Культура общения и речевого поведения

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 02 Июля 2014 в 19:53, контрольная работа

Описание работы

Дедуктивные рассуждения наиболее убедительны и наиболее тривиальны. В классическом виде они представляют собой полный силлогизм, т.е. рассуждение, включающее две посылки (большую и малую) и вывод.
Например: «Все присутствующие поставили свою подпись (большая посылка). Иван был в числе присутствующих (малая посылка). Значит, под бумагой стояла и его подпись (вывод)».

Содержание работы

1. Логическое обоснование……………………………………………………..3
1.1 Структура и виды доказательств……………………………………………….3
1.2 Формально – логические законы……………………………………………….8
1.3 Логические ошибки……………………………………………………………...9
2.Политическая риторика……………………………………………………….12
2.1 Теория коммуникаций………………………………………………………….12
2.2 Массовая информация…………………………………………………………15
3. Протокольные жанры…………………………………………………………17
4. Понятие «цветов красноречия»…………………………………………... 17
4.1 Остроумие и юмор в речи оратора…………………………………………….18
4.2 Фразеология…………………………………………………………………….22
Список использованной литературы……………………………………………...25

Файлы: 1 файл

риторика - контр.doc

— 148.00 Кб (Скачать файл)

3. Фольклор, сценическая  речь, документы, журнальная литература, реклама предполагают как обмен текстами, так и его отсутствие.

Назовем первую группу видов речи симметричной, вторую – асимметричной, а третью группу – нейтральными, симметрично-асимметричными видами речи.

При изучении логоса в речевых коммуникациях по видам словесности каждый вид словесности рассматривается как неопределенно большое количество диалогов в данном виде словесности и между их видами. Это значит, что логос в этом случае есть система общих мест, которые восстанавливаются по содержанию текстов, представляющих данный вид словесности и в координации с нормами этоса, характерными для данного вида словесности.

Общие места различаются в истории становления вида словесности как непререкаемые суждения, общепризнанные постулаты, которые кажутся естественными и  потому истинными.

Создание общих мест происходит в диалоге. Каждый, кому случалось аргументировать публично, знает, что всякая аудитория руководствуется чем-то общепризнанным и одновременно имеет свои, только присущие данной аудитории взгляды и интересы. Например, нищелюбие для любой современной аудитории является общим местом (надо помогать нищим). Но в конкретной аудитории это общее положение может трактоваться по-разному. В одной аудитории понятен и принят тезис о том, что помогать нищим надо из милосердия как внутреннего чувства каждого гуманного человека. В другой аудитории будет понятен и принят аргумент о том, что нищим надо помогать для того, чтобы не доводить их до отчаяния, чтобы создать общее согласие и благолепие, т. е. с целью своеобразной самозащиты.

Таким образом, вокруг центрального единого общего места – нищелюбие есть благо – развиваются другие общие места: нищелюбие полезно для своей души и нищелюбие – средство самозащиты.

Общие места есть тексты, смысл которых служит объединению вокруг этого смысла других текстов с разной композицией.

В теории коммуникаций пафос понимается как допустимое для каждого вида речи намерение произвести речью определенный эффект. Эффекты, которые можно произвести речью, различны:

1) привлечение внимания (к  оратору и предмету);

2) формирование доверия (к  оратору и его доводам);

3) создание и распространение  знания (в разных его видах - этиологического, системного, логического);

4) формирование намерения  действовать;

5) переход к действиям;

6) напоминание, укрепление  в памяти. Сравнение двух типов  описания пафоса отдельной речи  показывает, что оба описания  имеют общие и необщие части.

К необщим частям относятся:

1) переход к действиям,

2) напоминание, укрепление  в памяти,

3) услаждение аудитории,

4) объединение аудитории,

5) убеждение аудитории.

К общим частям относятся:

1) привлечение внимания,

2) создание намерения,

3) формирование и распространение  знания,

4) формирование доверия,

5) возбуждение и успокоение  страстей.

Таким образом, пафос в этом случае может изучаться как предел возможностей формирования конкретного смысла монологов и диалогов. [2]

2.2 Массовая информация

Создание массовых коммуникаций XX в. проходит в два этапа. На первом этапе образуются средства массовой информации, на втором – органы информатики. Оба эти этапа есть становление смешанной устно-письменной речи.

Массовая информация по своей структуре представляет собой совокупное по смыслу и по форме сообщение о событиях. Органы массовой информации получают сведения о событиях не столько от своих корреспондентов, сколько от информационных агентств. Задача информационных агентств состоит в том, чтобы суммировать сообщения о текущих событиях и продавать эти сообщения органам массовой информации. Информационные агентства работают так, что отслеживают события по всему свету.

Выбор сообщений, комментирование и комплектование их добавочными жанрами лежит на тех, кто управляет органами массой информации.

Повременной характер выпуска массовой информации делает ее содержание оперативным. Отдельные органы состязаются в том, который из них скорее передаст получателям текста информацию о событии, правдивом (т.е. сообщаемые факты должны точно соответствовать действительности) и истинном, т.е. подбор сообщений о событиях и их сопровождение должны отвечать программе органа массовой информации, установленной его руководством.

Благодаря тому, что информационные агентства распространяют свои материалы по всему миру как товар, который покупают, массовая информация имеет всемирный, глобальный характер.

Социальные свойства массовой информации показывают следующие закономерности:

1. Массовая информация  является глобальным текстом, объединяющим  разные языковые сообщения с  их социальными речевыми структурами. Несмотря на различие языковых  систем, массовая информация обладает принципиальным единством смысла и направленности содержания. Массовая информация связывает людей любых языковых общностей в одно целое и формирует их общие интересы. Это свойство называется интернационализмом.

2. Получатель массовой информации воспринимает текст о текущих событиях с целью ориентироваться в мире и соответственно строить свою деятельность. Массовая информация распространяет стиль как всемирное явление и является основным средством формирования моды, формирует носителей моды как неосознанных, но уверенных подражателей стиля. Таков тип влияния массовой информации, который можно назвать неисторичностью сознания.

3. Заказчик массовой информации  исходит из своих торгово-экономических, финансовых, управленчески-административных интересов. Соответственно эти интересы у разных групп различны, что отражается в текстах массовой информации. Поэтому ее характеризует плюрализм мнений при единстве интернациональной информации о событиях. Плюрализм мнений направляет разные категории получателей массовой информации и формирует разнообразие вкусовых предпочтений.[2]

 

3. Протокольные  жанры делового общения

"Совещание — это  форма организации делового общения  коллектива (группы) с целью обмена  информацией и принятия коллективного  решения по актуальным для данного коллектива (группы) проблемам"*, — пишет в своей книге "Деловая риторика" В. И. Андреев.

Для менеджеров-управленцев деловое совещание — это такой же привычный вид делового общения, как для менеджеров, занимающихся вопросами сбыта, деловые переговоры.

Совещание и собрание — это протокольные жанры. Это означает, что они проходят в обстановке строгой официальности, обусловленной фиксацией устной речи, ведением протокола. Протокол отражает не только ход ведения совещания (собрания) — обсуждение вопросов и принятие решения, — но и содержит важную процедурную информацию. Он пишется по форме, в которую входят следующие реквизиты: наименование ведомства, наименование учреждения или предприятия, название вида документа (протокол), дата заседания, индекс (номер), место заседания, гриф утверждения (если протокол подлежит утверждению), заголовок, куда входит наименование коллективного органа или конкретного совещания, указание фамилий председателя и секретаря, состав присутствующих, повестка дня, текст по форме: слушали — решили (постановили), подписи председателя и секретаря.

Основное содержание выступлений передается в сокращенном или резюмированном виде. Принятые решения — в виде формулировок.

Тезирование используется и для протоколирования хода совещания. В протоколе тезисно записывается содержание докладов, выступления участников во время прения. Такой тип протокола называется полным.

 

4. Понятие: «цветов  красноречия»

“Цветы красноречия” – специальные фигуры и тропы, служащие для украшения и эстетического наслаждения речью.

В риторике существует такое понятие как «цветы красноречия». В данном случае этот термин обозначает все то, что украшает выступление оратора. «Остроумие, вкус, умение пользоваться поговорками, пословицами, ориентироваться в аббревиациях – первые признаки оратора грамотного».[6]

 

4.1. Юмор и остроумие в ораторской речи      

 Остроумие, умение вызвать  смех аудитории всегда были  важными компонентами ораторского  искусства. Смешное может выполнять  самые разнообразные функции в речи: помогает установит контакт с аудиторией, восстановить утраченное внимание, когда логические приемы оказываются бессильными. Веселый куплет может опрокинуть трон и низвергнуть богов, замечал Анатоль Франс. 
       То же можно сказать и о такой разновидности художественного творчества, как шутка. Шутка незаменима, например, в споре. Заставить рассмеяться аудиторию – это значит наполовину её убедить в своей правоте. Художественный образ и шутка заставляют читателя или слушателя разделить с их автором ход его мыслей. 
       Французская поговорка гласит: «Важно иметь смеющихся на своей стороне». Тот, с кем смеются, - победитель в споре. 
       Шутка важна в трудных положениях: ею восстанавливается душевное равновесие. Суворов шуткой подбадривал своих солдат. 
       Поэтому там, где необходимо не только логическое убеждение, но и эмоциональное, - художественный образ и шутка очень важны. Они важны в научно-популярной работе и в ораторских выступлениях. Всякий лектор знает, как важно восстановить ослабевшее внимание аудитории шуткой. Шутка даже в большей степени, чем художественный образ, требует активного соучастия, она заставляет слушателей не только активно слушать, но и активно «домысливать» остроту. 
       Оратор прибегает к юмору как инструменту передачи мыслей и эмоциональной настроенности, предполагая, что в зале находятся его единомышленники. Обязательное условие эффективности публичного смеха - строгое чувство меры, такт и высокий художественный вкус. Недопустимо шутить примитивно или невпопад. Неуместные остроты могут нанести выступлению непоправимый вред, а оратору создать печальную репутацию. Используя юмористический пример или шутку, надо думать и о том, насколько аудитория подготовлена к их восприятию, способна ли она почувствовать соль юмористического примера. Тонкий юмор обычно требует подготовки аудитории, иначе шутка может не дойти, повиснет в воздухе. Нелепое впечатление производит вид оратора, самодовольно хохочущего над собственной шуткой. 
       Остроумие, как известно, бывает двух родов: или равномерно разлитое по всей речи, или едкое и броское. Так вот, первое - древние называли шутливостью, а второе - острословием. Ни в том, ни в другом названии нет ничего серьезного; да и ведь смех возбуждать - дело ничуть не серьезное. Юмор и остроумие сплошь и рядом приносят нам успех в делах. Но как для непрерывной шутливости не требуется никакой науки (ведь природа, создавая людей, вложила в некоторых дар передразнивать и дар шутливо рассказывать, помогая себе и лицом и голосом, и самим складом речи), так и во второй манере, в острословии, не может быть места для науки: как же иначе, если остроумно пущенное слово должно ранить раньше, чем может быть обдумано. 
       Остроумцы и острословы редко умеют считаться с людьми и с обстоятельствами и удержаться от меткого словца по любому поводу. Поэтому некоторые шутники остроумно толкуют сказанное Эннием «Легче пламя человеку за зубами удержать, Чем хорошее словечко». 
       Цицерон, в свое время, считал, что шутками и остротами можно ниспровергнуть своего соперника не хуже чем трагедией. Примером трагедии Цицерон приводит речь Красса, которого он почитал выше себя, против беспутного Брута (по прозвищу "Ябедник") на похоронах старой Юнии: Когда, сверкнув глазами и грозно повернувшись всем телом он с таким негодованием и стремительностью воскликнул: «Ты сидишь Брут? Что же должна передать покойница от тебя твоему отцу? Всем тем, чьи изображения движутся перед тобой? Твоим предкам? Луцию Бруту, избавившему народ наш от царского гнета? Что сказать им о твоей жизни? О твоих делах, о твоей славе, о твоей доблести? Может быть, сказать, как ты приумножил отцовское наследство? Ах, это дело не благородного! Но хоть бы и так, все равно тебе приумножать уже нечего: ты прокутил все. Или ты был занят военной службой? Да ты и лагеря никогда не видел! Или красноречием? Да у тебя его и в помине нет, а убогий твой голос и язык служат лишь гнуснейшему ремеслу ябедника!» 
       Цицерон разделял предмет смеха в публичном выступлении на пять вопросов:: во-первых, что такое смех; во-вторых, откуда он возникает; в-третьих, желательно ли для оратора вызвать смех; в-четвертых, в какой степени; в-пятых, какие существуют роды смешного. 
       Второе, о чем спрашивается, т.е. источник и область смешного - это, пожалуй, все непристойное и безобразное; ибо смех исключительно или почти исключительно вызывается тем, что обозначает или указывает что-нибудь непристойное без непристойности. 
       Вызвать смех для оратора, конечно, очень желательно: либо потому, что веселая шутка сама вызывает расположение к тому, кто шутит; либо потому, что каждого восхищает острота, заключенная подчас в одном-единственном слове, обычно при отпоре, но иной раз и при нападении; либо потому, что такая острота разбивает, подавляет, унижает, запугивает и опровергает противника или показывает самого оратора человеком изящным, образованным, тонким; но главным образом потому, что она разгоняет печаль, смягчает суровость, а часто и разрешает шуткой и смехом такие досадные неприятности, которые нелегко распутать доказательствами. 
       Вопрос о том, в какой степени следует оратору применять смешное - надо рассмотреть как можно тщательнее. Ибо ни крайняя и граничащая с преступлением бессовестность, ни, с другой стороны, крайнее убожество не поддаются осмеянию: злодеев мы хотим уязвить больнее, чем это можно сделать смехом, а убогих мы вовсе не желаем вышучивать, если только в них нет смешного тщеславия. А больше всего надо щадить уважение к людям, чтобы не сказать опрометчиво что-нибудь против тех, кто пользуется общей любовью. 
       Итак, в шутке первым делом надо соблюдать меру. Поэтому легче всего подвергается насмешке то, что не заслуживает ни сильной ненависти, ни особенного сострадания. Следовательно, предметом насмешек могут быть те слабости, какие встречаются в жизни людей, не слишком уважаемых, не слишком несчастных и не слишком явно заслуживающих казни за свои злодеяния; остроумное вышучивание таких слабостей вызывает смех. Отличным предметом для подшучивания служит и безобразие и телесные недостатки; но и тут, как и в других случаях, надо очень внимательно соблюдать меру. При этом рекомендуется избегать не только плоских, но по возможности и слишком соленых острот, дабы они не оказались шутовскими. 
       Существует два рода остроумия, один их которых обыгрывает предметы, другой - слова. Предметы обыгрываются в том случае, если рассказывается какая-нибудь история. Достоинство этого рода в том, что ты преподносишь происшедшее так, что и характер человека, и речь, и вид предстают перед слушателями воочию, словно все это делается и происходит у них на глазах. Предмет обыгрывается и тогда, когда смех вызывается передразниваем. Однако этот род смешного более всего требует величайшей осторожности при использовании, если же подражание переходит меру, то становится неприличным, достойным шутов и пересмешников. К передразниванию оратор должен прибегать украдкой, чтобы слушатель скорее догадывался об этом, чем видел; пусть он покажет этим свою врожденную скромность, избегая бесстыдства и непристойности и на словах и на деле. 
       Комизм предметов бывает двух видов: они уместны тогда, когда оратор в непременно шутливом тоне описывает нравы людей и изображает их так, что они или раскрываются при помощи какого-нибудь анекдота, или же в мгновенном передразнивании обнаруживают какой-нибудь приметный и смешной недостаток. 
       Комизм речи, в свою очередь, возникает из какого-нибудь острого слова или мысли. Но как в предыдущем роде ни анекдоты, ни передразниванье не должны напоминать шутов и пересмешников, так и тут надо оратору избегать шутовского острословия. Когда остроты, даже самые милые, могут обратиться не на тех, на кого ты хочешь, они все-таки по сути получаются шутовскими. 
       Уместность и сдержанность остроумия, умеренные и редкие остроты и будут отличать оратора от шута. Ибо то, что мы говорим, мы говорим со смыслом и не для смеха, а для пользы дела, тогда как шуты болтают целый день напролет без всякого смысла. Нужен здравый смысл и чувство достоинства, чтобы решить, уместна шутка или нет. Вот чему нам хорошо было бы научиться. Но это может быть лишь даром природы. 
       Какого рода остроумие вызывает наибольший смех? Пускай остроумие содержится или в предмете, или в слове, но веселее всего бывает людям, когда смех вызывается и предметом и словом вместе. При этом, однако, не забывайте, что какие бы источники смешного не были упомянуты, из этих же источников почти всегда можно вывести и серьезные мысли. Разница только в том, что, серьезное отношение бывает к предметам достойным и почтенным, а насмешливое - к непристойным и даже безобразным. Так, по словам Цицерона: «Одними и теми же словами мы можем и похвалить честного раба и над каким-нибудь негодным подшутить». 
       Самыми остроумными считаются, пожалуй, шутки, основанные на двусмысленности; однако даже они не всегда заключают в себе насмешку, но часто и нечто серьезное. Публий Луциний сказал знаменитому Африкану Старшему, когда тот на пиру прилаживал к голове то и дело разрывающийся венок: "Удивляться нечему: для такой головы венка не подберешь!" Это и похвально и почетно. Нет ни одного рода шутки, из которого нельзя было бы извлечь также и серьезного и важного. 
       Не надо забывать, что не все потешное остроумно. Например, что может быть потешнее скомороха? Но потешен-то он только лицом, ужимками, голосом и самой фигурой. Соль-то, пожалуй, в нем есть, но в пример он гордится не для оратора, а для шутника. Поэтому самый первый и самый смехотворный род комизма оратору не подходит: он выводит на посмешище самодуров, суеверов, нелюдимов, хвастунов, дураков во всей полноте их характеры, тогда как ораторы, над такими людьми только издеваются, но личины их на себя не надевают. Другой род комизма - передразнивание; он очень потешен, но для оратора допустим только украдкой и вскользь, иначе это будет неблагородно. Третий - гримасничанье, вообще недостойно настоящего оратора. Четвертый - непристойность, нетерпимая не только в суде, но едва ли и за столом в порядочном обществе. Все эти приемы, неуместные для ораторского дела, должны быть отстранены - и тогда останутся только остроты, основанные или на предмете, или на слове. Если острота остается остротой, какими бы словами ты ее не высказал, то она основана на предмете; если же с переменой слов она теряет всю свою соль, то юмор ее заключается в словах.[11]      

 Особенно остры бывают двусмысленности, и основываются они на слове, а не на предмете. Громкого смеха они обычно не вызывают, но их валят как тонкие и ученые остроты. Дело в том, что двусмысленность очень высоко ценится сама по себе, так как уменье придать слову иной смысл, чем обычно принятый, считается признаком выдающегося ума; однако это вызывает скорее восхищение, чем смех, если только не совмещается с комизмом иного рода. Но так как существует множество родов двусмысленности и наука о них полна тонкостей, то подлавливать противника на слове придется с осмотрительностью и сноровкой, уклоняясь от пошлостей (ибо надо остерегаться всего, что может показаться натянутым); и тем не менее, для острого слова здесь будет сколько угодно возможностей.       

 Есть еще один род  комизма не лишенный соли - это когда ты делаешь вид, что понимаешь что-нибудь буквально, а не по смыслу. Шутки остроумны тогда, когда они неожиданны. Мы от природы склонны потешаться над собственными ошибками и оттого смеемся, обманутые, так сказать, в своих ожиданиях. 
       Отменным украшением речи бывают словесные противоположения, которые всегда приятны, а часто даже и в серьезных и в шутливых высказываниях. 
       Метким бывает также и намек, когда какая-нибудь мелочь, подчас одно слово, разом раскрывает что-нибудь темное и тайное. Есть также утонченное притворство, когда говорится иное, чем думаешь, когда с полной серьезностью дурачишь всей своей речью, думая одно, а произнося иное. Очень близко к этому притворству то, когда что-нибудь порочное называется словом почетным. Остроумны и такие высказывания, в которых шутка скрыта или только подразумевается. Остроумно бывает также посмеяться над глупостью.

 

4.2 Использование  в речи фразеологических средств

Русский язык имеет богатую фразеологию, у которой большие синонимические возможности, поэтому мы часто обращаемся к фразеологическим оборотам и используем их в речи.

Многие фразеологические обороты синонимичны отдельным словам:

дремать -- клевать носом,  
обидеться -- надуть губы,  
бездельничать -- бить баклуши,  
скоро -- с минуты на минуту,  
быстро -- во все лопатки.

На фоне нейтральных слов приведенные фразеологизмы выделяются своим разговорно-просторечным характером. Они закрепляются в языке в результате частой и длительной, иногда многовековой практики употребления.

Фразеологизмы можно разделить на группы с точки зрения происхождения и традиции использования: выражения из разговорно-бытовой речи:заговаривать зубы, потерять голову, чудеса в решете, на безрыбье и рак рыба, в сорочке родился;

Информация о работе Культура общения и речевого поведения