Гедонистическая функция исторического сознания

Во всех этих случаях происшествия возвышаются до уровня исторической значимости, однако то, каким образом это осуществляется, преобразует события в символы жизни исторической группы. Традиция объединяет исторические сведения с символическими интерпретациями. Она не сообщает «голых фактов», что само по себе является сомнительным понятием, но преподносит разуму значимые события посредством символического преобразования фактов[17, с. 188].

Это не означает, что фактическая сторона является просто измышлением. Даже и та эпическая форма, в которой выражена традиция, имеет исторические корни, какими бы они ни были скрытыми, а сага и легенда выявляют свое историческое происхождение довольно очевидно. Однако во всех этих формах традиции буквально невозможно отделить историческое происшествие от его символической интерпретации. Во всякой живой традиции историческое видится в свете символического, и историческое исследование может разъединить этот сплав лишь с большей или меньшей вероятностью.

Ибо то, каким образом переживаются исторические события, детерминировано их оценкой в терминах значимости. А это подразумевает, что в их изначальном восприятии сообщения отчасти зависят от их символического элемента. Классическим примером этой ситуации являются библейские сообщения, обсуждавшиеся в третьей части системы.

Но следует спросить, не зависит ли научный подход к историческим фактам еще и от скрытых символов интерпретации. Кажется, будто этого отрицать нельзя. В каждом историческом положении намеренно беспристрастного характера имеется несколько таких пунктов, которые показывают влияние символического видения.

Наибольшее значение имеет выбор тех происшествий, которые должны быть зафиксированы в качестве фактов. Поскольку в каждый момент времени в каждой точке пространства совершается неисчерпаемое множество случаев, то выбор объекта исторического исследования зависит от оценки его значимости для устроения жизни исторической группы. В этом отношении история зависит от исторического сознания. Однако данный пункт не единственный, где это имеет место. Каждая часть историографии оценивает весомость совокупных влияний на личность или группу и на их действия. В этом - одна из причин бесконечных различий в историческом представлении одного и того же фактического материала.

Другая причина менее очевидна, но она оказывает более решающее воздействие: это - контекст активной жизни той группы, в которой работает историк, поскольку он соучаствует в жизни своей группы, разделяя ее воспоминания и традиции. Из этого фактора возникают такие вопросы, ответ на которые дает представление фактов. Никто не пишет историю «в месте выше всякого, места».

Такое притязание было бы не менее утопичным, чем утверждение о скором наступлении идеальных социальных условий. Всякая историография зависит как от актуальных происшествий, так и от их восприятия конкретным историческим сознанием. Нет истории без фактических происшествий, но нет истории и без восприятия и интерпретации фактических происшествий историческим сознанием[17, с. 189-191].

Эти соображения не вступают в противоречие с требованиями методов исторического исследования; научные критерии, используемые историками, так же определенны, обязательны и объективны, как и те критерии, которые применяются в любой другой сфере исследования. Но именно в акте их применения и посредством этого акта влияние исторического сознания становится действенным - хотя в случае честной исторической работы и непреднамеренным.

Следует упомянуть и о другой импликации субъективно-объективного характера истории. Посредством интерпретирующего элемента всякой истории ответ на вопрос о смысле истории оказывает косвенное, опосредованное влияние на историческое представление. Невозможно избежать принадлежности к той традиции, в которой ответ на вопрос о смысле жизни во всех ее измерениях, включая и историческое, дается в символах, оказывающих влияние на каждую встречу с реальностью.

2.Гедонистическая функция исторического сознания

2.1 Понятие гедонистической функции исторического сознания

Как уже отмечалось выше, никем не оспаривается наличие в обществе исторического сознания. Более того, активно изучаются формы его существования, структура и причины трансформаций, проблема его происхождения и функций, выполняемых в общественной жизни, и т.д.

Среди множества вскрытых функций в научной литературе, по крайней мере отечественной, не упоминается или очень редко обсуждается так называемая гедонистическая функция, хотя она занимает и не последнее место среди социальных ролей истории, а точнее, исторического сознания.

Однако прежде чем говорить о содержании гедонистической функции, по-видимому, необходимо определиться с тем, что мы называем гедонизмом. В философском энциклопедическом словаре, изданном в Москве в 1998 г., говорится, что это «этическое направление, рассматривающее чувственную радость, удовольствие, наслаждение как мотив, цель или доказательство всего нравственного поведения». Происходит оно от греческого «hedone», что означает удовольствие[10, с. 44-45].

Рассомотрим проблему переживания в философском контексте
Начиная с творчества З. Фрейда и работ философов - предшественников экзистенциализма (А. Шопенгауэра, С. Кьеркегора, Ф. Ницше) природа человека стала пониматься как преимущественно неустойчивое, подверженное чувствам и аффектам образование.

Homo sapiens - «человек разумный», в своей деятельности руководствуется не только и не столько требованиями разума. Его подлинные устремления определяются скорее словами З. Фрейда - стремление к самосохранению, поддержанию единства внутреннего Я.

Человек в гораздо большей степени, нежели чем поиском истины или разумных оснований своей жизни, озабочен стремлением сохранить себя как личность, устоять в мире трудностей и лишений, обеспечить более комфортное существование. На эти цели оказываются направленными большинство человеческих усилий и возможностей. В контексте экзистенциальных и психоаналитических доктрин человек предстает не столько как духовное существо, живущее в мире смыслов, сколько телесное, через тело и посредством тела реализующее свою природу. При этом интенциональность человека определяется желанием и стремлением быть, а бытие - как становящееся, характеризуемое через саморакрытие, самовоплощение.

В русле понимания человека как становящегося, открытого существа зародился интерес к исследованию его внутреннего мира - тех чувств и аффектов, которые занимают существенное место в его существовании, экзистенции. В жизни человека колоссальное значение играет понятие состояния: того, что может быть обозначено как мироощущение, самоощущение, удовлетворенность бытием и т.д. Достаточно бросить взгляд на организацию социального бытия, которая долгое время подразделялась на сакральную и профанную сферы - труда и праздника, мифологические корни мировоззрения, озабоченного поиском счастья[3, с. 409].

Многократно цитируемое в философской литературе выражение Новалиса «Философия - это ностальгия, стремление повсюду быть дома» выражает ту же интенциональность -человек озабочен стремлением обеспечить себе более комфортное существование, организовать свое бытие так, чтобы в нем ощущения удовольствия и счастья перевешивали страдания. Чувства радости, блаженства или счастья, или наоборот, горя, страдания, страха являются выражением самоощущения человека, при этом их роль и влияние оказывается не меньшей, нежели чем разумная или деятельностная составляющие природы человека. В настоящей работе предпринимается попытка взглянуть на ту область бытия человека, которая может быть охарактеризована посредством концепта «человека гедонистического».

Обратиться к вопросам, что характеризует и как выстраивается бытие человека, испытующего удовольствие, какую роль в онтологии и антропологии играет та область, которая характеризуется удовольствием и через удовольствие.

Удовольствие выступает разновидностью эмоциональных переживаний. Исследования эмоционального мира человека и, в частности, переживаний удовольствия, традиционно относятся к сфере психологии. Удовольствие (радость) находится в одном ряду с такими эмоциями, как страх, гнев, удивление; на их основе, в свою очередь, выстраиваются другие, более сложные проявления чувственных ощущений человека. В качестве примера определения удовольствия в подобном контексте можно привести следующее: удовольствие есть «чувство и переживание, сопровождающее удовлетворение потребности или интереса».

Философские исследования XX века, прежде всего в области феноменологии, значительно расширили область психологических трактовок человека. За теми или иными психологическими переживаниями обнаруживается своя особая онтология. Она раскрывается в категориях другого, мира, опыта, существования. При этом те или иные ощущения, переживания выступают не просто как отдельные сущности, укорененные в его био-психологической природе человека (и противопоставляемые в духе классической философии разуму, познанию), но как формы, исходя из которых понимается мир, которые задают бытие человека[4].

Это касается как сферы аффекторики - чувств, страстей, аффектов, так и сенсорики - зрительных, слуховых и других ощущений. Философское исследование чувств, переживаний подразумевает, что имеет смысл говорить о «бытии в страдании», «бытии в страхе», «бытии в гордости», «бытии в удовольствии» - все это будут разные модусы человеческого существования со своей онтологией и жизненным миром.

В настоящей работе речь пойдет о том, что составляет бытие «человека в удовольствии». В каких случаях жизненный мир человека может быть охарактеризован удовольствием и через удовольствие, какое место и значение занимает испытание этого чувства (и его противоположности -страдания) в индивидуальной и социальной жизни человека. Удовольствие при этом выступает уже не как одна из возможных эмоций, но как способ и измерение бытия, имеющие универсальное место и значение. Исследование удовольствия и «человека в удовольствии» является частным случаем взгляда на человека.

Предваряя философскую интерпретацию собственно удовольствия, следует раскрыть те категории и теоретические основания, в которых и через которые необходимо исследовать данный феномен. На наш взгляд, наиболее логично здесь обратиться к категории переживания - как родовому понятию по отношению к удовольствию (в приведенном выше определении), при этом остановившись на его философской интерпретации, т.е. на том, как понимается феномен переживания в современной философии. В этом случае переживание удовольствия выступит как частный случай переживания.
Исследование мира переживаний человека находится в русле антропологического переворота, совершенного в философия XX века.

Последний характеризовался пристальным вниманием к человеку вообще: его существованию, чувствам, мыслям, месту в мире. Исследоваться стал сам человек, но не его сущность, проявления или объективные характеристики деятельности. Следуя логике Ж.-П.Сартра, человека более предпочтительно характеризовать в категориях существования, но не сущности (природы, результатов деятельности и т.д.); существование, или бытие-в-мире, предшествует сущностным характеристикам человека и фактически является той основой, которая характеризует его облик - становлении, изменчивости, желаниях и т.д[4].

Как замечает в этой связи Э. Гуссерль, «чтобы узнать, что такое человек или что такое я сам как человеческая личность, я должен вступить в бесконечность опыта, в котором я узнаю себя все с новой стороны исходя из все новых и новых свойств, и все совершенней и совершенней». То, что мы говорим о человеке — его индивидуальные или социальные характеристики, выступают не следствием какой-либо предопределенности — природы или сущности, но рождаются в выборе, сомнениях, характеризуются свободой и через свободу. Для понимания человека следует пристальнее вглядеться в его существованию, экзистенции[4].

Феноменологическая философия уделила пристальное внимание именно этой сфере человека. Она обозначается в различных, тяготеющих друг к другу категориях - жизненный мир, существование, опыт. Центральным моментом, определившим появление феноменологической философии, а также ее предтечи - философии жизни, являлась попытка представить неразрывную связь таких составляющих природы человека, как практика (опыт, деятельность), сознание и познание, и сферы эмоций - чувств, аффектов, переживаний. Установить, как рождается эта связь, как оказываются взаимообусловленными когнитивная и чувственная интенциональность человека. Феноменология и философия жизни обратились к темам, которые долгое время казались решенными и очевидными в рамках классической философии - насколько «объективны»  вещи и «субъективен» человек, как зависит знание о вещах от их явленности, представленности, насколько разум и чувственность, тело и дух являются изолированными сущностями - где кончается одно и начинается другое[7, с. 311-312].

Как пишет в этой связи Ю. Л. Осика, вся «феноменологическая и экзистенциальная философия вырастает из удивления перед неотделимостью, неразрывной связностью всех форм опыта человека с вещами мира и с другими людьми. Задачей является описание, демонстрация этого парадокса и смешения, а не объяснение путем обращения, например, к абсолютному духу или Единой жизни, материи или физиологии» [11].

Искомая нами категория переживания находится в контексте вышеобозначенных понятий - жизненного мира, существования и опыта. В интерпретации Э.Гуссерля жизненный мир человека предстает как совокупность его представлений и восприятий. Сознание человека всегда выступает как «сознание о», обладающее интенциональной (направленной) природой, оно характеризуется направленностью в сторону внешнего мира, отнесенностью к предметам и явлениям, имеющим определенную ценностную значимость. Познавая, человек воспринимает объекты внешнего мира (либо конструирует их в виде представлений), «пере-живая», вводя в структуру сознания и мышления в качестве феноменов. Совокупность таких интенциональных переживаний - восприятий и представлений - и образует жизненный мир[7, с. 314].