Блокада Ленинграда в воспоминание современников

Так одним из символов блокады Ленинграда стал личный дневник маленькой девочки Тани Савичевой, который выставлен ныне в центре мемориала Пискаревского кладбища. У сотен тысяч разных людей была одна судьба - ленинградская, блокадная. Их объединяет столько общих мыслей, чувств, не уходящих образов, картин одно потянется к другому, голос отзовется на голос, боль, слеза - на боль и слезу, гордость.

Ленинградцы не только страдали, переживая голод, холод, страх и утрату близких и родных, но они еще и действовали. Работали в тяжелых условиях войны, помогали воевать, спасали, кто-то снабжал ленинградцев топливом, кто-то собирал детей, организовывал больницы, стационары, обеспечивал работу заводов, фабрик. Тяжелое время блокады слало необычной порой для людей. В эти тяжелые дни каждый человек мог раскрыться по-разному, кто-то проявлял себя в благородстве, щедрости своей души, смелости и любви, а кто-то напротив в подлости, нечеловеческом отношении к окружающим. Но тот подвиг, который совершили блокадники, был основан на простом желании выжить и защитить свой образ жизни.

На место ушедших, на фронт становились подростки и женщины. В городе продолжали работать заводы и фабрики, они снабжали армию оружием. Оружие, произведенное в блокадном Ленинграде, поставлялось даже в Москву. (1, с 43)

Работа помогала держаться и выживать. В безлюдном, обессиленном  и голодном городе продолжалась деятельность большинства учреждений. Почтальоны разносили письма, типографии печатали карточки, газеты, листовки, работали райисполкомы, детские сады, поликлиники. Работа заглушала непрестанные, доводящие до безумия мысли о еде. Через работу люди приобщались к жизни страны, от которой они были отрезаны.

Простые профессии становились очень значимыми в годы блокады. Так обычный почтальон становился героем, ведь этим людям приходилось носить тяжелые сумки с письмами с фронта и большой земли, прямо по квартирам. Необходимо было вручать письма лично. Сил не хватало, часто почтальон приходил уже к мертвому адресату.

  Женщинам блокадницам приходилось очень нелегко, они остались без мужской силы и поддержки. На их хрупкие плечи легли непосильные обязанности сбрасывать зажигательные бомбы с крыш домов, тушить пожары, откапывать заваленных людей, помогать голодным и раненным, хоронить мертвых, спасать город от эпидемий.

В эти тяжелые времена многие продолжали вести дневники, где особенно полно передается дыхание того времени, знобящей повседневности, когда жизнь и смерть сошлись предельно близко, склонились вместе с блокадником над его чуть теплой буржуйкой. (1, с 113)

Нередко в этих дневниках фиксировались не только факты и переживания, но и стремления осмыслить заново и человека, и историю, и вообще целый мир.

Одной из главных тем дневников блокадников стала тема невыносимого голода. Голод стал самым страшным испытанием для людей. [приложение 3]Продовольствие закончилось очень быстро, город оказался в полной блокаде, завозились продукты небольшими партиями с помощью авиатехники, позже, когда наладили «Дорогу жизни»  грузы стали доставлять с большой земли чаще. Людям приходилось, есть, что попало, многие не выдерживали и умирали. По карточкам регулярно выдавали только перец, горчицу, уксус и тоненький кусочек хлеба. На рынке можно было купить кусочки шкуры животных, из которых варили студень. Чтобы не умереть с голоду блокадникам приходилось проявлять изобретательность, так в пищу шли ремни из сыромятной кожи их мельчили и варили с солью. На олифе жарили хлеб, делали блины из горчицы, от которых многие умирали, получив ожог внутренних органов. Летом ели лебеду и землю, привезенную с разгромленного Бадаевского склада, земля была пропитана маслом и сахарным сиропом. Земля казалась людям жирным творогом, она была черной и промасленной. Ели ее маленькими кусочкам и запивали кипятком. Все окружающее становилось для голодных людей съедобным, так некоторые собирали мучной клей из под обоев, ели олифу, технические масла, вазелин и всевозможные отходы растительного сырья.(1, с 232)

После окончания войны город быстро возвращался к нормальной жизни. Люди старались делать все быстро, словно в них была не растрачена вся человеческая энергия. Так блокадный город – город потерь и страданий миллионов обычных людей, город сгоревших и разрушенных домов, невозместимых утрат и неосуществленных жизней, исчез, словно его и не было. Дома отстроили, дороги восстановили, понемногу возвращались эвакуированные. Намного позже возникло желание передать часть пережитого будущим поколениям. Так восстановили надпись на Невском, гласившую «Эта сторона улицы при артобстреле наиболее опасна». Теперь отстроенные жилые кварталы уходят далеко за бывшую линию фронта, а память о блокаде великого города уходят вместе с его жителями. Для новых поколений блокада вошла в образ города, придав красоте его трагическую силу.

Узнать о жизни блокадного города, восстановить событие того трагического периода нашей истории помогли дневниковые записи простых людей. Многие люди в то время вели записи, словно хотели оставить след в истории, чтобы следующие поколения знали, что пришлось пережить в те долгие 900 дней полной блокады Ленинграда. Но дневники не печатали, многие из них были утеряны, иные прятали, боясь неодобрения органов власти. Д. Гранин и А. Адамович смогли собрать разрозненные записи блокадников воедино, передать настроения, чувства и ожидания ленинградцев. Так  сложилась полная картина событий блокадной жизни.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1.2 Повседневная  жизнь блокадного Ленинграда глазами женщин

Женские дневники, найденные и опубликованные,  были посвящены  подробностям быта, бытия, что творилось в очередях, булочной, квартирах, у соседей, на  лестнице и кладбище.

В дневнике Марии Васильевой, который был опубликован в «Блокадной книге» А. Адамовича и Д. Гранина, представлен и героизм, проявленный в повседневной жизни и личные трагедии.

 Блокадная история  повседневной жизни этой семьи  интересна и важна тем, что  позволяет понять как без запасов  продовольствия, денежных средств  или ценностей люди выдержали  голод и выстояли в тяжелейших  условиях. В семье Васильевых  оказался сильный духом лидер, решающий важнейшие вопросы жизни. Им стала сестра Марии  Вера  Алексеевна, бухгалтер небольшого  завода в Ленинграде. Это была  строгая  до cypoвости женщина, которая не терпела нытья, капризов и прочих слабостей.

Кроме основной работы, Вера была бойцом местной противовоздушной обороны, дежурила на крыше своего дома. Еще до того, когда начался голод, она взяла на учёт все продукты. Вера Алексеевна держала всех домочадцев в строгих рамках, ели все в месте в определенное время.

Еще более важное правило, установленное этой сильной женщиной, заключалось в том, чтобы все двигались, работали, имели какие-то постоянные обязанности. Она следила, чтобы все мылись, стирали белье, мыли пол, доставали дрова для маленькой печурки, приносили воду. Благодаря этому и выжили в самую тяжелую первую блокадную зиму, и не потеряли человечности.

В дневнике много отчаяния и горечи, здесь нет героизма, зато есть подлинное ощущение трагедии жителей города, пытающихся выжить изо всех сил. Героизм заключался в другом. Это был героизм внутрисемейный, внутриквартирный, где люди страдали, погибали, проклинали.

Где совершались невероятные поступки, вызванные голодом, морозами, обстрелом. Это была эпопея страданий человеческих. Это была история не девятисот дней подвига, а девятисот дней невыносимых мучений.

Весной все обитатели города, пережившие первую блокадную зиму, дружно вышли на  улицы. Между обстрелами необходимо было убрать всё, что накопилось за зиму. Ломами и скребками убирали снег, все кто мог двигаться чистили дороги и тротуары. (4, с 201)

Для многих, особенно детей освобожденный асфальт был символом до военной мирной жизни, где когда-то чертили мелом скачки, прыгали через скакалки. Не редко люди натыкались на трупы, из сугробов виднелась чья-то рука, она словно звала на помощь. Вывозка трупов была самым тяжёлым делом. Замёрзшие тела складывали в машины и увозили, даже не прикрывая, на Пискарёвское кладбище. Люди не разговаривали и не плакали, просто молча, работали.(5, с 117) Город очистили за две недели, все делали вручную, урывками, среди бесконечных обстрелов. Позже чистый асфальт стали засыпать осколки стекла, кирпича и снарядов.

Несмотря на военные действия, голод и болезни в городе работали школы. Тех, кто остался, в блокадном городе собирали и организовывали в классы. Всех одели в фирменные платья, так что девочки были похожи на военных, платья шили из зеленной солдатской ткани. Занятия проходили, как правило, в подвалах школ, чтобы в случае обстрела никто не пострадал.

Занимались все вместе  и старшие и младшие. Тетрадей не было. Приходилось писать  на газетных обрывках, картоне. Дети проводили большую часть дня в школе. Вместе с учителями дети готовили концерты для раненых, а позже дети самостоятельно выступали в госпиталях. Дарили раненым не только песни и стихи, но и самые разные вещи сделанные своими руками. (26, с 54)

Зимой в школу ходить было нелегко, температура опускалась ниже 30 градусов, а с 20 ноября 1941 г. была снижена норма выдачи хлеба до 125 граммов. Ученики сидели  в пальто, перчатках или рукавицах. У девочек на головах теплые платки, руки прятали в муфтах. Чернила замерзали и в чернильницах устраивали «проруби» и через них обмакивали перья.(24, с 57)

Согревал всех суп, горячая жидкая похлебка, которую давали всем детям после четвертого урока, этот суп приобрел особую ценность для всех. К концу ноября начались обстрелы, снаряды рвались вблизи от школ, вылетали стекла, погибали дети. Частые воздушные тревоги и обстрелы заставили перенести занятия в бомбоубежище. Но несмотря ни на что  школа работала.

Весной 1942 года школьники были мобилизованы на сельскохозяйственные работы. В школе вывесили лозунг: «Рабочие - у станка, школьники - на огороде - все нужны фронту!».(24, с 61 )

Летом ученики работали в саду, пропалывали морковь, свеклу и салат. По воскресеньям учеников возили на Нарвскую заставу разбирать деревянные дома, чтобы заготовить топливо на зиму. В школе создавали тимуровские команды, которые помогали обессиленному населению микрорайонов. В мае 1943 г. старшеклассники были приняты в комсомол.

С 22 июня 1941г началась эвакуация Эрмитажа. Все сотрудники музея начали упаковывать культурные ценности, ели и отдыхали не более часа в сутки. На второй день на помощь работникам музея пришли сотни неравнодушных людей. Работы велись круглосуточно. Ящики, в которые укладывались вещи, стояли на полу, и все время приходилось работать в наклонку. Вскоре у многих появилось носовое кровотечение.

В крепких подвалах Эрмитажа строились надежные бомбоубежища. Для эвакуации ценностей музея были подготовлены ящики, каждый из них имел свой номер, список предметов, которые должны быть в нем помещены, упаковочный материал, а в ящиках, предназначенных для картин, были подготовлены гнезда по размеру подрамников, укреплённые вертикально на стенах ящиков параллельными рейками, обитыми сукном, что значительно облегчало упаковку. В одном ящике такого типа помещалось от 20 до 60 картин. (6, с 154)

Наиболее крупные по размеру картины были сняты с подрамников и накатаны на валы. На каждый вал накатывалось от 10 до 15 картин, переложенных бумагой. Зашитые в клеёнку валы укладывались в прочные продолговатые ящики и укреплялись наглухо на специальных стойках.

Упаковка экспонатов галереи драгоценностей и нумизматических материалов осуществлялась только сотрудниками Эрмитажа. Было упаковано около 10 тысяч колец с драгоценными камнями, сотни тысяч монет, медалей и орденов. Они укладывались по принципу матрёшки. Сначала шла папиросная бумага, затем вата, подушечки из стружки, которые упаковывались в маленькие коробочки.

Художница Е. В. Байкова, участвовавшая в упаковке картин говорила «Пустой Эрмитаж похож на дом, из которого вынесли покойника».(1,  с 341)

Со стен снимали большие полотна, спустили с пьедесталов и перенесли вниз мраморные и бронзовые статуи, убрали из залов люстры, мебель, бронзу. Все эти предметы были спущены по деревянному настилу в залы первого этажа и расположены под монументальными сводами здания в строго определенном, продуманном порядке.

Шесть суток ушло на подготовку к эвакуации экспонатов первого эшелона - 500 тысяч единиц хранения. В ночь на 1 июля эшелон отправился в путь. Его начальником и директором филиала Государственного Эрмитажа на месте прибытия был назначен профессор Владимир Францевич Левинсон-Лессинг. Он один знал, куда направляется железнодорожный состав с культурным наследием. 9 июля эшелон  прибыл в Свердловск, ящики с эрмитажными коллекциями разместили в картинной галерее, костёле и в подвалах особняка Ипатьева.

20 июля был отправлен второй эшелон, поезд состоявший из 23 вагонов увез 1422 ящика с 700 тысячами единиц хранения. Третий эшелон уйти не успел, так как 8 сентября замкнулось кольцо блокады.(12,с 52)

После эвакуации в Ленинграде осталась большая группа сотрудников Эрмитажа для завершения работ по консервации зданий и сохранения экспонатов, не вывезенных из Ленинграда и требовавших надёжного укрытия.

Началось нелегкое дежурство на крыше Эрмитажа. Воздушные тревоги становились все более длительными. На стекла многочисленных окон наклеивали полоски бумаги крест-накрест, чтобы при ударе взрывной волны стекла не рассыпались мелкими осколками. В залы заносили горы песка и ванны с водой для тушения зажигательных бомб.

В подвалах Эрмитажа были подготовлены бомбоубежища, окна заложили кирпичом, были поставлены самодельные койки, подготовили канализацию.

В сентябре начались систематические налеты немецкой авиации, то в бомбоубежищах Эрмитажа и Зимнего дворца жило две тысячи человек. Это были оставшиеся сотрудники музея с семьями, ученые, музейные работники, деятели культуры и другие, также с семьями.(2, с 119)