Тема антиутопии в современной литературе

Министерство образования Республики Беларусь

УО «Мозырский государственный педагогический университет им. И.П. Шамякина»

 

 

 

 

 

 

 

Кафедра литературы

 

 

 

 

 

 

Контрольная работа по русской литературе на тему:

 

«ТЕМА АНТИУТОПИИ В СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ»

 

 

Выполнила: студентка 6 – го курса,1 – ой группы

заочной формы получения

высшего образования

Ястремская Татьяна Николаевн

 

Проверила: Вераксич Ирина Юрьевна

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Мозырь 2014

Жанр антиутопии - один из самых  популярных в современной литературе Наибольшей известностью пользуется повесть  Александра Кабакова «Невозвращенец». Написанная в 1989 году, она рисует Москву ближайших десятилетий. Повествование пестрит именами известных политиков, писателей, ученых, общественных деятелей, что придает описаниям Кабакова вполне конкретный и определенный характер.

Цель повести — прогнозировать дальнейшее развитие в стране, будто  бы вставшей на путь военной диктатуры. Что же принесет она по мнению автора? Атмосферу ненависти и хаос, голодные очереди, давки за водкой и налеты вооруженных трезвенников, спекуляцию,  запланированные и непредвиденные убийства, танки на улицах, отряды вооруженных боевиков и кровь, кровь, кровь

Сравнение с романом «Мы» напрашивается  само с собой. И скажем прямо: оно  не в пользу повести «Невозвращенец»   Художественный мир Евгения Замятина восходит к сатире Свифта, фантастике Г. Уэльса, но корни его в творчестве Гоголя, Лескова, Салтыкова-Щедрина, конечно же, Достоевского. Утверждение любви как высшей ценности связывает писателя со всей русской классикой XIX — начала XX века — от Пушкина до Бунина и Куприна

Читая же повесть Кабакова, ощущаешь ее соотнесенность прежде всего с газетной публицистикой, с многочисленными публикациями на злобу дня — не более. Злоба дня, утрированная, искаженная, тенденциозно преподнесенная в угоду тем или иным политическим симпатиям, не может явиться основой серьезного многогранного взгляда н» действительность, тем более ее полноценного художественного осмысления.

«Нет истины, где нет любви»,—  сказал в свое время А. С. Пушкин. Разумеется, речь идет о любви в  широком смысле слова. У Кабакова нет ее даже в узком, прямом, конкретном.  Где же тогда место истине?

Жанр антиутопии получил особое место в зарубежной и русской  литературе ХХ века. Это обусловлено  самой социальной действительностью  с её социально-политическими катаклизмами и апокалиптическим настроением, которые  дают богатый материал для построения как утопических, так антиутопических  моделей мира.

Классическими примерами этого  жанра являются романы Е. Замятина «Мы», А. Платонова «Чевенгур», О. Хаксли «Дивный новый мир», Дж. Оруэлла «1984». Эти произведения при всём своем различии описывают политическую и социальную структуру общества будущего, исследуют природу власти, механизм вождизма. Всех их объединяет тревога за судьбу человечества.

Писатели-антиутописты ставили перед собой задачу: показать механизм и последствия тоталитарного режима, моральное разрушение личности в результате манипулирования человеческим сознанием.

Антиутопия Е. Замятина, стоящая  у истоков жанра, – своего рода исторический прогноз той драмы, которая разыгрывалась ещё при  жизни писателя. Дж. Оруэлл, прочитав роман Замятина во французском переводе, отметил как самое удивительное замятинское «интуитивное постижение иррациональности тоталитаризма, который рассматривает человека как жертву, считая, что жестокость есть цель, не требующая оправданий, а поклонение вождю, наделённому атрибутами божества, является нормой».

Термин «антиутопия» достаточно условен, о чём свидетельствует использование  многочисленных синонимов, введённых  литературоведами, социологами, философами для определения её сущности: «негативная  утопия», «неутопия», «какатопия», «дистопия». Эта терминологическая неупорядоченность делает необходимым выявление основных параметров антиутопии.

Анализ утопии и антиутопии показывает, что оба этих жанра тесно связаны  с мировоззренческими идеологическими  проблемами.

Основой и условием возникновения  утопии является недовольство действительностью.

Следствием этой неудовлетворённости  стало моделирование альтернативного  общества, построенного на иных социально-исторических основаниях и этических моделях. Система институтов, формы политической организации, отношения между людьми представлены в утопии в идеализированном виде.

Пессимистический пересмотр утопических  идеалов, особенно его социально-политических аспектов и нравственных последствий  научно-технического прогресса, приводит к появлению антиутопий, которые  разрушают романтические иллюзии.

Таким образом, утопия в своём историческом развитии порождает одну из своих  модификаций – антиутопию, которая  делает мишенью своей сатиры гиперрационально структурированные общественные системы, порождающие автоматизированных людей-роботов. Противовесом этой механистичности существования служит способность естественного героя к поиску истинных человеческих ценностей, нравственной опоры в этом «прекрасном новом мире».

Утопический мир изобличается изнутри, через сознание и чувства отдельного человека, который испытывает законы этого идеального, но бездушного мира на себе.

В русской литературе жанр антиутопии широко распространился, что связано  с пересмотром социальной, общественной и идеологической установки общества. Эти антиутопии, как правило, разоблачают  несостоятельность административно-бюрократической  модели социализма, политические просчёты, тоталитарный режим, создавая гротескные модели унифицированного бытия. В качестве примера можно назвать книги  А. Кабакова «Невозвращенец», Л. Петрушевской «Новые Робинзоны», В. Аксёнова «Остров Крым», В. Войновича «Москва 2042», Ф. Искандера «Кролики и удавы». Конечно, не все эти романы можно назвать антиутопиями в чистом виде. Но во всех присутствуют ощутимые элементы антиутопического мышления.

В основе сюжетов антиутопических  романов, как правило, лежит конфликт между естественной личностью, не сумевшей приспособиться к «прекрасному новому миру», и Благодетелем (по терминологии Е. Замятина), вдохновителем нового жизнеустройства. И всегда победителем  выходит Благодетель, без которого тоталитаризм немыслим. У Д. Оруэлла  он выступает в роли Старшего брата.

В антиутопии всегда изображено насилие  человека над историей, которую упрощают, укрощают. Идеальной моделью такого отношения к истории является «Министерство Правды», деятельность которого описана в романе Оруэлла. Основной задачей этого учреждения является постоянное переписывание  истории в соответствии с политической конъюнктурой. Книги во всех романах  – средоточие ереси, с которой  расправляются как инквизиция с  еретиками.

В романе Замятина гибнут древние  памятники, книги не читаются; в романе Хаксли книги заперты в сейфе, в антиутопии Р. Брэдбери «451о по Фаренгейту» книги сжигаются «ради умственной гигиены граждан»; в романе Оруэлла их переводят на «новояз», навсегда разрушая их смысл.

В основе модели, которую создали  писатели-антиутописты, лежит подавление всякой свободной воли, личностного начала.

Одним из поджанров антиутопии является дистопия. Дистопии чаще всего проявляются в форме научной фантастики. Её элементы присутствуют в романах Р. Брэдбери, А. Азимова, К. Воннегута. В романах этих писателей будущее западной цивилизации мыслится как технологический кошмар, и их произведения принимают форму «романа-предупреждения». Современных писателей-фантастов привлекают идеи параллельных миров, виртуальных реальностей, сверхцивилизации, генной инженерии, зомбирования. Так технологическая антиутопия закономерно вывела к жизни и технологическую антиутопию.6

Что будет завтра, к чему я иду? Вопрос, вечно волнующий  человеческий разум. Завтра наступает, а ответа нет. Будущее, как недостижимый горизонт, неизменно остается загадкой для человека.  Дни складываются в годы, годы образуют века, а человеческое сознание настойчиво пытается приподнять завесу, отделяющую настоящее от будущего. Такова уж натура человека, что не хочет  он шагать в неизвестность, а потому необходимы ему мифы, сказки, фантастические образы (утопии и антиутопии), теории завтрашнего дня, где выражается его не всегда осознанная мечта о  счастливом будущем.  Нужда в переосмыслении прошлого и настоящего, в моделировании  будущего общества особенно остро встает в критические периоды истории, когда люди осознают, что больше нельзя жить так, как они жили до сих пор.  И первыми откликаются  на требования времени люди мыслящие, обладающие богатым воображением и  тонкой интуицией: писатели, поэты, философы, ученые. Они отдают свои силы и знания поиску истины, создают новые модели будущего, побуждают человека к действию и предостерегают от неверных шагов.  Мечты о «золотом веке», о построении совершенного общества нашли свое выражение  в утопиях - несбыточных, неосуществимых, идеальных моделях будущего. Самыми известными создателями утопических  теорий являются Томас Мор (автор  книги «Утопия»), Кампанелла, Сен-Симон, Шарль Фурье, Роберт Оуэн.  В русской  литературе идею утопического социализма наиболее полно отразил Н. Г. Чернышевский в романе «Что делать?», который был  опубликован в 1863 году. В России XIX века, в период обострения социальной и политической борьбы, бунтующие  умы искали новые идеалы, создавали  новых героев.  Общество будущего, спроектированное Н. Г. Чернышевским, основано на социалистических принципах свободы, труда, равенства. Люди, строящие его, такие, как Лопухов, Кирсанов, Вера Павловна, Рахметов, - это целеустремленные, бескорыстные, высоконравственные личности. Их цель - мир счастливых людей, крепких нравственно и физически. «Здесь нет ни воспоминаний, ни опасений нужды или горя; здесь только воспоминания вольного труда в охоту, довольства, добра и наслаждения, здесь и ожидания только всего того же впереди».  Однако чтобы достичь гармонии, о которой мечтает Достоевский, нужно совершить великие перемены как в окружающем мире, так и в самом человеке. Да, человек может сконструировать машины и поставить их себе на службу, сделать плодородными безжизненные пустыни. Но как быть с самим человеком? Удастся ли ему когда-нибудь избавиться от своих пороков, переступить через жадность, корысть, зависть, лень? Если да, то кем станет человек без столь свойственных ему человеческих слабостей? Богом или Зверем? Что же это будет за мир такой, где царит только радость и довольство, где нет противоречий и извечной борьбы добра со злом, без которой жизнь человека скучна и бессмысленна?  Да и возможно ли построение такого общества? Жизнь показала, что нет. Но вот наступил XX век. Он принес с собой новые проблемы. Их осмысление и моделирование завтрашнего дня нашли свое отражение в антиутопиях. В отличие от утопии, то есть идеально хорошего общества, антиутопии проливают свет на эпоху, в которой они родились, отражают ее страхи и надежды, ставят человека перед нравственным выбором. Героем антиутопий зачастую становится человек, который пробует строить свою жизнь согласно представлению о духовной гармонии, не совпадающей с окружающей его действительностью. К числу наиболее известных антиутопий относятся «Чевенгур» и «Котлован» А. Платонова, «О дивный новый мир» О. Хаксли, «Скотный двор» и «1984» Дж. Оруэлла, «Мы» Е. Замятина. Читая эти произведения, мы думаем не о грядущих столетиях, а о том, что тревожит нас сегодня.  В романе Е. Замятина «Мы» прежде всего привлекает внимание то, с какой точностью автор описал наше время, изобразив государство технократии и предсказав развитие техники, освоение космического пространства. Но гораздо важнее те нравственные проблемы, которые поставил писатель в своем произведении.  Математически рациональный, «до зубов» механизированный мир, изображенный в романе Замятина «Мы», мир Единого Государства отгорожен Зеленой Стеной из прозрачного стекла от «неразумного, безобразного мира деревьев, птиц, животных». Обитатели Единого Государства уже давно не люди. Это числа, запрограммированные машины, управляемые всемогущей рукой Благодетеля, ведущего их к великой цели - победе разума над Вселенной. Все они винтики одного слаженно работающего механизма. Здесь действует закон организованной людской массы: я - ничто, мы - сила.  И Оруэлл в романе «1984» показал тоталитарное государство Океанию, в котором над гражданами безгранично господствует мощный партийный аппарат. Слежке, постоянному наблюдению подвергаются не только тела, но и мысли граждан Океании. Куда ни посмотришь, повсюду наталкиваешься на «недремлющее» око Старшего Брата. В государстве Океания без труда угадывается силуэт недалекого прошлого нашей страны. Бездуховность, обезличивание, потеря человеческой индивидуальности в тоталитарном обществе - вот чего боялись и от чего предостерегали писатели в своих романах о будущем.  Авторы антиутопий не только создают образ будущего, но и разъясняют, какой ценой достигнуто общее благоденствие, на каких принципах строится «земной рай». Герои Оруэлла искренне поверили, что черное - это белое, и вера эта была достигнута непрерывным изменением прошлого. Как гласил мудрый (партийный) лозунг Океании: «Кто управляет прошлым, тот управляет будущим; кто управляет настоящим, тот управляет прошлым». Уничтожение прошлого, стирание памяти, избавление от человеческих чувств - вот что лежит в основе этих обществ. И эти принципы оказываются настолько жестокими, несправедливыми, что возникает вопрос: а нужно ли человечеству общество, построенное такой ценой? Нужен ли рай, дорога к которому вымощена черепами? И в глубинах сознания некоторых героев романов возникает пугающее, необъяснимое чувство, сомнение, желание быть пусть несовершенным, но человеком, а не «умным числом». И, может быть, в рамках антиутопии снова рождается утопия, миф о будущем. Поэтому герой «1984» Уинстон посвящает свой дневник будущему или прошлому - времени, когда «мысль свободна, а люди отличаются друг от друга и живут не в одиночку». И герой замятинского романа Д-503 также убеждается, что в нем не умерла душа, не выветрилась фантазия (пусть он и испытывает от этого непреодолимый ужас). Тем самым авторы антиутопий, рассмотрев очертания тоталитарных технократических режимов, указывают на противодействие, которое зарождается в недрах режима, сделавшего все, чтобы вытравить идею свободы.  Антиутопия кажется обращенной в будущее, так как в ней всегда присутствуют элементы фантастики. Но это, скорее, летопись событий настоящего времени, свидетельство того, что общество близко к катастрофе. Это не пессимистический прогноз, а предупреждение человечеству… Мы стоим на пороге XXI века. И нам предстоит строить новое общество. Можно «разрушить до основания» старый мир, встряхнуть его прах с наших ног». Но нельзя построить будущее, начисто отбросив прошлое, его ошибки и достижения. Октябрь 1917 года и современная история России доказывают это. И прав был Николай Гумилев, сказав:  «Солнце, сожги настоящее  Во имя грядущего,       Но помилуй прошедшее».  Каким будет XXI век? Что принесет он человечеству?  Боль и тревога сегодняшнего дня - Чернобыль, локальные войны, загрязнение окружающей среды, новые, неизученные болезни и многое другое.  Так каким будет будущее? Кто даст ответ?!  (2 вариант)  Перемены приходят в нашу жизнь не сразу… Человечество по природе своей очень консервативно, а радикалы, люди «первого ряда», чаще всего становятся изгоями, и только спустя какое-то время, когда потребности общества дорастают до замыслов личности, люди встают на новую ступень развития, делают прогрессивный шаг вперед. Примером может служить распространение христианства и долгий путь этого учения перед тем, как заполнить души и сердца.  Боясь перемен, люди всегда старались «заглянуть за горизонт». В прошлом популярны были различные гадания и астрологические прогнозы. В XIX веке появилась научная фантастика, и писатели предыдущего столетия - Ж. Верн, Г. Уэллс - старались предугадать, как будет устроен мир и «обустроен» человек будущего, то есть насколько далеко человечество сможет продвинуться по пути научно-технического прогресса.  Писатели нашего века - Р. Бах, Д. Оруэлл, Е. Замятин и др. - пытаются показать перспективы духовного развития человечества, анализируя сегодняшний «человеческий материал», то есть нас, своих современников. Они изображают реальность, окружающую человека, и ее влияние на его внутренний мир.  Для меня серию произведений антиутопий, которыми так богата литература XX века, открыли две книги: роман Е, Замятина «Мы» и роман Д. Оруэлла «1984». Обе книги похожи как мрачной, гнетущей обстановкой, так и проблемами, которые поднимают авторы. Это и проблема обезличивания человека тоталитарной системой, и уничтожение в человеке человеческого, и вопрос о лишении права выбора и возможности проявить свое «я». Писатели подчеркивают, что выравнивание людей по одежде, пище, образованию противоестественно, ведь все мы разные от природы: красивые и не очень, талантливые и ординарные. И чем глубже проникаешь в мысль, «как это замечательно», тем страшнее кажутся прогнозы Е. Замятина и Д. Оруэлла!  Герои Е. Замятина - люди-«нумера», но у Д. Оруэлла люди хуже, чем «нумера», хотя у них есть собственные имена. Из чего можно сделать такой вывод?  …Последний «бастион», который никакое государство не может уничтожить сразу, - это потребность в любви и творчестве. Стремление к свободе, красоте, гармонии названо Е. Замятиным «процессом образования души». У всех главных героев романа «Мы» - I-330, Д-503, О-90 - «появляется» душа, которую символизирует нуль в имени, а вместе с нею и способность любить. И могучее Единое Государство смогло уничтожить души только путем хирургического вмешательства в мозг Д-503 и физического устранения I-330, то есть путем насилия извне.  И О-90 - женское начало, источник жизни и света - уносит за Зеленую Стену своего еще неродившегося ребенка, ребенка от Д-503, настоящего человеческого ребенка! У Д. Оруэлла все гораздо страшнее: герои добровольно предают друг друга, животное чувство страха побеждает человеческое чувство любви. «Под развесистым каштаном предали друг друга мы…» - простая и жуткая в своей простоте фраза из популярной песенки.  Что же получают герои Е. Замятина и Д. Оруэлла? «Счастье! Сколько угодно счастья! Бесплатно! Для всех! И пусть никто не уйдет обиженным!» - кричит некто из «Пикника на обочине» братьев Стругацких. У Е. Замятина все просто и понятно: жизнь регламентирована Скрижалью, за выполнением всех ее предписаний зорко следят Хранители. Все общее: юнифа раз в год, нефтяная пища, прогулка два раза в день по часу, розовый талон… и Зеленая Стена. Общий замкнутый круг. Где выход? Где же спасение? Один из вариантов предлагает наша современница Л. Петрушевская в рассказе «Новые робинзоны». Единственный шанс выжить для ее героев заключается в непрерывном бегстве. Бегство от цивилизации - это и протест против навязываемых условий жизни, и попытка сохранить в себе человеческое, сохранить Дом, тепло, корни - все то, что отличает людей от животных («Два чувства дивно близки нам - В них обретает сердце пищу: Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам». А. С. Пушкин).  Л. Петрушевская пишет, что «природа даст им все, чтобы выжить», а это значит, что определенная доля надежды на выживание есть… Хотя того, кто убегает, в конечном итоге можно поймать. Мне кажется, что у людей есть будущее, именно светлое будущее, но несколько по другой причине. В предисловии к «Журналу Печорина» М. Ю. Лермонтов написал: «История души человеческой… едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа…» Во все времена среди людей существовали яркие личности, «ведущие».  Об этом повесть-притча Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Ливинстон». В этом произведении Р. Бах поднимает проблему поиска своего места в мире, вечного поиска ответа на вопрос «А зачем я здесь?» и показывает реальную реакцию серой массы, когда потребности общества и личности не совпадают. Но самое главное то, что Р. Бах показывает духовный рост и долгий тернистый путь, чтобы научиться летать (интересно, что, поскольку герой притчи - птица, метафора здесь обретает прямой смысл). Путь духовного совершенствования требует постоянной напряженной работы над собой, порой «превозмогая боль», путь познания долог и сложен, но не стоит искать легких путей, поскольку истинную ценность в жизни имеет только то, что досталось путем сломанных перьев и соли на щеках. «Невыдуманному Джонатану-Чайке, который живет в каждом из нас» - таков эпиграф к книге. В этой строчке Р. Бах раскрыл нам свое понимание человека: каждый (!) человек изначально добр и гуманен, в каждом есть человеческое, надо только постараться пробудить это.  …Пройдет время, и чайки, которым, если воспользоваться цитатой из Горького, «здесь спокойно, тепло и…», будут знать и уметь все, что с таким трудом далось Джонатану. Все снова станет серо и обыденно… И тогда появится новая звезда, новый отшельник, новый герой. И все повторится сначала…  Как бы ни были мрачны прогнозы Д. Оруэлла, в произведениях Л. Петрушевской и Е. Замятина уже чувствуется надежда, а притча о Чайке пронизана светлой верой в Человека. Мне кажется, что у мира есть надежда, а у человечества есть будущее. И перемены, ожидающие нас, консерваторов, зависят только от того, что мы сможем вырастить в своих душах и передать нашим детям. Пока есть беспокойство в умах и сердцах, пока сильно желание познать себя и мир вокруг, у нас есть шанс!  Трудно сказать, каким оно будет, это далекое и близкое, загадочное и непонятное Будущее, но оно действительно будет! И это главное. 

Для того, чтобы возникла антиутопия, должна существовать утопия — грандиозный проект будущего, воплощение самой смелой и лучезарной мечты человечества о «золотом веке». Мировая литература знает «Республику» Платона, «Утопию» Томаса Мора (произведение, давшее название жанру), «Город Солнца» Томаса Компанеллы. К утопии восходит знаменитый четвертый сон Веры Павловны в романе Н. Г. Чернышевского «Что делать?».

Писатели-утописты облекали полет  мысли и фантазии в необыкновенные образы, брали на себя роль провидцев  и пророков. Однако несбыточность  этих пророчеств порождала скепсис  и отчаяние, возникали противоположные  антиутопические настроения, подрывавшие  основы оптимистического взгляда на будущее.

Роман Евгения Замятина «Мы» —  в русле последней традиции. Писатель создавал свое произведение в холодном и голодном Петрограде 1920-го года, в  обстановке военного коммунизма с его  жестокостью, насилием, подавлением  личности. Роман Замятина написан  от лица главного героя, человека будущего технократического века, в форме  записей — конспектов, расположенных  в хронологической последовательности.

При чтении первых из них возникает  ощущение резкого света, обилия воздуха, полноты жизни, всеобщего ликования. Весенний ветер несет с невидимых  диких равнин желтую медовую пыль с каких-то цветов; от нее сладко сохнут губы; сквозь стены домов, отлитых  из «незыблемого. вечного стекла», легко и свободно проникают солнечные лучи; люди сыты, и их «не омраченные безумием мысли лица» так светло и ясно вырисовываются на фоне «блаженно-синего неба». «Непреложные прямые улицы», «брызжущее лучами стекло мостовых», «божественные параллелепипеды прозрачных жилищ», кажется, видишь «самую синию глубь вещей».

Не в сказке ли мы? «Зеркально-безмятежное  море» жизни, по которому так легко  плыть вместе со всеми... Не об этом ли мечтает усталый, униженный, задавленный  грузом повседневных забот человек XX века? Разве безмятежность не расправляет  крылья души, не дает ей возможность  свободного и вольного полета? Уж не ошиблись ли мы, назвав роман антиутопией?

Не ошиблись, ибо полет души в  Едином Государстве, о котором идет речь у Замятина, в принципе не возможен.

Душой обладает личность, индивидуальность, человек сочувствующий, сопереживающий, сострадающий. Именно он-то и нежелателен  обществу, в котором понятие «я»  вытеснено мощным монолитом «Мы». «Мы» — это не нация, не социальная группа, не какое-либо объединение людей  по профессиональному или возрастному  признаку. «Мы» — это слившееся  в общем марше человечество, одинаково  одетое, одинаково мыслящее и чувствующее, наконец, одинаково счастливое, члены  которого отличаются друг от друга  номерами да разве что формой носа.