Языковая личность ребёнка в художественной прозе для детей

Ю.Н.Караулов предлагает под языковой личностью понимать совокупность способностей и характеристик человека, которые обусловливают создание и восприятие им речевых произведений (текстов). Они различаются: а) степенью структурно-языковой сложности, б) глубиной и точностью отражения действительности, в) определённой целевой направленностью [Караулов 1987: 65]. В этом определении автор соединяет способности человека с особенностями порождаемых им текстов.

Г.И. Богин, исследуя дискурс с позиций типологии понимания, также предлагает рассматривать язык в соответствии с уровнями его понимания и различает в дискурсе три его уровня: семантизирующий, когнитивный, распредмечивающий.

Исходя из психологической концепции  А.А.Леонтьева, Г.И.Богин разработал параметрическую поликомпонентную модель речевой способности. В качестве параметров он выделяет важнейшие аспекты языка (фонетические, грамматические, лексические и основные виды речевой деятельности (говорение, слушание, письмо, чтение). Уровни речевой способности располагаются в соответствии с реальным развитием речевой способности в онтогенезе или в учебном процессе, ориентированном на относительно полное научение языку. Г.И.Богин выделяет пять уровней речевой способности, разворачивающейся по направлению от низшего к высшему:

1, Уровень правильности, предполагающий знание достаточно большого лексического запаса и основных строевых закономерностей языка и позволяющий тем самым строить высказывания и продуцировать тексты в соответствии с элементарными правилами данного языка.

2. Уровень интериоризации, включающий умения реализовать и воспринимать высказывания в соответствии с внутренним планом речевого поступка.

3. Уровень насыщенности, выделяемый с точки зрения отражённое в речи всего разнообразия, всего богатства выразительных средств в области фонетики, грамматики, лексики.

4. Уровень адекватного выбора, оцениваемый с точки зрения соответствия используемых в высказывании языковых средств в сфере общения.
5. Уровень адекватного синтеза, учитывающий соответствие порожденного личностью текста всему комплексу содержательных и коммуникативных задач, положенных в его основу. 

 

 

1.3. Типы языковой личности

 

На сегодняшний день, отмечает В.А. Маслова, известны различные подходы  к изучению языковой личности, определяющие статус ее существования лингвистике: полилектная (многочеловеческая) и идиолектная (частночеловеческая) личности (В.П.Нерознак), этносемантическая личность (С. Г. Воркачев), элитарная языковая личность (О.Б.Сиротинина, Т.В.Кочеткова), семиологическая личность (А.Г.Баранов), русская языковая личность (Ю. Н. Караулов), языковая и речевая личность (Ю.Е.Прохоров, Л.П.Клобукова), языковая личность западной и восточной культур (Т. Н. Снитко), словарная языковая личность (В. И. Карасик), эмоциональная языковая личность (В. И. Шаховский) и т.д [Маслова 2001:  120].

Есть и другие концепции  языковой личности.

Так, В. В. Красных выделяет следующие компоненты: 1) человек говорящий — личность, одним из видов деятельности которой является речевая деятельность; 2) собственно языковая личность — личность, проявляющая себя в речевой деятельности, обладающая совокупностью знаний и представлений; 3) речевая личность — это личность, реализующая себя в коммуникации, выбирающая и осуществляющая ту или иную стратегию и тактику общения, репертуар средств; 4) коммуникативная личность — конкретный участник конкретного коммуникативного акта, реально действующий в реальной коммуникации.

И.Н. Горелов и К.Ф. Седов, понимая  под языковой личностью человека в его способности совершать речевые действия, отмечают, что языковые ассоциации могут быть связаны и с разницей в народно-поэтических традициях той культуры, к которой принадлежит человек, отличия в коммуникативном поведении определяются индивидуально-личностными характеристиками говорящих, обусловленными их темпераментом, воспитанием и т. п. Разнообразие языковых форм, употребляемых в состоянии конфликта, можно свести к трем типам речевых стратегий: инвективному, куртуазному, рационально-эвристическому [Горелов, Седов 1997: 149-150]. Так, языковая личность с инвективной стратегией конфликтного поведения демонстрирует пониженную знаковость: коммуникативные проявления здесь выступают отражением эмоционально-биологических реакций и выливаются в аффективную разрядку в форме брани, ругани (инвективы). Куртуазная стратегия, наоборот, отличается повышенной семиотичностью речевого поведения, Обусловленного тяготением говорящего к этикетным формам социального взаимодействия. Рационально-эвристическая стратегия речевого поведения в ситуации конфликта опирается на рассудочность, здравомыслие. К.Ф.Седов демонстрирует данные три типа языковых личностей с разными стратегиями речевого поведения на следующем примере:

Муж: - Ты случайно не знаешь, где мои носки?

(Инвективный тип) Жена: - Иди ты к черту со своими носками! Я тебе не домработница! Идиот!

(Куртуазный тип) Жена: - Если тебе, конечно, не трудно, будь так добр: клади свои носки на место!

(Рационально-эвристический  тип) Жена: - Это, конечно, враги сперли. ЦРУ похитило. Изучают как оружие массового уничтожения [Горелов, Седов 1997:  151].

Отметим, что речевое поведение  языковых личностей в рамках того или иного уровня коммуникативной  компетенции может отличаться. Разница  в языковых формах выражения коммуникативного намерения определяется особенностями  индивидуального стиля участников коммуникации. Говоря о структуре  языковой личности, ученые также подчеркивают, что речевая деятельность человека строится главным образом на использовании готовых коммуникативных единиц. Формируя высказывание, мы обязательно прибегаем к схемам, шаблонам, клише. А без овладения статусно-ролевыми и жанрово-ролевыми стереотипами общения, в которых языковые единицы достаточно прочно увязаны с типическими ситуациями, взаимодействие языковых личностей было бы затруднено [Горелов, Седов 1997: 153].

Похожую классификацию предлагает Е.Ю. Коробкова, которая выделяет три типа языковых личностей: конфликтную, центрированную и кооперативную.

Так, конфликтная языковая личность подразделяется еще на два подтипа: человек, который в речевом общении занимает агрессивную позицию, и человек, который любит манипулировать собеседником. Основная тактика данной языковой личности построена на агрессии, нежелании уважать собеседника, насмешках и сарказме.

Например, такова Катарина из комедии «Возвращение строптивой», которая каждым словом делает вызов своему собеседнику:

«А, Котик! Слышал я, вас так зовут?

- Вы  глуховаты на ухо, должно быть? Меня зовут все люди Катариной.

- Ты лжешь,  тебя зовут - царапка-Котик, прелестный  Котик, иногда - злой Котик, но  все же Котик - самый милый Котик, какой быть может католичка. Котик из Котиков! Конфетка, а не Котик. Так слушай, Котик, слушай, жизнь моя: тебя повсюду до того возносят за красоту, терпение и кротость - ты стоишь этого! - что движим я желанием жениться на тебе» [http://metaslov.blogspot.com/2012/05/blog-post_20.html].

Следующий тип языковой личности, по мнению Е. Ю. Коробковой, центрированная языковая личность. Этот человек считает себя в центре Вселенной. Центрированный тип личности тоже имеет, условно, два подтипа. Это активно-центрированный и пассивно-центрированный. Человек первого типа реагирует только на то, что интересно ему. Он отпускает реплики на те фразы, которые он истолковывает по-своему. С ним трудно общаться, потому что смысл твоих слов очень часто не доходит до него. Он абсолютно искренен в своем непонимании. Он слышит только то, что он хочет слышать.

Вот, пишет лингвист,  яркий пример, взятый из жизни. Дошкольник узнал о появлении нового котенка  у соседей.

«- Как  зовут вашего котенка: Пушок или  Мурзик?

- Его  зовут Котя.

- Он сейчас  не пушистый. Он будет пушистый - и вы назовете его Пушок.

- Назовем  мы его так, Андрюша!

- А, понял:  вы не знаете, что он будет  пушистый!

- Знаем,  Андрюша, будет пушистым.

- А, понял: тогда вы назовете его Пушок»

[http://metaslov.blogspot.com/2012/05/blog-post_20.html].

Представители пассивно–центрированного типа, как правило, очень замкнуты, это люди с крайне низкой прагматической направленностью. Они не умеют строить общение так, чтобы извлечь из него пользу и для себя, и чтобы собеседник извлек из него пользу, чтобы им обоим было интересно и важно общаться. Ярким примером тому будет поведение главного героя повести Н.В. Гоголя «Шинель»:

«Акакий Акакиевич поднимал глаза кротко и говорил: «Господа, зачем вы меня обижаете? Господа, оставьте меня в покое».

- Оставьте  меня. Зачем вы меня обижаете?» 

И, наконец, последний тип. Это кооперативная личность. Здесь выделяются два типа: кооперативный конформист и кооперативный актуализатор. Человек первого типа либо не имеет собственного мнения, либо прячет его очень глубоко по ряду причин. Чаще всего конформист просто-напросто не хочет идти на конфликт. Конформист - это человек, который пассивно приемлет все перемены и не участвует активно в жизни, не имеет активной жизненной позиции. Приведем пример диалога с конформистом, где он соглашается со всем, не высказывая своей четкой позиции:

«- Слушай, я прямо  не знаю, что мне делать с сыном. Он уже взрослый человек, но работать не спешит.

- Да, да. Это очень  плохо.

- Ну, я не знаю: неужели он собирается сидеть на нашей родительской шее?

- Да, скорее  всего, собирается»

[http://metaslov.blogspot.com/2012/05/blog-post_20.html].

Самый последний и самый  лучший, если можно так сказать, тип  языковой личности - это кооперативно-актуализаторский, кооперативный актуализатор. Такой человек старается на все прореагировать неформально. Он старается помочь. Опять же, если рассуждать в христианских категориях, то, наверное, это тот самый тип личности, который реализует важнейший принцип: возлюби ближнего своего, как самого себя.

Так, Е.Ю. Коробкова приводит следующий пример поведения такой личности:

« Ты знаешь, у меня заболел сын. У него уже третий день держится температура. Не знаю, чем лечить.

- Слушай, ну, если  держится температура, то аспирин  нельзя ни в коем случае.

- А что делать? Был участковый. Мы сбиваем температуру  - она не сбивается.

- Знаешь, что. У меня есть знакомый врач, я позвоню ей. Позвони мне сегодня вечером - я скажу тебе ее телефон»

[http://metaslov.blogspot.com/2012/05/blog-post_20.html].

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1.4.  Понятие «детской  языковой личности»

 

Особый  интерес представляет языковая личность ребенка, которую мы и рассмотрим в данном параграфе.

Ю.В. Ржанникова отмечает, что при рассмотрении языковой личности ребёнка характерно явление «языковой игры», когда ребенок пытается создать новые слова и словоформы, «играет» с грамматическими формами слов, переконструировать известные выражения и т.п.

Сам принцип языковой игры, предполагая отход от языкового  стереотипа, требует овладения определенными  правилами порождения и употребления языковых единиц. Ломка нормативных  стереотипов восприятия знака как  необходимое условие языковой игры достигается включением слова в ассоциативный контекст. При этом следует иметь в виду, что на каждом из этапов речевого развития ребенок устанавливает свою, отличную от нормативной систему ассоциативных связей между языковыми единицами. Своеобразие языковой личности ребенка определяет во многом индивидуальный характер ассоциаций при выборе основания для сближения слов. Производное слово есть результат словообразовательного акта, в ходе которого устанавливается семантическая и формальная связь между мотивом (новым наименованием) и его исходной базой (мотиватором). Ассоциативный характер этих связей в какой-то степени предопределен как особенностями номинативной техники, так и языковой компетенцией номинатора (носителя языка) [Ржаникова 2011: 172].

При создании словообразовательных инноваций с элементами языковой игры ребенок выявляет свои ментальные ориентиры и реализует стремление к «самостоятельности» в языковом творчестве.

Создание, моделирование  инновации, имеющей характер игрового слова, продолжает исследователь, требует  некоторого ассоциативного и языкового  опыта, который включает в себя: 1) осознание возможностей соответствующей  замыслу номинатора ономасилогической структуры (например, возможностей контаминационного словообразования, позволяющего создавать игровые слова-гибриды); 2) стремление к языковому эксперименту, выражающееся в создании а) контекстуально-связанных серийных номинаций по конкретному образцу, б) коррелятивных по способу образования антонимических номинаций, в) квазислов в составе прозвищ или в разряде апеллятивной лексики, в частности в считалках; сегмента узуальных синхронно нечленимых слов, полученных способом обратного словообразования; 3) способность к актуализации аллюзивного контекста при создании словообразовательной инновации;4) способность к актуализации языковой рефлексии при восприятии внутренней формы узуального слова и подчеркиванию языкового парадокса наименования путем его новой мотивации или реноминации, причем реноминация и ремотивация могут рассматриваться как особый тип инноваций, образованных в результате нового (произвольного) членения и толкования или трансформации внешнего облика узуальных лексем по созвучию с понятным, знакомым словом; 5) стремление ребенка к созданию собственного языка, позволяющего ему выразить через него свое «миропонимание»; свои оценочные ориентиры и предпочтения в языковом творчестве [Ржаникова 2011: 173].

Целостно-операциональная концепция языковой игры была создана     Т. А. Гридиной. С ее точки зрения, основополагающим принципом языковой игры является соотношение стереотипного и творческого начал в речевой деятельности говорящих, в соответствии с которым языковая игра рассматривается как форма лингвокреативного (осуществляемого по законам ассоциативных сближений) мышления. Языковая игра реализует установку говорящего на творчество, эксперимент над знаком на основе различных лингвистических приемов его трансформации и интерпретации. Достижение эффекта языковой игры обусловлено, по мнению автора концепции, включением знака в новый (нестереотипный, нестандартный) ассоциативный контекст. Стратегия языковой игры направлена на моделирование (конструирование) языкового парадокса, игровой трансформы, «игремы» с обнаруживаемыми чертами (признаками) системного языкового прототипа [Гридина 1996:  11]. 

К.Ш. Бикмурзин продолжает данные рассуждения, замечая, что словотворчество, как и усвоение обычных слов родного языка, имеет в своей основе подражание тем речевым стереотипам, которые дают детям окружающие люди. Ни одно «новое» детское слово нельзя считать абсолютно оригинальным - в словаре ребенка обязательно есть образец, по которому это слово и построено. Таким образом, усвоение речевых шаблонов и здесь является основой. Использование приставок, суффиксов, окончаний в новых словах детей всегда строго соответствует законам языка и грамматически всегда правильно - только сочетания неожиданны. В этом отношении совершенно правы те, кто подчеркивает тонкое чувство языка у детей.