“Мифологические элементы” как объект исследования в современной науке о литературе

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 27 Сентября 2012 в 14:15, реферат

Описание работы

В связи с тем, что в современном литературоведении отсутствует термин “мифологические элементы”, в начале данной работы целесообразно дать определение этому понятию. Для этого необходимо обратиться к трудам по мифологии, в которых представлены мнения о сущности мифа, его свойствах, функциях. Гораздо проще было бы определить мифологические элементы как составные части того или иного мифа (сюжеты, герои, образы живой и неживой природы и пр.), но, давая такое определение, следует учитывать и подсознательное обращение авторов произведений к архетипическим конструкциям .

Файлы: 1 файл

Мифологические элементы.docx

— 38.72 Кб (Скачать файл)

Однако, не следует забывать, что мы изучаем миф в связи с его использованием в произведениях символических. Е.М. Мелетинский справедливо утверждает, что “мифологизм - характерное явление литературы 20 века и как художественный прием, и как стоящее за ним мироощущение”. Обращение символистов к мифу отнюдь не является случайностью. Каковы же причины столь широкого использования мифологии представителями данной литературной школы? Это обусловлено, во-первых, тесной диалектической взаимосвязью мифа и символа. На нее указывают многие исследователи.

В начале рассмотрим, что  понимают символисты под термином “символ”. Определению понятия “символ” много  внимания уделил Андрей Белый. В книге  Белого “Символизм как миропонимание” встречаем высказывание о трех характерных  чертах символа:

1. Символ отражает действительность.

2. Символ - это образ, видоизмененный переживанием.

3. Форма художественного образа неотделима от содержания.

Белый представляет символ как  триаду “авс”, где а - неделимое творческое единство, в котором сочетаются: в - образ природы, воплощенный в звуке, краске, слове; с - переживание, свободно располагающее материал звуков, красок, слов, чтобы этот материал всецело выразил переживание.

Брюсов отмечает, что символ выражает то, что нельзя просто “изречь”. “Символ - намек, отправляясь от которого сознание читателя должно самостоятельно прийти к тем же “неизреченным” идеям, от которых отправлялся автор”.

Итак, основные свойства символа:

1. особая структура: нераздельное единство образа и значения (т.е. формы и содержания)

2. символ выражает нечто смутное, многозначное, “неизобразимое”, относящееся к области чувствования, к области вечного и истинного, некое идеальное содержание.

Такие выводы подтверждаются трудами исследователей. В частности  Ермилова дает такое определение  символу в понимании символистов: “Символ - образ, который должен выразить одновременно и всю полноту конкретного, материального смысла явлений, и  уходящий далеко по “вертикали” - вверх  и вглубь - идеальный смысл тех  же явлений”. В главе “К понятию  “символ” вышеназванной монографии справедливо отмечено, что символ является неразложимым единством двух планов бытия (реального и идеального), лишенным оттенка переносного смысла. Кроме того, символ - признание за образом невыраженного содержания. В монографии приводятся слова Е.И. Кириченко, сказанные о символе: “Предмет, мотив есть то, что он есть, и одновременно знак иного содержания, всеобщего и вечного. Внешнее и внутреннее, видимое и незримое неразрывны”.

Сарычев подчеркивает, что  символ - соединение разнородного в  одно. “Символ - соединение двух порядков последовательностей: последовательности образов и последовательности переживаний, вызывающих образ”. Сарычев также  считает, что символ всегда отражает действительность. В Литературном энциклопедическом  словаре встречаем высказывание о том, что категория символа  указывает на выход образа за собственные  пределы, на присутствие смысла, нераздельно  слитого с образом, но ему не тождественного. В Философской энциклопедии - определение  символа как неразвернутого знака.

Теперь мы легко можем  установить взаимосвязь между символом и мифом. Во-первых, структурную. Именно строение в первую очередь сближает символ и миф. Сами символисты акцентировали  на этом внимание. Брюсов в статье “Смысл современной поэзии” утверждает, что большая часть мифов построена  по принципу символа, мало того иные символисты даже любили называть свою поэзию “мифотворчеством”, созданием новых мифов.

Говоря о мифе, мы отмечали нераздельность в нем формы и  содержания, то же наблюдается и  в символе: образ и значение, форма  и содержание неразрывны. В Литературном энциклопедическом словаре находим  тому подтверждение: “...мифический образ...содержательная форма, находящаяся в органическом единстве со своим содержанием, - символ”. Лосев также подчеркивает, что миф не схема или аллегория, а символ, в котором встречающиеся два плана бытия неразличимы и осуществляется не смысловое, а вещественное, реальное тождество идеи и вещи.

Известно высказывание Барта  о том, что миф разрабатывает  вторичную семиологическую систему, не желая ни раскрыть, ни ликвидировать понятие, он его натурализует. Символ у символистов, с его “верностью земле”, также натурализует понятие, в котором, однако, смысл не исчерпывается самой “вещественностью”. Леви-Строс считает, что именно своей неизменной структурой миф выполняет свою символическую функцию. Известно также множество высказываний, сближающих понятия символ и миф, указывающих на символическое значение мифа. Подобное встречаем у Кассирера, трактующего миф как замкнутую символическую систему (миф - символическая форма, посредством которой человек упорядочивает окружающий его хаос); вообще символическая школа трактовала мифы как символы, в которых древние жрецы запрятали свою мудрость; Барт в своих работах по мифологии утверждает, что миф имеет символическое значение; Мелетинский, говоря о литературе двадцатого века, замечает, что мифология в ней воспринимается как прелогическая символическая система, отмечая тем самым, что мифология исконно символична.

Связь мифа и символа усматривается  нами и в самих функциях мифа и  символа: миф и символ передают чувства, то, что нельзя “изречь”. Подтверждение  тому находим у Барта: “...в мифическом понятии заключается лишь смутное  знание, образуемое из неопределенно-рыхлых ассоциаций”, то же справедливо можно  отнести и к символу; “...обыкновенно  миф предпочитает работать с помощью  скудных образов, где смысл уже  достаточно обезжирен и препарирован для значения, - таковы, например, карикатуры, пародии, символы и т.д.”.

Если рассматривать миф  и символ с точки зрения соотношения  в них общего и единичного - тоже можно найти сходство. По мнению Шеллинга, мифология создает в  особенном всю божественность общего, символ же - это синтез с полной неразличимостью общего и особенного в особенном.

Последний пункт сходства объясняет все предыдущие: миф  и символ связаны не только структурно, семантически, функционально, но и генетически. Многие исследователи обращали на это  свое внимание. Например, Потебня говорит о метафорической (символической) природе мифа, Сарычев утверждает: “Символ неизбежно приводит к мифу, миф вырастает из символа. Символическое искусство обязательно искусство мифотворческое”, Ильев также соглашается с тем, что символизм мифологии изначален: “Миф прорастает из символа. Символ - ядро мифа. Эмблематический ряд не только ведет читателя к символу, но и творит миф, опираясь на подсознание читателя”. Этого же мнения придерживаются сами символисты: “В круге искусства символического символ естественно раскрывается как потенция и зародыш мифа. Органический ход развития превращает символизм в мифотворчество” (В. Иванов). Природа символа и мифа одна - это субъективное переживание реальной действительности. Такая тесная природная взаимосвязь не может не привести к функциональной зависимости символа и мифа: только в процессе развертывания символического ряда реализуется миф, но символ может осуществиться только в русле мифа. Из этого следует, что “в искусстве символизма категория символа и мифа - две универсальные категории, без которых немыслимы... конкретные произведения”.

Глубинное сходство мифа и  символа привело даже к утверждению (см. Литературный энциклопедический  словарь), что существует опасность  полного размывания границ между  мифом и символом.

Тем не менее границы между мифом и символом пока существуют. Мифический образ не означает нечто, он есть это “нечто”, символ же несет в себе знаковость, следовательно, нечто означает . Именно условный характер символа отличает его от мифа. Идейно-образная сторона символа связана с изображаемой предметностью только в отношении смысла, а не субстанционально. Миф вещественно отождествляет отображение и отображаемую в нем действительность. Этой точки зрения придерживается такой авторитетный ученый как Лосев: “...все феноменально и условно трактованное в аллегории, метафоре, символе, становится в мифе действительностью в буквальном смысле слова...”

Вторая причина, по которой  символисты используют миф, своими корнями  уходит глубоко в философию символизма как миропонимания. Одной из ведущих  идей символистов является идея всеединства (почерпнутая в философии Вл. Соловьева). Под “всеединством” у символистов подразумевалось “братское общение, непрерывный духовно-прибыльный обмен, осуществление “истинной жизни” в “другом как в себе”. Посредником такого братского общения между символистами и народом являлся миф. Символисты хорошо осознавали оторванность культурного слоя от народа и пытались преодолеть ее. Их мечтой было создание народной символической поэзии. Наверное поэтому символ заговорил о “неличном”, в том числе о начале “соборном”, о приобщении к народной душе, а миф, диалектически связанный с символом и близкий народу, стал орудием этого приобщения. Попытки учиться у народа истинам иррационального познания (мы уже говорили о том, что миф способен выражать заложенные в коллективном подсознании “идеи”) тоже существовали. Например, Вячеслав Иванов в свое время выдвинул практическую программу мифотворчества и возрождения “органического” народного мироощущения с помощью мистериального творчества. Таким образом, ясно, что миф становится как бы связующим звеном: во-первых, между поэтом и народом (ведь “важнейшая функция мифа и ритуала состоит в приобщении индивида к социуму, во включение его в общий круговорот жизни...”); во-вторых, между народом и поэзией (“народ именно через миф становится создателем искусства”). В этом как раз и заключается тот духовно-прибыльный обмен, о котором мечтают символисты, в этом должна была отчасти проявиться идея “всеединства” Вл. Соловьева.

Использование мифа также  обусловлено стремлением символистов  выйти за социально-исторические и  пространственно-временные рамки  ради выявления общечеловеческого  содержания. Переосмысливая события  недавнего прошлого Брюсов в статье “Вчера, сегодня и завтра русской  поэзии” пишет о том, что стремление символистов к идеям “общечеловеческим  в период расцвета углубляло и  усложняло эту поэзию”. Символисты пользуются мифом как способом выражения  своих идей, подобно тому как мифы были способом выражения идей в эпоху “детства человечества” (миф как своего рода иероглифический язык). Позиция Брюсова касательно данного вопроса совпадает с позицией символистов в целом. Следует отметить, что Брюсов в ранние периоды творчества видел назначение поэзии в “исследовании тайн человеческого духа”, а позднее заявлял, что она должна “сознательно стать выразителем переживаний коллективных”. С этой точки зрения миф используется как инструмент, с помощью которого поэт проникает в историю человеческого духа, он же (миф) является выражением коллективных переживаний. Миф близок Брюсову и как своеобразная модель мира. Говоря о задачах искусства в статье “О искусстве”, Брюсов провозглашает: “Пусть как к цели художник стремится к тому, чтобы воссоздать весь мир в своем истолковании”.

Миф у символистов тесно  связан с современностью. Мир архаики  и мир цивилизации объясняют  друг друга. Брюсов отмечает умение символистов  “художественно воплощать вопросы  современности в фигурах истории  и в образах народных сказаний (мифы)” (заметим, что здесь Брюсов не видит функционального отличия  между мифологическими и историческими  элементами; это еще раз подтверждает наше мнение о возможности рассматривать  элементы истории не вычленяя их из элементов мифологии). Воплощая вопросы современности в фигурах истории и мифологии, символисты преследуют несколько целей:

1. Найти образец утерянной гармонии (согласно Элиаде одна из функций мифа - установить пример, достойный подражания).

2. Миф как живая память о прошлом способен излечить недуги современности. “...мифология способствует преобразованию мира...”, - утверждает Барт. По всей видимости, символисты придерживаются той же точки зрения. Посредством воссоздания мифа в своем сознании современный человек, представитель “бестрепетных” времен, может убедиться, какая здоровая, полная жизни, первозданная почва скрывается под густым слоем его “цивилизации”. В прообразах прошлого символисты видели будущее человечества. Представление о терапевтической силе памяти характерно для мифологического мышления. Элиаде говорит о том, что “исцеление”, а следовательно, и решение проблемы бытия, становится возможным через память об изначальном действии о том, что произошло в начале”. Ермилова говорит о восприятии символистами культуры как “живого наследия, способствующего переживанию событий прошлого как насущных проблем сегодняшнего дня, чреватых событиями будущего”. Символисты обращаются к мифологизированию в поисках жизнестроительных мифов современности. Мелетинский отмечает, что мифотворчество 20 века используется как “средство обновления культуры и человека”. Говоря об этом, мы приближаемся к третьей причине использования мифа. Миф помогает современному человеку выйти из рамок личного, встать над условным и частным и принять абсолютные и универсальные ценности. Стоит заметить, что “вспоминательная” тенденция была характерной чертой культуры 20 века в целом. Она заключалась в “открытиях” старого, в утверждении культуры как суммы достигнутых человечеством в разной мере и в разных формах воплощенных истин. В связи с этим вполне закономерным выглядит предположение, что существовали истины в форме мифологии. “Искусство должно видеть Вечное”, - говорит Белый. “В искусстве есть неизменность и бессмертие...”, - присоединяется Брюсов. И если в мифе сохраняется это “неизменное” и “бессмертное”, то просто необходимо привнести его в поэзию, иначе она рискует встать на путь служения преходящим ценностям. Использование мифа - это также и поиск “нового” в “старом”, его переосмысление: “...в этом порыве создать новое отношение к действительности путем пересмотра серии забытых миросозерцаний – вся ... будущность...нового искусства...” (А. Белый). Мелетинский отмечает “сознательное обращение к мифологии писателей 20 века обычно как к инструменту художественной организации материала и средству выражения неких “вечных” психологических начал или хотя бы стойких национальных культурных моделей”. В произведениях символистов миф как вечно живое начало способствует утверждению личности в вечности.

3. Последнее замечание связано с именем Топорова, который определяет мифологизацию как “создание наиболее семантически богатых, энергетичных и имеющих силу примера образов действительности”.

Теперь нам кажется  возможным определить функции мифа в символических произведениях:

1. Миф используется символистами в качестве средства для создания символов.

2. С помощью мифа становится возможным выражение некоторых дополнительных идей в произведении.

3. Миф является средством обобщения литературного материала.

4. В некоторых случаях символисты прибегают к мифу как к художественному приему.

5. Миф выполняет роль наглядного, богатого значениями примера.

6. Исходя из вышеперечисленного миф не может не выполнять структурирующей функции (Мелетинский: “Мифологизм стал инструментом структурирования повествования (с помощью мифологической символики)”).


Информация о работе “Мифологические элементы” как объект исследования в современной науке о литературе