «Воскресенье» говорит и о неординарности данного произведения, и о его злободневности, и о важном месте в творчестве писателя. А признание «Воскресенья» классикой русской литературы свидетельствует о его высоких художественных достоинствах.

В этом произведении писателя простой человек из народа впервые  в истории мирового искусства  осознал себя духовно и нравственно  как силу, способную влиять на судьбы мира. Необычайное внимание к его психологии позволило углубить анализ социальных противоречий, расширить объем повествования за счет такого открытия, как «поток сознания», в основе которого лежат разнообразные связи героя с реальной действительностью.

Толстой проделал огромную работу на пути изображения народа в романе «Воскресенье» как здоровой нравственной основы жизни. Образ «мужицкой» России в его произведениях впервые предстал в таких огромных масштабах не как аллегория, а в своих реальных и зримых очертаниях. Толстой усовершенствовал принцип «текучести» человеческих характеров, основные формы психологического анализа (внутренний монолог, диалог, психологический портрет) до такой степени, что его творчество в целом рождает ощущение необходимости перемен, насильственного искоренения отживающих форм жизни. Оно знаменовало собой новый этап в развитии критического реализма, изменения внутри этого метода.