"Запад" в российском общественном сознании

Последний момент - отсутствие гарантированного вознаграждения за следование западному образцу - представляется ключевым в описанном психологическом  механизме: именно он объясняет в  первую очередь усиление антизападнических и тра-диционалистских настроений. Здесь действует принцип приспособления диспозиций к возможностям, который в современной социологии наиболее глубоко исследовал П. Бурдье . Согласно его теории, действия людей, направляющие их диспозиции, основаны на процессе, который он называет hahitus и определяет как" подгонку диспозиций к позиции, ожиданий к шансам, необходимость, ставшую добродетелью" [19, с. 23], иными словами, как спонтанную оценку возможностей, предоставляемых объективной ситуацией, и определение стратегии, соответствующей этой оценке. Отторжение западной модели и противопоставление ей модели национально-традиционной, наблюдаемые в России 1990-х годов, - в сущности, новая актуализация архетипического отторжения западного опыта, что, как известно, характерно для отечественного общественного сознания. Ее породили трудности переориентации России на путь, ведущий к цивилизованному рынку, правовому государству и демократии, с новой силой проявившиеся в этот период.

Отличительной особенностью "традиционалистского" выбора является, по справедливому замечанию Гудкова, "пустота и бессодержательность  определяющих его признаков" [18, с. 30, 31]. Действительно, сторонники этого  выбора могут определить его содержание, лишь обращаясь к эталонам образа жизни, скорее воображаемым, чем реальным, отдаленным во времени ("все старое") или в пространстве. В ходе опроса они локализовали "наиболее полное выражение русского характера" или  в "наших предках" (39% опрошенных), или "в глубинке, в старинных  русских городах, за Уралом, в Сибири" (36%) [8, с. 31]. Понятно, что столь неопределенные представления могут мотивировать лишь "стратегию" бездействия, пассивности, терпения. В сущности, традиционалистская альтернатива не содержит какой-либо позитивной программы, сводится к пассивному сопротивлению  модернизации.

В то же время идеологема "собственного пути" выражает - часто в довольно явном виде - традиционный комплекс неполноценности. Так, во время проведенных нами интервью с жителями крупных российских городов даже антизападнически настроенные респонденты говорили, что западный путь для России невозможен, поскольку она не сможет достичь западного уровня цивилизованности.

Традиционалистская альтернатива теоретически может означать также  следование традиционной для российского  общества великодержавной, имперской, D сущности милитаристской ориентации. Здесь мы подходим к проблеме, представляющей первостепенный интерес для нашей  темы. Это проблема соотношения между  двумя модусами образа Запада и отношения  к нему в российском обществе: восприятии его, с одной стороны, как "модели", пригодной или непригодной для  использования в российских условиях, с другой - как геополитической  величины, как международной силы, образующей важнейшую часть той  внешней, глобальной среды, в которой  существует и развивается российское общество.

Подобные представления  о целях западной политики и оценки политики российской чаще всего разделяют  люди с низким уровнем образования, крестьяне, рабочие, пенсионеры, менее  всего они характерны для молодежи. Однако и среди людей с высшим образованием доля " антизападников " не меньше, чем в населении в среднем, особенно много их среди руководителей, военных, работников правоохранительных органов. Так или иначе представления этого типа распространены далеко за пределами социальной среды, на которую непосредственное идеологическое влияние оказывают активно пропагандирующие их коммунисты и националисты.

Разумеется, представления  о тотальной враждебности Запада и НАТО России, их стремлении ущемить  ее интересы основаны не только на надуманных фобиях и мифах. Они питаются действиями и декларациями различных западных экономических и политических кругов, позициями многих западных масс-медиа , колебаниями и противоречиями политики стран НАТО в отношении России. Для российского общественного мнения, включая его наиболее интеллектуальные и политически информированные секторы, не ясны причины сохранения НАТО после окончания "холодной войны" и тем более его расширения на Восток. На общественное мнение, несомненно, оказала влияние наметившаяся с середины 90-х годов смена акцентов в официальной внешней политике России, ее известное дистанцирование от Запада.

Мифологический характер указанным представлениям придает  не их антизападная тенденция сама по себе, но присущая им крайняя примитивизация образа Запада, сведение его к образу врага, ответственного за все беды, переживаемые Россией. Вся многообразная гамма западных позиций - от стремления содействовать демократизации России, ее политической стабильности до настороженно-выжидательной реакции на хаотичность и непредсказуемость российской действительности, от ограниченной экономической помощи русскому партнеру до экспансии политического и экономического влияния Запада в страны бывшего Советского Союза и откровенных планов изоляции и ослабления России - все это редуцируется к представлениям, соответствующим жестко антироссийским декларациям 3. Бжезинского, Г. Киссинджера или фонда "Наследие".

Все приведенные выше данные относятся к периоду, предшествовавшему  событиям 1999 года вокруг Югославии  и второй чеченской войны. Югославская  акция НАТО не просто резко усилила  антизападные тенденции в российском общественном мнении: на какое-то время  могло создаться впечатление, что  речь идет о радикальном переломе в отношении россиян к западным странам, особенно к США. Доля опрошенных, хорошо относящихся к США, уменьшилась  после начала бомбардировок Югославии  с 57% до 14%, а относящихся плохо  увеличилась с 28% до 72%. Усилились  антизападные фобии: по сравнению с 1997 годом доля считающих, что у  России есть внешние враги, способные  развязать против нее войну, увеличилась  с 44% до 73%, с трети до половины возросла доля считающих таким врагом США. В апреле 1999 года 70% опрошенных считали, что акция НАТО в Югославии  является прямой угрозой для безопасности России [22].

На общественное мнение значительное влияние, несомненно, оказали просербские позиции российских правящих кругов и основной части масс-медиа . Ни те, ни другие вплоть до начала военных действий НАТО почти не уделяли внимания этническим чисткам в Косово, лишь немногие (причем далеко не самые популярные телеканалы и газеты) критиковали политику С. Милошевича. Лишь после резкого усиления потока беженцев из Косово в соседние страны информация о событиях стала более разносторонней и объективной. Тем не менее было бы неверно объяснять только информационным фактором реакцию российского общества на акцию НАТО.

В апреле 1999 года 45% опрошенных заявили, что им известны аргументы, которыми оправдывается эта акция, 13% возлагали вину за возникновение  конфликта на обе участвовавшие  в нем стороны, 6% — только на Югославию, почти 1/3 считали в начале мая 1999 года, что Югославия должна согласиться  с размещением сил НАТО в Косово для прекращения бомбардировок. Таким образом, значительная часть  россиян более или менее представляла себе характер проблемы Косови и осуждала лишь примененные НАТО антигуманные методы ее решения ("нельзя ради обуздания Милошевича бомбить мирное население Югославии"). Подавляющее большинство, даже зная в той или иной мере аргументы НАТО, не верило в их искренность: лишь 3% опрошенных в апреле 1999 года думали, что НАТО бомбит Югославию во имя защиты прав косовских албанцев, остальные приписывали ей и особенно США такие мотивы, как демонстрация силы, навязывание своего диктата другим странам, подготовка к агрессии против России, утверждение гегемонии США в Европе , экономические интересы, антипатия к режиму Милошевича [22].

Убеждение в антироссийском характере политики западных держав еще более укрепилось в конце 1999 года под влиянием их реакции  на события в Чечне. Подавляющее  большинство российских политиков, журналистов и рядовых граждан  убеждены, что Запад не может и  не хочет объективно оценить причины  вооруженных действий российских войск  в Чечне. Это большинство полагает, что одностороннее и жесткое  их осуждение при отсутствии какой-либо конструктивной альтернативы борьбы с  чеченским терроризмом свидетельствует  прежде всего об усилении антироссийской направленности западной политики. В  этом российское общество более всего  убеждает то, что оно считает "двойным  стандартом" в поведении Запада: бомбардировки городов и территории Югославии там морально оправдываются, а сходные действия России в Чечне  квалифицируются как недопустимые нарушения прав человека.

Резкое усиление антизападных настроений (аффективный модус отношения  к Западу) весной и летом 1999 года оказало заметное негативное влияние  на престиж западной модели (ра циональный модус), привело к росту изоляционистских настроений. По данным опроса, проведенного в июне 1999 года, 69% респондентов согласились с формулировкой "у России должен быть свой, особый путь развития" и лишь 23% полагали, что она "должна ориентироваться на общемировые пути развития", 62% опрошенных оценили происходящие в последние десятилетия в России перемены как "утрату ее самобытности под натиском западных влияний" и лишь 21% считают, что сегодня Россия "возвращается в мировое сообщество после долгой изоляции". Даже среди лиц моложе 30 лет, обычно наиболее расположенных к выбору западного пути, за развитие по общемировым стандартам высказались в это время только 30%, а изоляционистскую позицию поддержали 64%.

Ухудшение российско-западных отношений, рост взаимного отчуждения и подозрительности способны, таким  образом, в значительной мере, хотя и не полностью, подавлять притягательную силу западного примера в массовых слоях российского общества. Идет ли в данном случае речь о некоем конъюнктурном феномене, очередном колебании маятника общественных настроений или о долговременной, возможно, необратимой тенденции?

Ответить на этот вопрос лучше всего помогают те довольно четкие социально-психологические  границы, на которые как бы наталкивается "взрыв" массовых антизападных эмоций. Прежде всего они определяются стремлением  любой ценой избежать крайних  решений, чреватых риском военного конфликта. После начала натов-ских бомбардировок Югославии 86% опрошенных против 8% полагали, что России ни в коем случае нельзя дать втянуть себя в военный конфликт с НАТО, только 13% поддержали идею поставки вооружений Югославии, 4% - отправку добровольцев в эту страну, 3% - разрыв дипломатических отношений с ведущими странами НАТО [22]. По мере развития событий и повышения уровня информированности россиян о происходящем в Югославии увеличивался удельный вес более взвешенных оценок. Так, с апреля по июль 1999 года с 63% до 49% уменьшилась доля тех, кто возлагал вину за конфликт главным образом на НАТО, с 70% до 64% - доля считавших, что действия НАТО угрожают безопасности России [23].

Более того, в разгар конфликта  вокруг Югославии 59% опрошенных (в том  числе половина прокоммунистически ориентированных избирателей) против 26% высказывались за укрепление, отношений с США. По данным другого опроса, в июне 1999 года 23% респондентов считали, что Россия должна укреплять экономические и политические отношения в первую очередь со странами Западной Европы, 18% - с США; лишь 11% отдали приоритет странам Азии и Ближнего Востока [22, 24]. После окончания войны в Югославии 45% (в том числе 39% электората Г. Зюганова) против 32% считали, что России следует укреплять свое сотрудничество со странами НАТО; 44% против 30% полагали, что отношения России с этими странами постепенно наладятся. При этом каждый третий сторонник сотрудничества считает, что Россия должна в то же время предпринимать оборонительные меры против военной угрозы со стороны НАТО: 19% выступают за наращивание военной мощи России, а 14% поддерживают идею о создании коалиции государств, направленной против НАТО [24].

Итак, для значительной части, фактически для относительного большинства  россиян Запад (США и Западная Европа) и его военно-политическое воплощение -Н АТО являются противником  и источником угрозы. Но это такой  противник, с которым хотелось бы и вполне реально "подружиться", во всяком случае наладить лояльные партнерские  отношения, хотя и быть готовым к  борьбе с ним. В данной позиции  идеологические антизападнические стереотипы и иррациональные фобии смешаны с приоритетной для россиян потребностью в стабильном международном мире, изоляционистским отторжением "чужого", разрушающего привычные устои жизни, со стремлением "жить как все", с уязвленным национальным самолюбием, с надеждой войти в современный развитой мир. Нетрудно заметить, что нынешняя внешнеполитическая идеология российского руководства - сочетание защиты национальных интересов и собственных позиций на международной арене с поддержанием партнерских связей с западным сообществом - более или менее адекватна описанному состоянию общественного мнения.

* * *

Отношение российского общества к Западу, к западному опыту  и ценностям в целом сегодня  более позитивно, чем во времена "холодной войны". В стране сложилась  массовая "западническая" ориентация, представленная прежде всего младшим  поколением населения, группами, связанными с частным сектором экономики, частью интеллигенции. Но данная ориентация проявляется  и в сознании других, еще более  широких слоев российского общества. В этом сказываются последствия  расширения информационного поля российских граждан и идеологического плюрализма, сближения с Западом в течение  истекшего десятилетия. Труднее  ответить на вопрос об уровне необратимости  этой тенденции. Во всех своих аспектах, в том числе и в своем  отношении к Западу, российское сознание остается неустойчивым и амбивалентным.

Один из наиболее глубоких источников этой амбивалентности - постоянно  воспроизводящийся конфликт между  культурно-психологической традиционалистской инерцией, воплощающими ее идеологическими  стереотипами и мифами, с одной  стороны, и прагматическими потребностями  и мотивами, питающими модерни-заторскую тенденцию, - с другой. Та или иная из этих тенденций преобладает в мен-тальности различных социальных и демографических групп, в рамках различных субкультур, но очень часто они сосуществуют в сознании одних и тех же социальных и индивидуальных субъектов.

В качестве весьма характерного примера можно привести отношение  россиян к ввозу западного  капитала. Чаще всего к этому относятся  крайне негативно. "Засилье иностранного капитала", угрожающее независимости  России, ведущее к "разграблению ее богатств" - одна из наиболее популярных фобий массового сознания, обычно разделяемая большинством опрашиваемых. Но у многих суждения существенно  меняются, если речь идет не об общей  идеологической позиции, а о делах, ближе связанных с их конкретными  прагматическими интересами. Так, в  июле 1999 года 54% опрошенных высказались  против и 25% за усиление притока иностранного капитала в Россию. Но на вопрос о  желательности иностранных инвестиций в экономику региона, где проживает  респондент, как положительно, так  и отрицательно ответили по 42%. Месяцем  раньше 38% опрошенных высказались за американские инвестиции в развитие той местности, где они живут [25].

Решающий фактор дальнейшей эволюции отношения к Западу - несомненно, социально-экономическое, политическое и культурное развитие самого российского  общества. Однако вместе с тем на эту эволюцию оказывает и будет  оказывать влияние политика Запада по отношению к России. В данной связи большое значение имеют не столько практические действия (например, те или иные формы помощи российским реформам), сколько общий "стиль" этой политики. Российское общество в силу рассмотренных особенностей своего психологического состояния в высшей степени чувствительно (можно даже оказать, ранимо) в отношении всех "сигналов", посылаемых ему с Запада. Любой признак враждебности, отчужденности, пренебрежительного отношения к российским проблемам и интересам, тем более явное стремление ущемить их способны вызвать очередной негативный перелом в восприятии Запада и снизить влияние его примера, повысить престиж консервативных и националистических политических сил. И напротив, признаки доброжелательности, сочувствия, уважения, понимания по отношению к России могут усилить прозападные тенденции, повысить престиж западных ценностей, экономических и политических институтов в российском обществе.