"Малые Тюдоры": штрихи к коллективному портрету династии

На момент рождения Эдуарда  Марии уже исполнилось двадцать два года, она была Главной Скорбящей  на похоронах королевы Джейн и стала крестной матерью своего сводного брата. Мальчик опускает эту подробность и, упомянув своих крестных, «забывает» про Марию. Умышленно? Мария – католичка, причем на момент начала написания дневника ее противостояние с правительством брата в самом разгаре.

19 марта 1550 года. «Несмотря на то, что посол  императора желает, чтобы леди  Марии было разрешено посещать [католическую] мессу, ему было  отказано»⁸⁵

18 марта 1551 года. «Леди Мария, моя сестра, прибыла в Вестминстер, где  после приветствий она была призвана моим советом, и ей было объявлено, как долго я терпел из-за того, что она справляет мессу против моей воли, в надежде на примирение, но теперь, поскольку этой надежды нет - если судить по ее письмам, в которых я увидел лишь незначительные уступки - я не намерен это больше допускать. Она ответила, что ее душа принадлежит Богу, и веру она менять не будет, а так же не будет скрывать свое мнение противоположными действиями. Было сказано, что я принуждаю не ее веру, но ее как подданную к послушанию, и что ее пример может привести к беспорядкам».⁸⁶

На этой записи стоит  остановиться особо, поскольку слова  «против моей воли» выделены курсивом не случайно. В издании Николса они так же выделены, чему он дает объяснение – продырявлено насквозь пером короля.⁸⁷ Почему они продырявлены? И почему именно эти слова? Не потому ли что, не справившись в очередной раз с упрямством Марии, Эдуард разозлился, и его раздражение вылилось на страницы дневника в такой своеобразной манере. Здесь мы видим так же, что мальчик уже вполне осознал, что он глава как своей собственной семьи, так и государства, и противостояние с сестрой угнетает не только брата, но и короля. Удивительно, как много иногда могут сказать такие мелочи, как проткнутая ручкой фраза, если обратить на нее должное внимание, а для такого неоднозначного источника, каковым является данный дневник, они порой становятся одними из определяющих моментов.

22 июня 1551 года. «Леди Мария шлет письма в  совет в недоумении по поводу  заключения доктора Моллета, ее капеллана, за то, что тот служил мессу для ее домашних, утверждая, что послу императора было обещано не притеснять ее в вопросах религии и что католическая служба для нее и ее домочадцев будет продолжаться».⁸⁸

24 июня 1551 года. «Совет ответил, что согласно долгу перед их королем, страной и друзьями, они вынуждены дать ей ответ, что не только он, но и другие поклонники мессы и нарушители закона, будут строго наказаны, а что касается обещания, то они его не дадут, поскольку в этом случае сделают ее свободной от наказания перед законом».⁸⁹

29 августа  1551 года. «Определенные приготовления  были сделаны, чтобы убедиться,  что тайная перевозка моей  сестры Марии за море не  состоится. Так же было постановлено, что лорд канцлер, лорд камергер, вице-канцлер и секретарь Петри, должны надзирать, используя все возможные средства, справляет ли она мессу, и если да, то ее капелланы должны ответить перед законом»⁹⁰

Есть еще многочисленные записи о возможности побега Марии  и о том, как вмешательство  императора в его семейные дела раздражает Эдуарда, их достаточно, чтобы понять, насколько небезразлично ему было помириться с сестрой. Чего только стоит замечательный пассаж, который показывает не только вышеупомянутое раздражение, но и гордость короля за оставленный ему отцом флот, и озорной выпад тринадцатилетнего мальчишки в сторону империи.

20 июня 1551 года. «Получив известие, что Шапюи⁹¹ собирается прибыть и оснастил несколько кораблей в Голландии, а так же чтобы оказать любезность французам, весь флот из Гилигема было приказано привести в боевую готовность и перевести на Темзу, с той целью, что если Скиперус прибудет, он встретится с ним, ну и, по крайней мере, французы увидят мощь моего флота»⁹²

Что касается дядей Эдуарда, Томаса Сеймура, лорда Сэдли, адмирала Англии и Эдуарда Сеймура, герцога Сомерсета, Протектора Государства, то с ними все так же туманно, как с сестрами. Лорд Сэдли после смерти Генриха VIII женился на его вдовствующей королеве. Екатерине Парр, а после ее смерти в сентябре 1548 года, пытался подобраться к принцессам Марии и Елизавете. Самые ранние впечатления Эдуарда о его дядьях Сеймурах, как это ни странно, связаны с карманными деньгами, столь важными для мальчика его возраста.

«Мой дядя Сомерсет очень строг со мной, и  держит меня так кротко, что я  не могу иметь деньги по моей воле. Но Лорд Адмирал и посылает мне денег и дает мне их»⁹³. В этом случае, как нам представляется, Сэдли скорее движим амбициями, чем щедростью. Он стремится завоевать любовь мальчика, что довольно важно, и что впоследствии поймет человек, занявший место Сомерсета – граф Варвик, будущий герцог Нортумберленд. Сэдли же одержим сумасшедшим планом сместить брата с поста Протектора, и в январе 1549 года ночью он пытается проникнуть в спальню короля, чтобы осуществить свои притязания, однако совершает удивительную глупость, застрелив собаку Эдуарда, преградившую ему путь. Обвиненный в заговоре, Лорд Адмирал казнен, о чем нам и поведала та короткая строчка, цитированная выше. Но, на мой взгляд, не стоит столь смело связывать истинное отношение Эдуарда к дяде только лишь с этой строчкой, она была лишь фиксацией события в жизни государства – смерть Лорда Адмирала, обвиненного в измене. Некоторые исследователи утверждают, что Томас Сеймур был любимым дядей мальчика, и что он, не сумев защитить его, не стал защищать Сомерсета впоследствии, в качестве мести за эту смерть. Чтобы показать несостоятельность этой версии, не говоря уже о том, что едва ли тринадцатилетний мальчик мог защитить обвиненного в измене, приведу запись из дневника Эдуарда, касающуюся женитьбы Томаса Сеймура на Екатерине Парр.

«Сеймур, лорд Сэдли женился на королеве, чье  имя было Екатерина, и этим браком лорд Протектор был крайне недоволен»⁹⁴

Эдуард неслучайно подмечает  недовольство одного дяди действиями другого, ибо в его богатом на события, но скупом на подробности дневнике нет незначительных деталей. Что нам говорит это? То, что скоре всего, наблюдательный Эдуард, догадывался об отношениях братьев Сеймуров и о том, как они стараются превзойти один другого во влиянии на него и на дела государства. Это важно, потому что мы видим здесь не только завуалированную оценку ситуации, или даже иронию, как пишет Мэкки⁹⁵, но и отношение мальчика к своим родственникам. Скорее всего, он не испытывал к ним обоим ни любви ни ненависти, поэтому утрата не слишком тяжела для него.

В целом, надо отметить, что  хотя Эдуард, по всей видимости, стремится  избежать явного выражения своих  эмоций и отношения к небезразличным и значимым в его судьбе людям, либо согласно требованиям жанра, либо из нежелания, чтобы тот, кто читал его дневник узнал о них, косвенный признаки, мелкие оговорки и детали все же кое-что могу выдать исследователям, несмотря на всю сухость изложения.

Воспитание, образование  и увлечения

Две крайние точки  зрения существуют относительно Эдуарда.

Во-первых, его набожность. Протестанты видели в мальчике практически  спасителя, который построит новое  государство и приведет его к  величию и религиозному порядку. Одним из наиболее известных изображений  Эдуарда VI, которое во многом повлияло на его восприятие,  является иллюстрация из книги Фокса «Акты и Памятники», на ней юный король изображен внимательно слушающим проповедь Хью Латимера⁹⁶. И содержание, и окружение короля на этой картине позволяло делать далеко идущие выводы по поводу глубины религиозности Эдуарда. Он действительно был как набожным, так и хорошо образованным в вопросах религии, но это изображение сбивает нас с толку, когда рассматривается в качестве полной картины короля и его интересов. Едва ли тринадцатилетний мальчик согласился бы с заявлением о том, что религиозность в нем преобладала над другими увлечениями. В дневнике религии отводится даже не второе а, пожалуй, третье место. Часть записей, касаемо Марии и ее мессы,  уже были рассмотрены, в остальном же все сводится к кратким упоминаниям о Книге Общих Молитв⁹⁷ и комиссии, собранной в 1552 году для проверки и исправления существующих церковных законов.

10 февраля  1552 года. «Была учреждена комиссия  из 32 человек для проверки, исправления  и объяснения церковных законов».⁹⁸ Далее следуют имена вошедших в комиссию человек.

Есть еще одна интересная запись, которая касается больше даже не религии, а характера самого короля.

2 мая 1550 года. «Джоан Бучер, иначе Джоан из  Кента, была сожжена, осужденная  годом ранее за утверждение,  что Христос не был воплощен Девой Марией, но казнь была задержана в надежде на покаяние; 30 апреля епископ Лондона и епископ Или должны были переубедить ее, но она противостояла им и была препоручена священнику, чтобы тот подготовил ее к смерти».⁹⁹

Касательно еретиков – это единственный пассаж во всем дневнике, причем достаточно подробно описанный, если сравнивать, например, с заключениями под стражу епископов Чичестера и Винчестера. Николс в своем издании дает пояснение к этой записи, приводя историю из Джона Фокса, показывающую, как он пишет, мягкий характер короля: «Он всегда щадил и ценил жизнь человека, и когда Джоан из Кента должна была быть сожжена, весь совет не мог заставить его приложить  этому руку и был вынужден просить доктора Кранмера убедить его, что даже ему удалось с большим трудом. Сам доктор Кранмера утверждал, что ничего в его жизни не было труднее, чем убедить короля, сказавшего, что вся ответственность перед богом ложится на Кранмера, приложить свою руку».¹⁰⁰

На мой взгляд, то, что  Эдуард все-таки заострил свое внимание на этой записи, причем видно, что пишет он об этом не просто так, чтобы отметить событие, вполне соотносится с рассказом Фокса. Отсюда делаем вывод, что случай с Джоан из Кента упомянут в дневнике так подробно, возможно, в качестве назидания и убеждения в том, что все было сделано для спасения ее жизни, а затем души. Это важно для короля, видимо, поэтому он и останавливается на этом примере.

В общем, относительно глубины  его религиозных воззрений, из дневника можно мало что почерпнуть. Напрашивается вывод о том, что Эдуард был не более набожен, чем этого требовал его статус, и воспитание. Даже в противостоянии с Марией, его раздражает в первую очередь не сопротивление в вопросах религии, а неподчинение его королевской воле. Впрочем, вывод смелый.

Во-вторых, его физическое состояние, здоровье и воспитание. Да, безусловно, Эдуард не обладал здоровьем  своего отца, он был хрупкого телосложения и довольно болезненного вида мальчиком, что дало повод исследователям заявлять о его пристрастии больше к обучению, нежели к спорту и придворным развлечениям.

Первыми воспитателями  и наставниками Эдуарда были Джон Чик, преподаватель в Кембридже, блестящий специалист в греческом, Ричард Кокс, позднее епископ Или, и Энтони Кук, отец четырех образованных дочерей. Эдуард получил внушительные познания в классической литературе и риторике. Не все источники сохранились – его заметки по поводу «Риторики» и «Политики» Аристотеля, к примеру, его мысли по поводу Саллюстия и других историков, которых его учителя ему читали – но какое-то количество осталось. Курс обучения, которому следовал Эдуард, отражает методику лучшей современной ему грамматической школы и преподавание Чика в Кембридже в 1530-е годы¹⁰¹. Король, естественно, имел прочные познания в латыни, уделял много внимания Цицерону, учил греческий, читал Платона и Демосфена, и начинал уже писать на теологические темы. Каллиграфии его учил Роджер Эшем, Джон Белмейн преподавал французский, а что касается других иностранных языков, то немецкий язык Эдуард, скорее всего не знал или знал очень плохо, поскольку немецкий наставник, Рэндольф, у него все же был, а касательно других иностранных языков, то косвенно о том, что Эдуард знал итальянский говорят несколько книг на этом языке, находившиеся в его библиотеке¹⁰². Важно отметить то, что вместе с ним начали учиться другие молодые отпрыски знатных фамилий, потомки и старых домов, и недавно аноблированных, среди которых был и его единственный друг, Барнаби Фицпатрик, кузен десятого графа Ормонда, которому, находящемуся при французском дворе, впоследствии Эдуард будет писать достаточно сердечные письма. Помимо языков, философии и риторики мальчик изучал историю, географию, астрономию и музыку, а так же все то, что подобало знать и уметь принцу.

Насчет его способностей и склонностей к обучению авторы расходятся во мнениях, одни пишут, что Эдуард был мало заинтересован в физических упражнениях, предпочитая интеллектуальные занятия, другие, что наоборот, он, как и Генрих, был крайне увлечен спортивными играми. На мой взгляд, Эдуард был вполне нормальным мальчиком своего возраста, проявлявшим здоровый интерес к веселым придворным развлечениям и спортивным упражнениям, и в то же время осознававший свое место и ответственность, на него возложенную, что вполне закономерно объясняло его прилежность в обучении и интерес к делам государства, которым ему представляло управлять.

Вернемся к его дневнику. Даже беглый просмотр источника дает ясно дает понять, что именно представляет главный интерес для мальчика – практически вся первая половина дневника посвящена описанию шотландской кампании Сомерсета.

«Большие приготовления  были начаты для похода в Шотландию, лорд Протектор, граф Варвик, лорд Дакр, лорд Грей и сэр Брайан отправились  с большим количеством людей  в Берик, где в первый же день он произвел смотр войска, которое насчитало 13 тысяч пеших и 5 тысяч конных. На следующий день они отправились в Шотландию, и затем он сжег два шотландских замка…»¹⁰³

Далее на трех страницах  следует описание кампании,  не исключая, естественно, битву при Пинки Клеф (или Масселбурге)¹⁰⁴, фиксируются захваты замков¹⁰⁵, людские потери и количество пленных¹⁰⁶. Это достаточно подробное описание, учитывая, что Эдуард писал явно с рассказов очевидцев и донесений, прерывается краткими даже не записями, а замечаниями, относительно других событий, как то взятие под стражу Стивена Гардинера¹⁰⁷, смерть французского короля Франциска I¹⁰⁸ и так далее.

Это ли не показательно? Мальчик подробно описывает не принятие Акта о Единообразии 1549 года и Книги Общих Молитв, а военную кампанию, причем описывает взахлеб, насколько это вообще применимо к жанру, в котором написан дневник. Здесь же стоит упомянуть многочисленные записи о войне с Францией, закончившейся потерей Булони, сведения об итальянских войнах, доносимые до Эдуарда французским послом, записи об активизации турок и угрозе турецкого нашествия в Европу, и мы находим практически половину дневника, испещренную более или менее подробными описания европейских военных кампаний.

Далее.

14 июня 1550 года. «Хранитель Кале был послан туда, во-первых, чтобы возвести стены Рисбанка против дюн, а затем чтобы сделать их более массивными, и насыпать круглый вал вместо существующего, который должен простираться на 26 футов к морю, чтобы победить дюны, и насыпать холм. Во-вторых, необходимо усилить посередине вал форта Ньюмэнбридж, и улучшить фланги, а так же укрепить гавань Кале».¹⁰⁹