Власть и общество в художественных произведениях постмодернистов

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 29 Октября 2013 в 17:03, реферат

Описание работы

Данная работа будет посвящена современности, точнее тому, как её пытаются понять современные культурные деятели. Культура, так или иначе, всегда отражала, ту эпоху, в которой они возникла, описывала эту эпоху, старалась дать ответ на вызовы, стоящие перед породившей её цивилизацией. Итак, цель работы – показать культуру постмодернизма в рамках постиндустриального общества, рассмотреть некоторые интересующие эту культуру проблемы. Всех проблем, естественно, затронуть не получится, но некоторых основных вопросов коснуться удастся. Итак, в реферате будут рассматриваться:
Основные черты современного постиндустриального общества.
Основные черты эпохи постмодерна и постмодернистских художественных произведений.
Проблема свободы человека в «обществе потребления» в отражениях постмодернистских произведений.

Файлы: 1 файл

Власть_и_общество_в_художественных_произведениях_постмодернистов.doc

— 298.00 Кб (Скачать файл)

РОГОЖИН: Люблю  тебя! Люблю тебя! В тебе все женщины  мира! Я чувствую их! Я знаю их! Я хочу их!» 16

Возможно, из приведенного отрывка гротеск замечен лишь немного, но в пьесе Сорокина в дальнейшем он доведён до полного абсурда. В любом случае, если читатель ознакомлен с произведением Достоевского, то подобного рода преувеличения в отношении отдельных характеров, описанных классиком, вызывают неуёмный смех.

Элемент пародии можно привести и на примере текста современной музыкальной группы 2h-company, которая хотя и называет свой стиль «интеллектуальным хип-хопом», но в Интернет-комьюнити её творчество всё же устойчиво связывается с «музыкальным постмодерном». В тексте песни переделывается рассказ Кафки «Превращение», в котором главный герой превращается в насекомое, и погибает, в силу того, что своим новым мерзким видом вызывает отвращение и страх родственников, которые так и не удосуживаются ему помочь. 2h-company, ссылаясь на Кафку, делают ситуацию схожей, у всех жителей Земли неожиданно отрастают уродливые отростки, что делает их похожими на насекомых. Вот как описывается отношение землян к этому событию в их песне «Адаптация»: «Коллапс – это максимум, что может предложить мой словарный запас…чтобы описать тот ужасающий, кошмарный, всечеловеческий коллапс, всем маркетологам мира придется выращивать заново в нас эталоны красоты новой, но у них получится, я знаю». Но группа не завершает свой текст той концовкой, которая приводится у Кафки. Ироничное отношение группы к миру брендов и господству рекламы, которые навязывает человеку стереотипы поведения, на этот раз играют положительную роль и помогают спастись человечеству: «Прошел год, а может три. Зная о стопроцентности летального конца, люди все же сотнями шли к подпольным психохирургам, ложились на ампутацию под их старый лазерный нож. Но как-то жить надо было дальше. Притираться начала молодежь. На отростках появились татуировки, заблестел пирсинг. Адаптация началась, я понял, когда на эм-ти-ви со своей бандой этот псих – Джонни Ноксвилл отростком прицепился к подъемнику. Включил, поднялся, завис и кричит: «Прикольно!». Адаптация кончилась, я понял, увидев рекламный клип концерна, дарующего образ здоровой жизни, чье лого – загогулина-сопля. Боюсь произносить имя фирмы, я ей не заплатил за это – может засудить меня. Просто опишу рекламу: голова в профиль, крупный план, повернулась с улыбкой к нам. И отросток в виде логотипа фирмы. Ну, естественно, слоган всех времен и народов, скажем вместе: «Просто сделай это!». Вздохнул с радостью, все стало на свои рельсы, не будет конца света».

Основываясь именно на такой черте постмодернистских произведений, как пародирование, многие часто считают, что основные идеалы авторов постмодерна сводятся к «глумливому отношению к своему прошлому», «стремлению дойти в своем доморощенном цинизме и самоуничижении до крайности, до последнего предела». Смысл же творчества обычно сводится к „приколу" и „стебу", а в качестве литературных „спецэффектов" используется ненормативная лексика. Такие точки зрения часто приходится слышать от вполне серьёзных людей, но в них видится некоторая однобокость и несправедливость по отношению к современным авторам. Агрессивность к предшествующим эпохам характерна для большинства становящихся на ноги культур, начиная с Возрождения и заканчивая Авангардом. В постмодернизме эта агрессия выражена путём пародии, но говорить о том, что кроме неё, культура собой ничего не представляет явно не приходиться: авторы, в своих художественных произведениях затрагивают проблемы, стоящие перед человеком современности, иронией лишь, стараясь показать, что проблемы и ценности прошлых эпох уже неактуальны и в «информационную эру» потеряли своё значение.

Негативное  отношение к метатексту заставляет постмодернистов строить сюжеты своих произведений на совсем иных принципах, нежели это было раньше. В частности, в этом плане интересен для рассмотрения фильм одного из самых известных режиссёров-постмодернистов Квентина Тарантино «Криминальное чтиво». Фильм является обладателем Оскара, «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля 1994 года и ещё более сорока кинематографических наград; считается, что появление «Криминального чтива», стало важной вехой в истории кинематографа. Фильм ознаменован тем, что не имеет единой сюжетной линии, и в нём, естественно, невозможно найти главного героя. События развиваются крайне непредсказуемо, кажется, что автор нарочно отрицает любые каноны, отчего нелинейность фильма не даёт зрителю даже пытаться предугадать, что произойдёт в следующую минуту. Части сюжета Тарантино планировал перемешать и показать в неправильном порядке, для того, чтобы у зрителя с трудом складывалась цельная картина, но кинокомпания настояла на том, чтобы кино было воспроизведено хронологически. «Криминальное чтиво» насквозь сквозит мозаичностью, хаотичностью и коллажностью, зачастую используя цитаты, тем самым, отсылая нас, то к Библии, то к наркоманскому сленгу, то к другим произведениям Тарантино. Но одно из самых главных достоинств фильма — диалоги, которые очень сложно корректно перевести на русский язык. В них то и сквозит всё мироощущение творца текста эпохи постмодернизма с его пародийностью, отказом от антропоцентричности и рациональности,  перемежением изречений пророка Иезекииля с неизменным английским «Fuck» и т.д. К примеру, вот одна из интересных цитат:

«Эсмеральда: Как тебя зовут?

 Буч: Буч.

 Эсмеральда: Что это означает?

 Буч: Я американец, дорогуша, наши имена ни хрена не означают».

Отказ от единой стержневой линии  повествования можно найти и  у американского писателя Чака Паланика. В его произведениях «Бойцовский  клуб» и «Удушье» текст соединён, казалось бы, лишь одним общим героем. Каждое из этих произведений, по сути, являются сборником рассказов об одном человеке, при чём эти рассказы написаны в книге даже не в хронологическом порядке. Ощущение какой-то общей ясной картины смутно появляется лишь к концу книгу, да и то нет ощущения чёткого финала, порой даже становится непонятно, почему автор решает закончить своё повествование именно на этом событии. При чём отрицание метатекста можно увидеть в отношении автора к своему собственному  тексту, он не претендует на истинное знание, на пропаганду каких-либо «верных» ценностей. В «Невидимках» он пишет: «А сейчас ты расскажешь мне свою историю. Вернее напишешь. А потом еще и еще раз. Ты будешь повторять одно и то же на протяжении всей ночи. И тогда ты поймешь, что теперь все это - лишь рассказ. Рассказ о прошлом. Осознав, что твои горести превратились в пустые слова, ты сможешь с легкостью плюнуть на все, что было, и обо всем забыть17». А свой рассказ в повести «Удушье» Паланик начинает со слов: «Если вы собираетесь читать это — лучше не надо. После парочки страниц вам здесь быть не захочется. Так что забудьте. Уходите. Валите отсюда, пока целы. Спасайтесь. Там сейчас по ящику точно идёт что-нибудь интересное. Или, раз уж у вас так навалом времени, пойдите в вечернюю школу. Выучитесь на врача. Станьте кем-нибудь. Пригласите себя поужинать. Покрасьте волосы. Жизнь-то проходит18». Подобное начало повествования, нестандартное преподнесение сюжета, некоторые интересные вещи, о которых говорит автор, и о которых отчасти будет сказано ниже, привело к тому, что в США Паланика принято считать «Королём контркультурной прозы».

  Пример совмещения разных стилей можно найти в новом художественном стиле – поп-арте, который олицетворяет массовую культуру стереотипов и символов. Искусство поп-арта тесно переплеталось с искусством торговой рекламы, навязчиво пропагандировавшей товарный стандарт. Как и в рекламе, главными объектами поп-арта становятся автомашины, холодильники, пылесосы, фены, сосиски, мороженое, торты, манекены. Один из основоположников поп-арта — Энди Уорхол, для создания своих картин использовал консервные банки, пустые бутылки, денежные купюры, на которых он рисовал именитые символы: образ Кока-Колы, как символ демократии, образ Мерлин Монро, как символ сексуальности. Энди Уорхол экспериментировал и в кино: он снял более 100 картин. Большинство его многочасовых фильмов невозможно смотреть. Например, фильм «Сон» длится более 6-ти часов. Снят просто спящий человек. «Зато в таком фильме из-за частой рекламы не потеряешь нить происходящего», — замечал его создатель. Художники поп-арта выражали типичные постмодернистские идеи: отсутствие личностного начала в творчестве, сведение произведения к простой комбинации готовых элементов. Пример совмещения разных стилей текста в литературе особенно ярко можно найти у русского постмодерниста Пелевина. В его произведении «Чапаев и Пустота» высокохудожественные элементы, перемежающиеся прямой отсылкой к стихам Сологуба и Мережковского 19подчас резко сменяются «блатным жаргоном». Главный герой говорит фразы по типу: «Что меня всегда поражало, так это звездное небо под ногами и Иммануил Кант внутри нас20», «Я не пишу стихи и не люблю их. Да и к чему слова, когда на небе звёзды21». Но тут же, буквально в следующей главе, рассуждение о Боге Пелевин отдаёт в руке уголовнику, и характер текста резко меняется: «Я раз с мокрухи шел, на душе тоска, сомнения всякие - короче, душевная слабость. А там ларек с иконками, книжечки всякие. Ну, я одну и купил, "загробная жизнь" называется. Почитал, что после смерти бывает. В натуре, все знакомое. Сразу узнал. Кэпэзэ, суд, амнистия, срок, статья. Помереть - это как из тюрьмы на зону. Отправляют душу на такую небесную пересылку, мытарства называется. Все как положено, два конвойных, все дела, снизу карцер, сверху ништяк. А на этой пересылке тебе дела шьют - и твои, и чужие, а ты отмазываться должен по каждой статье. Главное - кодекс знать. Но если кум захочет, он тебя все равно в карцер засадит. Потому что у него кодекс такой, по которому ты прямо с рождения по половине статей проходишь. Там, например, такая статья есть - за базар ответишь. И не когда базарил где не надо, а вообще, за любое слово, которое в жизни сказал. Понял? Как на цырлах ни ходи, а посадить тебя всегда есть за что. Была б душа, а мытарства найдутся. Но кум тебе срок скостить может, особенно если последним говном себя назовешь. Он это любит. А еще любит, чтоб боялись его. Боялись и говном себя чувствовали. А у него - сияние габаритное, крылья веером, охрана - все дела. Сверху так посмотрит - ну что, говно? Все понял?»22

Постмодернизм стремиться выбить у человека из-под ног любые его ценности и представления. Наверное, именно, поэтому Пелевин свои рассуждения о христианстве отдаёт в руки уголовника. Не гнушается культура эпохи глобализации и развенчанием такой ценности, как патриотизм. Например, 2h-company в текстах которой заметно скептическое отношение ко всему вокруг, так описывает навязываемый государством патриотизм, который в последнее время, похоже, вновь становится популярным: «Как-то большая сила, у которой маленькая госзарплата решила, что за это отомстить кому-то, все-таки, ведь как-то надо. Тут шел я. Был схвачен, брошен к скромной дверце военкомата. Но микрочип в моем среднем ухе дал знать: «Это первая ступень ада!» По обратной стороне роговицы у меня строчкой бежит информация: «Опасность! Перед тобой противник, у которого сублимация самой высокой степени! Так что бесполезен с ним любой торг». Эти слова, как бы, подтверждая, комиссар выдал сильнейший монолог. Мне говорит: «Ты – предатель. Вот перед тобой приходил паренек, он просил: «Командир! Обещай, когда сто процентный ожог получу, ногу взрывом оторвет, а затем ее фантом с ума сведет меня своей болью, а затем убьет, обещай, что потом, как в конце американских фильмов про войну, обещай, майор, что мой гроб обязательно покрывать будет наш триколор!» Вот он – истинный патриот! А ты мне тут говоришь, что государство – это лишь иллюзия, претендующая на твое жизненное пространство».

Итак, если подвести итог, то художественные произведения авторов постмодерна характерны смешением различных стилей повествований и элементов различных культур, особенно характерно, смешение западной культуры и восточной, массовой и элитарной. В этих текстах присутствует пародийность, коллажность, гротеск, зачастую доходящий до абсурда. Постсовременные авторы не претендуют на правду в последней инстанции, ибо задача культуры утвердить равноценность всех культур, принятие же ценности той или иной цивилизации как абсолютной, неизбежно ведёт к отказу от плюрализма и мультиперспективизма. Более других достаётся от постмодернистов западной культуре, как доселе господствовавшей на планете. В большом ходу находится и цитирование, при чём хорошим тоном считается не указывать на того, кого цитируешь. Так, автор был крайне удивлён, когда находил некоторые дословные строчки песен группы 2h-company позже у таких разных людей, как Филипп К. Дик, Кастанеда, Владимир Сорокин.

Постмодернистские авторы также очень много времени  уделяют проблемам современного общества. Обо всех, к сожалению, поговорить не удастся, но о некоторых разговор пойдёт ниже.

Проблема свободы человека в условиях «общества потребления».

 

Хотя термин постмодернизм и берёт своё начало из работы Р. Панвица «Кризис европейской культуры», написанной ещё в 1914 году, но в оборот как обозначение определённого этапа развития культуры, он начал входить гораздо позже. По сути, современную эпоху, как эпоху постмодернизма, начали понимать лишь с середины 60х годов с зарождением постиндустриального общества. Именно тогда и начинают зарождаться такие черты постмодерна, как мультиперспективизм и плюрализм мнений. Стало популярным увлечение неевропейской культурой. В частности, стоит сказать о Джидду Кришнамурти, который оптимизировал учение буддизма, сделав его более лёгким для европейского восприятия, и о Карлосе Кастанеде известном этнографе и антропологе, популяризовавшем на Западе идеи индейского шаманизма. И хотя они распространяли отличающиеся друг от друга учения, в одном их мысли были схожи: западная система воспитывает человека-винтика, который обречён на потерю собственной индивидуальности. К примеру, Кришнамурти говорит: «Наблюдение над жизнью выясняет, что человек подводится под один образец, его превращают в винт для машины, умеющей гладко работать, его пригоняют к обществу, к нации без борьбы, без всякого сопротивления с его стороны. Другими словами, из него делают тип, шаблон23».

Увлечение нетрадиционными  для запада культурами, сознательный отказ от общепринятых норм стал довольно часто проявляться в среде  молодежи, и вызвал появление, так называемых, субкультур. Новые появившиеся молодежные течения предлагали отказ от общепринятых норм, отрицали господство массовой культуры и бунтовали против сложившейся системы. Особенно интересно то, к чему привело максималистское сознание молодежи во Франции – речь идёт о майских событиях 1968 года, которые заставили уйти Де Голля в отставку. Лозунги, которые выдвигала молодежь в своих выступлениях, кажутся парадоксальными: «Мы не хотим жить в мире, где за уверенность в том, что не помрёшь с голоду, платят риском помереть со скуки», «Скука – контрреволюционна». То есть помимо политических лозунгов (а большинство молодежи исповедовало левые и крайне левые взгляды), студенты выступали против взятого властью курса на построение «общества благосостояния». Во Франции эти события вызвали глобальную перестройку общественной мысли – именно тогда начинает формироваться сильнейшая в мире постмодернистская школа – французская.

Но если в  академической среде начинается некоторая перестройка, то в целом  следует сказать, что субкультуры, как течения, предлагающие альтернативный вариант развития общества, потерпели поражение. Любое молодежное течение, приобретавшее популярность, неизбежно коммерциализировалась, что неизбежно приводило к угасанию её бунтарских настроений и постепенно превращало в массовую. При чём, приобретая популярность, многие идейный базисы субкультуры отбрасывались, в обиход же, как правило, входили лишь «внешние черты протеста», проявлявшиеся в одежде и внешнем виде.  В конце концов, к началу 90х субкультуры перестали восприниматься как серьёзная общественная сила. В «Generation П» Пелевин писал, что "Альтернативная музыка - это такая музыка, коммерческой эссенцией которой является ее антикоммерческая направленность24", что-то подобное в принципе можно уже сказать и о современных субкультурах.

Информация о работе Власть и общество в художественных произведениях постмодернистов