Аграрные преобразования в России 1917-1921 г.г. и их влияние на развитие сельского хозяйства

     В соответствии с заложенным в Декрете  "О социализации земли" принципом административного регулирования землепользованием разворачивающееся землеустройство должно было включить в себя всю совокупность мероприятий, "направленных к постепенному обобществлению землепользования", с тем чтобы "создать единое производственное хозяйство, снабжающее Советскую Республику наибольшим количеством хозяйственных благ при наименьшей затрате народного труда"⁵.

     Согласно  обозначенным приоритетам, в первую очередь земли отводились совхозам и коммунам, во вторую – трудовым артелям и товариществам и  в последнюю – единоличным  хозяйствам. При этом распределению  в единоличное пользование не подлежали помещичьи земли и  земли экспроприированной крупной  сельской буржуазии. (По закону "О социализации земли" такое распределение хотя и в последнюю очередь, но все же допускалось). На них предполагалась организация совхозов, коммун и иных коллективных форм ведения хозяйства "с целью перехода к коммунистическому земледелию". Деньги на организацию хозяйств выделялись Наркомземом, а обслуживать их должны были крестьяне, принимаемые на постоянную, срочную или поденную работу.

     Столь резкий поворот власти в важнейшем  для крестьянства деле не мог не отразиться на расстановке сил и  в самом ходе гражданской войны. Не имея возможности рассматривать  эту проблему сколько-нибудь подробно (прежде всего, по причине слабой изученности историками), скажем, забегая вперед, о первых результатах социального эксперимента – наблюдавшемся в 20-е годы в целом плачевном производственном положении совхозов и коммун. Известно, что незадолго до начала коллективизации – в конце 1927 года – вклад совхозов и колхозов в совокупный сельский продукт оценивался очень низко. На Украине число коллективных хозяйств в 1924 году составляло 5111, причем лишь около 500, по оценкам местных руководителей, могли быть в какой-то мере поставлены в пример единоличникам. Все это, несмотря на то, что государственные дотации непрерывно возрастали.

     Что же касается производимой продукции, то, по материалам обследования двух губерний, в 1923 году середняки и кулаки, составлявшие 40% населения и практически не входившие в коллективные формы, давали 94,5 % производимой продукции⁶. Однако, несмотря на плачевное в 20-х годах состояние совхозов и признанный провал политики "совхозизации" в 1918-1919 годах⁷, совхозы и коммуны все равно считались магистральным путем "к социализму и коммунизму". Первейшее средство их подъема видели в политической работе, культурно-просветительной деятельности и более жестком контроле. Эта убежденность покоилась, в свою очередь, на вере в то, что в недалеком будущем сельское хозяйство можно будет организовать по типу промышленных гигантов, свести до минимума зависимость от природно-климатических факторов. "Советские хозяйства, – писал, например, Е. Преображенский, – это единственно возможный источник создания крупного образцового социалистического хозяйства со всеми его преимуществами"⁸. Однако пока шла гражданская война, советское правительство еще не имело достаточных возможностей способствовать появлению хозяйств именно "социалистического" типа в противоположность "мелкобуржуазным" хозяйственным образованиям – хозяйствам трудовых семей. Опыт создания совхозов пока ограничился в общем немногочисленными мероприятиями, когда отобранные у помещиков земли государство объявляло своей собственностью и по возможности организовывало в них советские хозяйства. Размеры таких хозяйств в 1918-1919 годах колебались от 500 до 2400 гектаров и несколько больше в зависимости от географического положения. Однако сразу же после организации совхозов, отмечают Бухарин и Преображенский, советская власть столкнулась в них с бюрократизмом, бесхозяйственностью. "Некоторые совхозы превратились в монастыри для помещиков и занимаются лишь само обеспечением своих служащих и рабочих, ничего не давая советскому государству"⁹.

     Насильственное внедрение в хозяйственную жизнь страны совхозов и коммун вело к широким антиправительственным выступлениям. К осени 1919 года из 71 430 800 десятин пахотных земель России (согласно переписи 1916 года) совхозы занимали 2 170000 десятин – 3,96% площади и составляли 3536 хозяйств. Еще около 1 % пашни занимали коммуны, артели и ТОЗы, причем наделу коммун приходилось 0,2 % пашни¹⁰.

     Организация крупных хозяйств требовала национализации земли. Без национализации земли, заявлял  Преображенский, нет социализма. "Социализм – это сознательное регулирование хозяйства в национальном (по меньшей мере) масштабе. Важнейшим (хотя далеко не единственным) условием социализма в земледелии является ...фактическая возможность для трудового общества распоряжаться годной для обработки площадью земли в необходимых размерах"¹¹.

     Еще дальше замыслы преобразователей шли  в вопросе о коммунах. В них  усматривали зачатки будущего мирового коммунистического устройства.

     Деревенская коммуна – это "работать в поле в два раза меньше, а собирать урожай в два раза больше"¹². При коллективной работе нельзя будет учесть – кто сколько наработал, да это и не нужно: все будут брать по мере необходимости, а других забот ни у кого не будет – не будет личных огородов, а будет общий, не будет отдельных кухонь, а будет общая столовая.

     Все было логически состыковано в  этих проектах. Не учитывали они  только одного – готовности крестьянина  прервать цепь традиционного способа  жизни и труда, отказаться от опыта  предков, забыть свои вчерашние заботы и начать все как бы с чистой страницы. Не учитывали они и разумной осторожности человека, жизнь которого всегда зависела, да и продолжала зависеть, от того, не побьет ли град посевы, не сожжет ли их солнце в засушливое лето, не падет  ли скотина, не рассердится ли на небогатого зажиточный сосед и не оставит  ли весной просьбу о займе хлеба  без ответа. Взамен этого сложного, веками вырабатываемого, по крупицам передаваемого  от отца к сыну и тщательно хранимого  опыта и знания предлагалось новое, неизвестное, часто не выдерживавшее  не то что критического отношения, но даже и заинтересованного вопроса. Когда придет в село машина и плуг? Когда появится агроном, который  многому может научить крестьянина? Когда будут проведены землеустроительные работы, чтоб не было между людьми обид, а значит, не нарушился бы сложный, противоречивый, но знакомый и привычный  мир человеческих связей, в котором, может, и не дадут помереть, случись  что? На все эти вопросы ответов  не было, а призывам и обещаниям  крестьянин не верил.

     К 1920 году стремление населения перейти  к хуторскому и отрубному землепользованию достаточно ясно выявилось в 20 губерниях, особенно на севере и северо-западе страны. Однако официальная реакция  Наркомзема на это явление была отрицательной. В. И. Ленин и М. И. Калинин, помогая крестьянам-хуторянам в отдельных случаях, своего позитивного отношения к этому явлению в цепом не проявили¹³. Утвердившийся к 1920 году в деревне строй, по мнению крестьян, говорит В. И. Ленин, является "идеальным" капитализмом¹⁴. Но возникновение массы крупнотоварных ферм, как следствия развития в этом направлении, вождь Октября считал регрессом в сравнении с перспективой коллективизации.

     Провозглашение  Декретом "О земле'' основного средства производства "общенародным достоянием" в тех условиях означало уравнительное распределение. Его нужно было проводить в государственном масштабе землеустроительным органам. Однако их малочисленность, часто низкая квалификация не давали даже надежды на быстрое устройство дела. (Проблема эта в масштабах государства не была решена в течение 20-х годов.) Оставался путь самостоятельного передела земли. Однако зажиточные слои деревни, как правило, передела не хотели и излишки возвращать не собирались. Конечно, даже при этих условиях "крестьянская беднота" (пролетарии и полупролетарии) превратились, в очень большом числе случаев, в середняков"¹⁵. Но все же процент неимущего трудолюбивого бедняцкого меньшинства был значителен. Оно получало либо худшие земли (кроме прочего, остававшиеся, как то было определено законом "О социализации земли", после отхода лучших земель в совхозы и коммуны), либо должно было само определяться в коммуны или наниматься в совхозы. Более того, в разных регионах страны значительные массы крестьянства были безлошадны. Длившееся семь лет разорение хозяйства, гибель миллионов мужчин значительно увеличили слой бедняков и тяготы бедняцкой жизни. Получавший землю безлошадный бедняк часто не знал, как ей распорядиться. Привычным для него путем был найм к зажиточному середняку или кулаку, а когда это было разрешено властью – не только найм, но и сдача в аренду собственного участка¹⁶.

     Другим  путем было объединение в коммуны, тем более что здесь обещалась  государственная поддержка.

     Основная  масса, получив землю и пополнив средства производства, прочно встала на путь развития мелкотоварного хозяйства  с тенденцией к его все более  полному кооперированию. Для этого  в стране с начала века было сделано  очень много. Однако кооперация в  том виде, в каком она пребывала  до Октября, партией большевиков  не принималась и третировалась  как буржуазно-торгашеская. Идеалом  считался непосредственный безденежный  обмен продуктов промышленности на продукты сельского хозяйства под эгидой государства и при помощи кооперации как фискально-распределительного аппарата. Эту установку крестьянин-товаропроизводитель и кооператор принять не могли. Вот почему с начала 1918 года вопрос о судьбе кооперации также стоял в повестке дня. 

2.2. Практика "военного коммунизма" 1918-1921 г.г. 

     Снабжение армии и городов хлебом как  военная и экономическая необходимость  было неизбежно. Эта проблема с 1914 года постоянно стояла перед царским  и Временным правительствами. Разрешение свободной торговли в тех условиях заканчивалось значительными повышениями  цен на рынке, огромными расходами  для казны, на которой лежало прокормление армии, неминуемым сокращением потребления  или голодом. Основные производители  хлеба – сельская буржуазия и  помещики – цен не только не снижали, но кратно повышали их. Спекуляция и  вздорожание продуктов с лета 1915 года подхлестывались развалом хозяйства. Мобилизация крестьян в армию  привела к сокращению посевов (с 1913 по 1917 г. – приблизительно на 17%) при  одновременном росте потребления  хлеба: в армии крестьянин питался  значительно лучше, чем в деревне. Кроме того, крестьяне в принципе стали меньше продавать хлеба: семьи  солдат обеспечивались государственными пайками. Хлеб стал дефицитом.

     С конца 1915 года правительство начало реквизировать или принудительно  скупать у населения хлеб по низким ценам. Однако слабость государственного заготовительного аппарата и боязнь передать дело в руки общественных организаций привели к тому, что  в конце 1916 года хлеб поступал только из 3 губерний. В городах начался  голод, беспорядки. Армия снабжалась хлебом на 40 %. Попытка ввести разверстку царскому правительству не удалась. Лишь Временное правительство 25 марта 1917 года ввело государственную монополию  на хлеб, а в августе вдвое повысило на него закупочные цены. Была признана необходимость продовольственной  диктатуры. Сутью ее должно было быть "уничтожение всей торговли хлебом и передача товарооборота хлебов в руки государственной власти". В случае отказа предполагалось применять принуждение. Слова эти сказаны не большевиком, в отношении которого можно выдвинуть возражение в необъективности и стремлении оправдать партийную политику 1918 – начала 1921 годов. Они произнесены в апреле 1917 года А. В. Чаяновым – одним из крупнейших теоретиков и организаторов аграрного производства в России¹⁷. В целом за 1917 год благодаря мерам государства, по оценке Н. Д. Кондратьева, было заготовлено хлеба больше, чем в 1916.

     В условиях развала государственного аппарата вообще и заготовительного в частности, отвергая как неприемлемые предложения хлеба украинской Центральной  Радой в обмен на поддержку  ее курса на "самостийность", высмеивая как мифические предложения министерства продовольствия Всероссийского продовольственного съезда "оставить дело продовольствия вне политической борьбы", партия большевиков оказалась перед реальной проблемой национального голода и лавины восстаний. Положение усугублялось Брестским миром, по которому от страны отторгались территории дававшие до 35 % продовольствия¹⁸.

     Получив в результате мира с Германией  временную передышку весной 1918 года и рассчитывая на ее достаточно длительный срок, Ленин рассматривает вопрос об экономическом обеспечении переходного  периода от капитализма коммунизму. По его мысли, это должен быть период, на протяжении которого приостанавливается "красногвардейская атака" на капитал и организуется сосуществование создаваемого социалистического уклада и государственного капитализма. Последний в это время понимается как хлебная монополия, подконтрольность предпринимателей и использование "буржуазной" кооперации в качестве орудия учета, заготовки и распределения продуктов. В "Очередных задачах Советской власти" намечается ряд мер по введению частно-хозяйственного капитала в рамки госкапитализма: контроль за денежным обращением, замена контрибуций поимущественным и подоходным налогом с буржуазии, укрепление государственной монополии на продовольствие, монополия внешней торговли¹⁹. Товарно-денежные отношения постепенно должны были быть заменены натуральным продуктообменом, безденежными формами.

     Однако  сдержать размах "красногвардейской" атаки не удалось. Курс на политику, которая в перспективе могла привести к НЭПу, в 1918 году не состоялся. Возобладала линия на жесткое проведение продразверстки. В этой обстановке в мае 1918 года был разработан Декрет "О чрезвычайных полномочиях народного комиссара по продовольствию". Относительно представленного проекта В. И. Ленин писал "...сильнее подчеркнуть основную мысль о необходимости для спасения от голода, вести и провести беспощадную и террористическую борьбу и войну против крестьянской и иной буржуазии, удерживающей у себя излишки хлеба, ...внести добавление о долге трудящихся, неимущих и не имеющих излишков крестьян объединиться для беспощадной борьбы с кулаками"²⁰. 9 мая 1918 года СНК Декрет "О чрезвычайных полномочиях народного комиссара по продовольствию" утвердил. Устанавливалась продовольственная диктатура. Для ее осуществления требовалась реальная сила. Кооперативным организациям, на базе которых Чаянов, Кондратьев и другие экономисты-аграрники предлагали создать общественную распределительную систему, не доверяли. Был взят курс на активное стимулирование революции в деревне, на поддержку и укрепление ее пролетарских и полупролетарских слоев.

     "Образование в деревне комитетов бедноты, – писал В. И. Ленин, – было поворотным пунктом... к гораздо более трудной и исторически более высокой (чем победа над помещиками. – С. Н.) и действительно социалистической задачей – и в деревню внести сознательную социалистическую борьбу, и в деревне пробудить сознание", установить, в конечном счете, "социалистический порядок"²¹. Из комбедов, говорил Ленин, должны вырасти "полновластные сельские Советы депутатов, которые должны провести в деревне основные начала советского строительства – власти трудящихся, – вот где настоящий залог того, что мы не ограничили свою работу тем, чем ограничивались обычные буржуазно-демократические революции в западноевропейских странах. Уничтожив монархию и средневековую власть помещиков, мы переходим теперь к делу подлинного социалистического строительства"²². С этой целью Декретом ВЦИК от 11 июня 1918 года, под писанным В. И. Лениным и Я. М. Свердловым, в деревнях РСФСР организовывались "комбеды", в обязанность которых входило "оказание помощи местным продовольственным органам в изъятии хлебных излишков"²³. При этом практика была такова, что 25 % изъятого оставалось в их распоряжении.