Развитие детского творчества и речевой активности детей с ЗПР

Все гениальные произведения, - говорит Вольтер в письме к  Дидро, - созданы инстинктивно. Философы целого мира вместе не могли бы написать Армиды Кино или басни Мор зверей, которую Лафонтен диктовал, даже не зная хорошенько, что из нее выйдет. Корнель написал трагедию Гораций  так же инстинктивно, как птица  вьет гнездо.

Таким образом, величайшие идеи мыслителей, подготовленные, так сказать, уже полученными впечатлениями  и в высшей степени чувствительной организацией субъекта, родятся внезапно и развиваются настолько же бессознательно, как и необдуманные поступки помешанных. Этой же бессознательностью объясняется непоколебимость убеждений в людях, фанатически усвоивших известные убеждения. Но как только прошел момент экстаза, возбуждения, гений превращается в обыкновенного человека или падает еще ниже, так как отсутствие равномерности (равновесия) есть один из признаков гениальной натуры. Не подлежит никакому сомнению, что между помешанным во время припадка и гениальным человеком, обдумывающим и создающим свое произведение, существует полнейшее сходство. Латинская пословица гласит: Aut insanit homo, aut versus fecit (Или безумец, или стихоплет) [24, с. 84].

Очевидно, все они инстинктивно употребляли такие средства, которые  временно усиливают прилив крови  к голове в ущерб остальным  членам тела. Здесь кстати упомянуть  о том, что многие из даровитых  и в особенности гениальных людей  злоупотребляли спиртными напитками.

Замечено, что почти все  великие создания мыслителей получают окончательную форму или, по крайней  мере, выясняются под влиянием какого-нибудь специального ощущения, которое играет здесь, так сказать, роль последней  капли. Факты доказывают, что все  великие открытия были сделаны под  влиянием органов чувств. Несколько  лягушек, из которых предполагалось приготовить целебный отвар для  жены Гальвани, стали причиной открытия гальванизма. Изохронические (одновременные) качания люстры и падение яблока натолкнули Ньютона и Галилея  на создание великих систем.

Следует еще прибавить, что  вдохновение, экстаз всегда переходят  в настоящие галлюцинации, потому что человек видит предметы, существующие лишь в его воображении. Так Баль рассказывает о сыне Рейнолдса, что  он мог делать до трехсот портретов  в год, так как ему было достаточно посмотреть на кого-нибудь в продолжение  получаса, пока он набрасывал эскиз, чтобы  потом уже это лицо постоянно  было перед ним, как живое. Лютер  слышал от сатаны аргументы, которых  раньше он не мог придумать сам.

Если мы обратимся теперь к решению вопроса - в чём именно состоит физиологическое отличие  гениального человека от обыкновенного, то, на основании автобиографий и  наблюдений, найдем, что по большей  части вся разница между ними заключается в утонченной и почти  болезненной впечатлительности  гения.

По мере развития умственных способностей впечатлительность растет и достигает наибольшей силы в  гениальных личностях, являясь источником их страданий и славы. Эти избранные  натуры более чувствительны в  количественном и качественном отношении, чем простые смертные, а воспринимаемые ими впечатления отличаются глубиною, долго остаются в памяти и комбинируются  различным образом. Это является одной из важнейших предпосылок  создания гениями чего-либо принципиально  нового, именно поэтому они способны в мелочах увидеть то, что другим не заметно и сделать из этих мелочей  величайшее открытие [19, с. 113]. Многие гениальные ученые падали в обморок от восторга при чтении сочинений Гомера. Живописец  Франчиа умер от восхищения, после  того как увидел картину Рафаэля. одаренность способности гениальность маттоид

Но именно эта слишком  сильная впечатлительность гениальных или только даровитых людей является в громадном большинстве случаев  причиною их несчастий, как действительных, так и воображаемых. Гений раздражается всем, и что для обыкновенных людей  кажется просто булавочными уколами, то при его чувствительности уже  представляется ему ударом кинжала. Болезненная впечатлительность  порождает также и непомерное тщеславие, которым отличаются не только люди гениальные, но и вообще ученые, начиная с древнейших времен.

Поэт Люций не вставал  с места при появлении Юлия Цезаря в собрании поэтов, потому что  считал себя выше его в искусстве  стихосложения. Шопенгауэр приходил в  ярость и отказывался платить  по счетам, если его фамилия была написана через два n.

Все, кому выпало на долю редкое счастье жить в обществе гениальных людей, поражались их способностью перетолковывать  в дурную сторону каждый поступок окружающих, видеть всюду преследования  и во всём находить повод к глубокой, бесконечной меланхолии. Эта способность  обусловливается именно более сильным  развитием умственных сил, благодаря  которым даровитый человек более  способен находить истину и в то же время легче придумывает ложные доводы в подтверждение основательности  своего мучительного заблуждения. Отчасти  мрачный взгляд гениев на окружающее зависит, впрочем, и от того, что, являясь  новаторами в умственной сфере, они  с непоколебимой твердостью отталкивают  от себя большинство людей.

Но все-таки главнейшую причину  меланхолии и недовольства жизнью избранных  натур по Ч. Ломброзо составляет закон  динамизма и равновесия, управляющий  также и нервной системой, закон, по которому вслед за чрезмерной тратой или развитием силы является чрезмерный упадок той же самой силы.

Иногда чувствительность искажается и делается односторонней, сосредоточиваясь на одном каком-нибудь пункте. Несколько идей известного порядка и некоторые особенно излюбленные ощущения понемногу  приобретают значение главного (специфического) стимула, действующего на мозг великих  людей и даже на весь организм. Пуассон  говорил, что жить стоит лишь для  того, чтобы заниматься математикой. ДАламбер и Менаж, спокойно переносившие самые мучительные операции, плакали  от легких уколов критики. Лючио де Лансеваль смеялся, когда ему  отрезали ногу, но не мог вынести  резкой критики Жофруа.

Следует еще заметить, что  среди гениальных или скорее ученых людей часто встречаются те узкие  специалисты, которых Вахдакоф называет монотипичными субъектами. Они всю  жизнь занимаются одним каким-нибудь выводом, сначала занимающим их мозг и затем охватывающим его всецело. Так, Бекман в продолжение целой  жизни изучал патологию почек, Фреснер - луну, Мкейер - муравьев, что представляет огромное сходство с мономанами [2, с. 56].

Вследствие такой преувеличенной и сосредоточенной чувствительности великих людей и помешанных чрезвычайно  трудно убедить или разубедить в  чём бы то ни было. И это понятно: источник истинных и ложных представлений  лежит у них глубже и развит сильнее, нежели у людей обыкновенных, для которых мнения составляют только основную форму, род одежды, меняемой по прихоти моды или по требованию обстоятельств. Крайнее и одностороннее  развитие чувствительности, без сомнения, служит причиной тех странных поступков  вследствие временной анестезии  и анальгезии, которые свойственны  великим гениям наравне с помешанными.

Так, о Ньютоне рассказывают, что когда ему случалось уходить  из комнаты, чтобы принести какую-нибудь вещь, он всегда возвращался, не захватив ее. Бетховен и Ньютон, принявшись - один за музыкальные композиции, а  другой за решение задач, до такой  степени становились нечувствительными  к голоду, что бранили слуг, когда  те приносили им кушанья, уверяя, что  они уже пообедали. Джиоия в припадке творчества написал целую главу на доске письменного стола вместо бумаги [25, с. 76].

Подобным же образом объясняется, почему великие гении не могут  иногда усвоить понятий, доступных  самым дюжинным умам, и в то же время высказывают такие смелые идеи, которые большинству кажутся  нелепыми. Дело в том, что большей  впечатлительности соответствует  и большая ограниченность мышления. Ум, находящийся под влиянием экстаза, не воспринимает слишком простых  и лёгких положений, не соответствующих  его мощной энергии. Так, Монж, делавший самые сложные дифференциальные вычисления, затруднялся в извлечении квадратного корня, хотя эту задачу легко решил бы всякий ученик.

Гаген считает оригинальность тем качеством, которое резко  отличает гений от таланта. Точно  так же Юрген Мейер говорит: Фантазия талантливого человека воспроизводит  уже найденное, фантазия гения - совершенно новое. Первая делает открытия и подтверждает их, вторая изобретает и создает. Талантливый  человек - это стрелок, попадающий в  цель, которая кажется нам труднодоступной; гений попадает в цель, которой  нам даже и не видно. Оригинальность - в натуре гения.

Гений обладает способностью угадывать то, что ему не вполне известно: например Гёте подробно описал Италию, не видев ее. Именно вследствие такой прозорливости, возвышающейся  над общим уровнем, и благодаря  тому, что гений, поглощенный высшими  соображениями, отличается от толпы  в сверхпоступках или даже, подобно  сумасшедшим (но в противоположность  талантливым людям), обнаруживает склонность к беспорядочности, - гениальные натуры встречают презрение со стороны  большинства, которое, не замечая промежуточных  пунктов в их творчестве, видит  только расхождение сделанных ими  выводов с общепризнанными и  странности в их поведении [8, с. 34].

Если некоторые из этих последних и обнаруживают недюжинные умственные способности, то это лишь в сравнительно редких случаях, и  притом ум их всегда односторонен: гораздо  чаще мы замечаем у них недостаток усидчивости, прилежания, твердости  характера, внимания, аккуратности, памяти - главных качеств гения. И остаются они по большей части всю жизнь  одинокими, необщительными, равнодушными или нечувствительными к тому, что волнует род людской, точно  их окружает какая-то особенная, им одним  принадлежащая атмосфера.

Резюмируя эти положения, можно прийти к следующим выводам: в физиологическом отношении  между нормальным состоянием гениального  человека и патологическим - помешанного  существует немало точек соприкосновения. Среди гениальных людей встречаются  помешанные и среди сумасшедших - гении. Но было и есть множество  гениальных людей, у которых нельзя отыскать ни малейших признаков умопомешательства, за исключением некоторых ненормальностей  в сфере чувствительности [14, с. 106].

Установив такое близкое  соответствие между гениальными  людьми и помешанными, природа как  бы хотела указать нам на нашу обязанность  снисходительно относиться к величайшему  из человеческих бедствий - сумасшествию и в то же время предостеречь нас, чтобы мы не слишком увлекались блестящими призраками гениев, многие из которых  не только не поднимаются в заоблачные сферы, но, подобно сверкающим метеорам, вспыхнув однажды, падают очень низко  и тонут в массе заблуждений.

4.3 Промежуточная ступень  гениальности - маттоиды (по Ч. Ломброзо)

Маттоидами Чезаре Ломброзо называет разновидность, составляющую промежуточное звено, переходную ступень  между гениальными безумцами, здоровыми  людьми и собственно помешанными  и обладающими при этом каким-либо исключительным умением.

Это особый тип индивидов, на которых впервые указал Маудели, назвав их людьми с темпераментом  помешанных и которых потом Морель, Легран де Соль и Шюле назвали страдающими  наследственным неврозом, Баллинский и др. - психопатами, а Раджи - невропатами [3, с. 108].

Последний, тщательно и  долго изучавший подобных субъектов  предложил разделить их на четыре категории, смотря по тому, относится  ли их ненормальность к области чувственной, аффективной или интеллектуальной.

Первую категорию составляют отчасти истеричные субъекты, отчасти  ипохондрики с более острой впечатлительностью, чем у других людей, и со склонностью  объяснять свои воображаемые несчастья  выдуманными причинами.

Ко второй категории принадлежат  субъекты с извращенными инстинктами, злоупотребляющие то эксцессами, то воздержанием и склонные к различным ненормальностям. Аффективные моральные маттоиды образуют в полном смысле слова субстрат или переходную ступень к врожденным преступникам. Обыкновенно такие  личности становятся, по мнению Ломброзо, во главе тайных обществ, заседающих в кафе или политическом клубе, делаются основателями новых сект и т.д. Тщеславные до крайней степени, они зачастую совершают преступления из желания  прославиться, забывая при этом, что вместе с утратой престижа лишаются и честного имени, и уважения окружающих, чего они так страстно добивались [3, с. 150].

Интеллектуальные маттоиды - это, по мнению Раджи, те неудержимые  болтуны, которые, раз заговорив, уже  не могут остановить потока своего красноречия, даже если бы и желали этого. Находясь под влиянием какого-то лихорадочного умственного возбуждения, они говорят без логической связи  и нередко приходят к выводам, совершенно противоположным тому, что  они хотели доказать. Иногда у них  бывает необыкновенно развита память, так что они запоминают целые  страницы из прочитанного или же хорошо помнят только числа, иностранные слова, но забывают черты лица даже своих  друзей. Такие субъекты очень мало отличаются от душевнобольных, страдающих горделивым помешательством и пр., и часто становятся ими при  первом же поводе.

Разновидность того же типа, соединяющую интеллектуального  маттоида с моральным или аффективным, представляют графоманы. Отличительная  особенность маттоида - преувеличенное мнение о себе, о своих достоинствах и вместе с тем исключительно  ему свойственная способность высказывать  свои убеждения больше на бумаге, чем  на словах или на деле, не возмущаясь нисколько теми невзгодами и противоречиями, которые на каждом шагу встречаются  в практической жизни и обыкновенно  не дают покоя как гениальным людям, так и сумасшедшим. Ненормальность писателей-маттоидов не всегда легко  заметить, если бы, при всей кажущейся  серьезности и увлечении данной идеей, - в чем они обнаруживают сходство с мономаньяками и гениальными  людьми, - к их сочинениям не примешивалось  зачастую множество нелепых выводов, постоянных противоречий, многословия  и главным образом себялюбия  и тщеславия, составляющих преобладающее  свойство гениальных людей, лишившихся рассудка.