Власть и общество в художественных произведениях постмодернистов

О влиянии медиа на мироощущение человека постмодернизма будет сказано чуть ниже, а пока стоит сказать, что никогда ещё человек не бывал так глубоко погружён в информационный мир. Вокруг нас радио, телевидение, Интернет, с которыми сталкивается каждый ежедневно, они создают плотное информационное поле, вырваться из которого практически невозможно, их влияние на формирование человека, его ценностей, мировоззрения невозможно преувеличить. И уже не от потребителей зависит то, чего они захотят завтра – это зависит от тех, кто владеет Медиа, именно этими людьми поддерживается искусственный, можно даже сказать, неестественный, рост потребления. Прав был главный герой медийщик из «99 франков» Бегбедера, когда утверждал: «Я прерываю ваши телефильмы, чтобы навязать свои логотипы <…> Я заполоняю рекламными слоганами ваши излюбленные журналы и получаю в награду сельский дом в Провансе, или замок в Перигё, или виллу на Корсике, или ферму в Ардеше, или дворец в Марокко, или катамаран на Карибах, или яхту в Сен-Тропе. Я везде. Вам от меня не скрыться. Куда ни плюнь, всюду царит моя реклама. Я запрещаю вам скучать. Я мешаю вам думать. Терроризм, именуемый "новинкой", помогает мне впаривать вам пустоту.<…> Это я решаю, что есть Истина, что есть Красота, что есть Добро. Это я отбираю манекенщиц, на которых вы западете через полгода. Да-да, западете как миленькие и окрестите их топ-моделями; мои девки закомплексуют любую бабу старше четырнадцати. Вы боготворите моих избранниц. <…> Чем смелей я играю с вашим подсознанием, тем безропотнее вы мне покоряетесь. <…> Вам-то кажется, будто вы свободны в своем выборе, но не тут-то было: в один прекрасный день вы углядите мой товар на полке супермаркета и возьмете его — просто так, попробовать; вы уж поверьте мне, я свое дело знаю туго. М-м-м, до чего ж это приятно — влезать к вам в мозги! До чего сладко владеть вашим правым полушарием! Ваши желания больше вам не принадлежат — я навязываю вам свои собственные. Я запрещаю вам желать как бог на душу положит. Ваше желание должно быть результатом многомиллиардных инвестиций в евровалюте. Это я решаю сегодня, чего вы захотите завтра³⁸».

Прежде чем подвести итог, следует привести один анекдот, который был описан Пелевиным в его романе «Чапаев и пустота»: «Котовский прислал Чапаеву из Парижа красной икры и коньяка. А Чапаев пишет в ответ: "Спасибо, самогонку мы с Петькой выпили, хоть от нее клопами и воняло, а клюкву есть не стали - уж больно рыбой несет"³⁹». Анекдот довольно показательный, и хотя Пелевин, естественно, хотел в романе сказать совсем другое, но приходится признать, что именно бренды в современном мире являются теми указателями, которые помогают людям ориентироваться в пространстве - с их исчезновением мир может окончательно погрузиться в хаос. Постмодернистские философы, критикуя метатексты прошлого, подрывая традиционные истины ушедших эпох, не создавая при этом новых ценностей, ввели мир в, так называемый, вакуум парадигмы. Он тут же моментально был заполнен транснациональными корпорациями, которые, обладая огромными финансовыми средствами, стали диктовать человечеству те нравственные ориентиры, которые бы способствовали росту их дальнейшего процветания. Так на нашей планете повсеместно стала формироваться «идеология потребления». Постмодернистские деятели с ужасом смотрели на то детище, которое вырастало из недр их философии: оно сразу же стало объектом для их критики - это можно заметить как по художественным произведениям современных постмодернистских авторов, так и по философским работам того же Бодрийара. Но критиковать «общество потребления» на данном этапе просто бессмысленно, его ценности стоят на ногах гораздо крепче и незыблемей, нежели все остальные идеалы, которые доселе удавалось дискредитировать постмодернистам. И всесильны эти идеалы именно потому что порождены эпохой глобализации и потенциально могут подходить для любого человека независимо от его пола, национальности, образа мыслей.

И хотя сейчас имеется точки зрения, что конец современной идеологии ознаменован началом мирового финансового кризиса, который был вызван безудержным стимулированием потребления, но автору, кажутся подобные точки зрения ошибочными. Стимулирование потребления велось действительно сумасшедшим образом, оно оказалось оторванным от реального производства. Дошло до невозможного абсурда: потреблять стали больше, чем реально производить. Но это не означает конца «общества потребления». Президент США Барак Обама, выступая в Джорджтаунском университете 19 апреля 2009 года произнёс буквально следующее: «Если все семьи и все фирмы в Америке одновременно урежут свои расходы, то денег тратить никто не будет, упадёт число потребителей, что в свою очередь приведёт к новым увольнениям и ситуация в экономике ухудшится ещё сильнее. Вот поэтому правительству пришлось вмешаться и временно увеличить расходы, чтобы стимулировать спрос. Именно это мы сейчас и делаем». Исходя из подобного высказывания, можно предвидеть, что в будущем потребление станет более сбалансированным, и в большей степени будет согласовываться с темпами развития производства. Но это отнюдь не значит конца общества потребления, оно просто трансформируется и оптимизируется, отвечая на вызовы, поставленные эпохой. Общество потребления, как неотъемлемая черта постиндустриального общества, будет развиваться неразрывно от него, что будет вести к дальнейшей утрате индивидуумом своей собственной свободы и углублению унификации человеческого сознания.

Ощущение реальности в эпоху постмодернизма.

Человек, начиная с своего появления  был склонен к творчеству, он всегда стремился отобразить и смоделировать  окружающий мир, начиная с наскальных рисунков первобытных людей и заканчивая современным искусством. Именно за возможность человека создавать свои собственные миры, отображённые в творчестве, во многом ценили человека в эпоху модерна. Человек, как творец, был положен в основу антропоцентризма начала XX века. К концу XX века, в связи с широким распространением компьютерных технологий, человек, как творец научился создавать восхитительнейшие миры, которые по своей красоте и подобию очень похожи на  мир реальный. Речь идёт о таких шедеврах человеческой мысли, как фотография, кинематограф, компьютерные игры. Но, становясь похожими на реальный мир, достоверно ли эти «варианты реальности» его моделируют? Как, утверждают некоторые исследователи, культура постмодернизма берёт своё начало из искусства авангарда, которое противопоставляет себя модерну и заявляет, что искусство существует ради искусства и не обязано отражать реальность. А отражают ли реальность многие современные образы? Как, выше уже говорилось, сегодня на первый план в стимулировании производства выходит реклама, которая стремится не расхвалить качества товара, а создать вокруг него виртуальный образ. Таким образом, реклама не отражает реальной сути товара, она является симулякром. Что такое симулякр? Тут придётся подробней рассказать о работе «Симулякры и симуляция» Жана Бодрийара, который ввёл этот термин в рамки современного философского дискурса.

Симулякр, термин, введённый ещё Платоном, обозначал, изображение чего-то, картину, репрезентацию, сейчас же стал пониматься немного  в другом смысле. Бодрийяр говорит о четырех порядках симуляции: в первом образ отражает реальность, во втором он маскирует реальность, в третьем «он маскирует отсутствие глубинной реальности», и в четвертом «он не имеет отношения к какой бы то ни было реальности; это ее собственная чистейшая симуляция». Так вот под четвёртым порядком симуляции сейчас и понимают симулякр. Примером симулякра может являться цифровая фотография, отображающая реальность, которая могла никогда не существовать, компьютерная игра, отображающая виртуальный ландшафт, которого в реальности не существует, бренд - «виртуальный образ», говорящий нам о качествах товара, которых тот не имеет. При чём симулякры из-за уровня существующих технологий стали так сильно похожи на реальность, что отличить их от реальности стало практически невозможно. Классический образец симулякра по Бодрийяру – международный терроризм. Благодаря некритичному подходу к этому явлению, в мировом сообществе сложилось «гиперреальное» представление о международном, глобальном, транснациональном терроризме. Будучи ложным понятием, этот симулякр обрел собственную форму бытия, стал частью знаний и представлений социума. Однако реакция на этот симулякр последовала самая что ни на есть реальная - антитеррористические операции, поведенческие поступки, доклады и выступления, законодательные и подзаконные акты, финансирование спецслужб и многое другое. Важнейшим результатом функционирования симулякра под названием «международный терроризм» стала борьба с международным терроризмом. В своём «Media Sapiens» Минаев описывает ситуацию, в которой два человека на интернетовском форуме намеренно начали распускать слухи о проблеме одного из московских банков. В результате вкладчики решили на всякий случай забрать свои вклады из этого банка, из-за чего появились небольшие очереди. Случай с очередями был описан в газете «Коммерсант» и некоторыми очевидцами этих событий, что вкупе со слухами о проблемах банка напугало клиентов и привело к тотальному снятию денег с банковских счетов, в результате чего банк разорился. Подобную ситуацию сам автор окрестил «информационным терроризмом». Как мы видим, симулякр, неотличимый от реальности, легко проникает в действительность и определяет реальные действия. Видя на что способны симулякры в условиях информационного общества, Минаев делает вывод: «Из простого источника информации медиа стала её манипулятором и на вершине своего роста превратилась в модератора действительности. Не так уж и важно — случилось ли событие на самом деле. Главное — существует ли оно в медиа, а значит — в умах людей⁴⁰». Интересен в этом плане диалог из фильма «Матрица»:

«МОРФЕУС: Нео, тебе когда-нибудь снился такой сон, в реальности которого ты был уверен?

 НЕО: Этого не может быть...

 МОРФЕУС: Быть чем - реальным? Что, если бы ты не смог проснуться от этого сна, Нео? Как бы ты узнал разницу между воображаемым и реальным миром?»

Вообще, фильм  «Матрица» очень интересен с  точки зрения философии постмодернизма. В первых кадрах фильма, где появляется главный герой Нео, мы обнаруживаем, что он спрятал свою хакерскую программу в книге Жана Бодрийяра «Симулякры и симуляция» с вырезанными страницами. Фильм повествует об иллюзорной реальности – по сути, тех же симулякрах, которые навязал человеку созданный им же искусственный интеллект, скрыв при этом настоящую действительность. О том, что в нашем мире мы уже видим не реальность, а лишь её смутное отражение говорит и Бодрийяр. Одним из примеров подобных симулякров французский философ называет войну в Персидском заливе 1991 года,  которая, как известно, полностью транслировалась в эфире, и была грандиозной “симуляцией” реальности с помощью средств массовой информации. Разумеется, Бодрийяр не хочет сказать, что в заливе вообще не велись боевые действия: он имеет в виду, что истинная реальность события растворилась в потоке “копий”, симулякров, продуцированных СМИ, и мы ее никогда не узнаем.  Интересен тот факт, что войны меняются не только для аудитории, которая находится в отдалении от этой войны, она становится симулякром во многом и для её участников. Стиль ведения современных войн, образцами которых служат Иракская и Югославская кампании, предполагает максимальное отдаление субъекта силового воздействия от жертв и последствий его воздействия. Отгороженные дисплеями от реального театра военных действий, летчики или моряки, запускающие смертоносные ракеты, оказываются полностью выключенными из универсума войны, заполненного ужасом, смертью и отчаяньем. Ситуация такова, что происходит столкновение не с виртуальными событиями в чистом виде, а с какой-то видимостью симуляции, выходящей за рамки пространства симулякров и имеющей вполне определенные и совсем невиртуальные результаты: разрушение и смерть. Современные войны для западных стран становятся похожими на видеоигру. Освоившие новейшие информационные технологии, постиндустриальные войны по-особому страшны.

Симулякры предваряют каждый наш доступ к «реальному»  и, таким образом, определяют нашу реальность, отсюда и появляется выражение Бодрийяра  «прецессия симулякров»: «Это уже не вопрос имитации, копирования и даже не вопрос пародии. Это вопрос замещения реального его же символами⁴¹». «Как и все остальные, ты родился в рабстве, родился в тюрьме, которую ты не можешь учуять, попробовать на вкус или коснуться ее. В тюрьме для твоего разума» - пессимистически говорит один из героев «Матрицы». Ситуацию, в которой симулякр трудно оторвать от реального продукта, описал Минаев в «Media Sapiens». Там один из героев уверяет другого, что он любит своё любимое виски «Chivas» за хороший вкус, а не за разрекламированный бренд, после чего автор описывает следующую ситуацию:

«Минут через десять официант приносит поднос с тремя стаканами виски  и тремя початыми бутылками: Chivas, Johnny Walker Black и Dewars.

— Дружище, вот тебе три стакана, — киваю я на поднос, — который из них с Chivas?

Вадик поочерёдно берет стаканы, нюхает, затем отпивает из каждого по глотку. Долго смакует, цокает языком, затем снова нюхает. Делает паузу. После паузы он уверенно берет крайний слева стакан и говорит:

— В этом Chivas.

Официант, улыбаясь, смотрит на меня, кивая головой, будто бы в знак согласия.

— Ну? — смеётся Вадим. — Угадал? Я же уже алкаш-то со стажем. В чём, в чём, а в виски-то разбираюсь. Правильно? — победоносно смотрит он на официанта. — Угадал, да?

— Ни х.я ты не угадал, Вадик. Здесь вообще Chivas нет. Везде один Dewars.

<…>

— Антон, это чистая подстава, — возмущается Вадим.

— Не-а, — я отрицательно мотаю головой, — это просто доказательство того, что в виски ты не разбираешься. И пьёшь ты обычно не Chivas, а «удивительный, индивидуальный характер виски класса люкс». Ты представляешь, какая у Chivas сильная идеология бренда, что даже тебя заставила «узнать» его среди «Джоников⁴²»?»

Проблему человека, наблюдающего за миром симулякров через  монитор компьютера или экран  телевизора, описывают постмодернистские художественные авторы. Бегбедер в «99 франках» пишет: «Люди бегут от скуки, ищут от нее спасения у телевизора и телефона, в кино и в Интернете, в видеоиграх и модных журналах. Они перестали участвовать в том, что делают, и живут как бы в другом измерении, словно стыдятся просто дышать — здесь и сейчас. Человек, который смотрит на телеэкран, или участвует в интерактивных опросах, или звонит по сотовому, или играет на своей "PlayStation", — не живет. Его здесь нет, он ушел в иной мир. Он вроде бы и не умер, но и не жив. Интересно было бы подсчитать, сколько часов в день мы отсутствуем в реальной действительности и сколько времени пребываем в Зазеркалье. Ручаюсь, что все измерительные приборы зафиксируют наше отсутствие ("Абонент недоступен в данный момент!"), и нам трудненько будет разубедить их⁴³». Действительно, человек, отдавшийся в высокохудожественный виртуальный мир, в некотором смысле перестаёт существовать как субъект в мире реальном. Парадоксальную ситуацию, касающуюся телевидения, описал Пелевин: «Когда телевизор включают, он <человек> преобразуется из объекта номер один в  объект  номер два. Он становится феноменом совершенно иной природы. И хоть  смотрящий  на  экран  не  замечает  привычной   метаморфозы, она грандиозна.  Для  зрителя  телевизор  исчезает  как материальный объект, обладающий весом, размерами и  другими  физическими  качествами.  Вместо этого у зрителя возникает ощущение присутствия в другом пространстве <…>