Антигитлеровская коалиция: как зарождалась Холодная война

Антигитлеровская коалиция: как зарождалась Холодная война

Ржешевский Олег Александрович - заслуженный деятель науки РСФСР, доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института  всеобщей истории РАН, президент  Ассоциации историков Второй мировой  войны Национального комитета российских историков.

Открываются все новые  документы, проливающие свет на историю  распада антигитлеровской коалиции и возникновения Холодной войны. Как показывает главный научный  сотрудник Института всеобщей истории  О.А.Ржешевский, коалиция распалась  фактически еще до окончания боевых действий в Европе. В рассекреченном досье Черчилля обнаружен разработанный  весной 1945 г. план операции «Немыслимое». Речь шла о военном нападении  на Советский Союз, а главный вывод  звучал так: «Для надежного и прочного достижения нашей политической цели необходим разгром России в тотальной  войне».

Вторая мировая война  носила коалиционный характер. Агрессии фашистского блока (Германия, Италия, Япония, их союзники и сателлиты) с 1941 г. противостояли оборонительные силы антигитлеровской коалиции (по английской терминологии Grand Alliance – Великого Союза), основой мощи которой являлись СССР, США и Великобритания. Англо-французская  коалиция, которая ранее, в 1939 г., выступила  в поддержку Польши после нападения  на нее Германии, распалась в результате разгрома вермахтом англо-французских  войск на Европейском континенте и капитуляции Франции  в 1940 г.

Антигитлеровская коалиция возникла как бы в одночасье после  нападения 22 июня 1941 г. нацистской Германии и её союзников на СССР. В тот  же день о готовности оказать «России, русскому народу всю помощь, которую  только сможем» заявил премьер-министр  Великобритании У. Черчилль. 24 июня с  заявлением о поддержке СССР выступил президент США Ф. Рузвельт. Западные лидеры приняли это решение после  длительных сомнений и переговоров  с СССР – нацистская агрессия угрожала независимости их собственных стран. Великобритания к тому времени в  течение года по существу в одиночестве  защищалась от агрессоров, выдержала  «блиц» - немецкое авиационное наступление - и находилась под постоянной угрозой  штурма вермахтом Британских островов. На Тихом океане и в Юго-Восточной  Азии владениям или сферам господства Соединенных Штатов и Великобритании угрожала Япония, реальным союзником  в борьбе с которой наряду с  Китаем мог быть только СССР.       Такова была расстановка сил при  формировании антигитлеровской коалиции – уникального объединения государств и народов с различными социальными  системами, одержавшего, в конечном итоге, историческую победу над силами нацизма и милитаризма, спасшего человечество от фашистского порабощения.

Мировая история насчитывает  тысячи коалиционных войн и военно-политических союзов, которые, достигнув своей  цели в войне, распадались. Это объясняется  прежде всего тем, что входящие в  коалицию государства преследуют не только общие согласованные цели в войне, но и собственные интересы, приоритетные для каждого из участников коалиции. Поэтому внутрикоалиционные  отношения и стратегия часто  носят противоречивый характер, что  оказывает влияние на ход и исход войны. Особенностью антигитлеровской коалиции стало то, что эти нестыковки проявились уже в 1941 г., постоянно нарастали и предопределили её распад ещё до окончания военных действий. В той или иной мере они были связаны с различными взглядами на ведение войны, представлениями о послевоенных границах, сферах влияния, устройстве мира и другими, преимущественно геополитическими, факторами [1]. Остановимся на некоторых событиях и фактах, относящихся к зарождению холодной войны.

Первые трения в отношениях с СССР возникли в связи с Атлантической  хартией – англо-американской декларацией  Ф. Рузвельта и У. Черчилля, подписанной 14 августа 1941 г. на борту английского  линкора «Принц Уэльский» в Атлантическом  океане. В ней провозглашались  важные принципы политики двух держав и цели войны: отказ от захвата  чужих территорий, право народов  самим избирать форму правления, обеспечение доступа на равных основаниях к мировым рынкам торговли и сырья, неприменение силы в международных  отношениях, разоружение государств-агрессоров, восстановление суверенитета народов, лишенных своих прав, обеспечение  мира, гарантирующего безопасность всех стран и народов, и другие. 24 сентября на Межсоюзнической конференции  в Лондоне СССР присоединился  к Атлантической хартии, отметив, что применение её принципов «должно  будет сообразовываться с обстоятельствами, нуждами и историческими особенностями  той или другой страны». Прежде всего  имелось ввиду включенное по предложению  Черчилля положение о восстановлении «суверенных прав и самоуправления тех народов, которые лишены были этого насильственным путем» [2] (курсив мой. – О.Р.), исключавшее из их числа  лишенные суверенных прав народы колоний, что соответствовало имперским  интересам Великобритании, но ставило  под вопрос признание советских  границ по состоянию на 22 июня 1941 г. с вошедшими в 1939-1940 гг. в состав СССР в обстановке присутствия на их территории войск Красной армии  Прибалтийскими республиками, Западной Украиной, Западной Белоруссией, Бессарабией  и Северной Буковиной, а также  частью территории Финляндии, отошедшей  к СССР по мирному договору 1940 г., которым завершилась  «зимняя  война».

В Москве, естественно, обратили на это внимание, посчитав целесообразным решить вопрос непосредственно с  самим британским правительством, что  и произошло в декабре 1941 г. во время приезда в Москву министра иностранных дел А. Идена для  подписания союзного англо-советского договора [3].

16 декабря в ходе встречи  с Иденом Сталин предложил  дополнить подготовленный проект  союзного договора секретным  протоколом, в котором была бы  намечена общая схема реорганизации  европейских границ после войны.  Параграф 9 проекта секретного протокола  предусматривал восстановление  советских границ, «как они были  в 1941 г. накануне нападения  Германии на СССР» [4]. Иден, не  располагавший полномочиями для  подписания секретного протокола,  позднее писал: «Предложенный  Сталиным протокол указывал, что  наши надежды в Лондоне на  то, что удастся ограничить обсуждение  вопроса о границах общими  положениями Атлантической хартии, не оправдались. Цель русских  была уже твердо определена. Она  лишь незначительно изменялась  в последующие три года и  заключалась в том, чтобы обеспечить  максимальные границы будущей  безопасности России… Я затем  объяснил Сталину, что не могу  согласиться с секретным протоколом  без консультаций с кабинетом  министров, и добавил: «Рузвельт,  ещё до того как Россия подверглась  нападению, направил нам послание  с просьбой не вступать без  консультаций в какие-либо секретные  соглашения, касающиеся послевоенной  реорганизации Европы» [5]. Непримиримые  позиции сторон воспрепятствовали  подписанию союзного договора, которое  было главной целью приезда  Идена в Москву.

Переписка по вопросу о  советских границах между Иденом и Черчиллем, который находился  в США, и другие записи в том  виде, как они представлены в мемуарах Черчилля, заметно отличаются от содержания его беседы на эту тему с советским  послом И.М. Майским 16 марта 1942 г. «У меня с самого начала не лежала душа к  признанию советских границ 1941 г., - записал в своем дневнике Майский  слова Черчилля, - но так как Сталин на этом очень настаивал, я в конце  концов согласился границу признать» [6]. В мемуарах представлена иная точка  зрения: «Меня очень встревожили  сообщения Идена по его возвращении  из Москвы о территориальных притязаниях  Советов, особенно в отношении Прибалтийских  государств. Они были завоеваны Петром Великим и в течение 200 лет находились под властью царей. После русской  революции они стали аванпостами  Европы против большевизма. Прибалтийские  страны должны быть суверенными и  независимыми». Идену он телеграфировал в Лондон: «Мы всегда признавали существование границ России только де-факто. Они были приобретены в  результате актов агрессии…» [7]. Рузвельт, на которого ссылался Иден, в беседе с М.М. Литвиновым 12 марта 1942 г. заявил, что «по существу у него нет  никаких расхождений с нами, никаких  затруднений он не предвидит в  связи с желательными для нас  границами после войны» [8]. На Тегеранской  конференции руководителей трех союзных держав он предложил провести в Литве, Латвии и Эстонии плебисцит, высказав уверенность, что «народы  этих стран будут голосовать за присоединение  к Советскому Союзу так же дружно, как они это сделали в 1940 году» [9]. Решение вопроса о признании  советских границ затянулось на многие годы и оказывало негативное влияние  на межсоюзнические отношения.

К 1941 г. относится и возникновение  проблемы второго фронта, которая  в 1942-1943 гг. привела к серьезному кризису стратегии объединения  усилий  в борьбе против общего врага.

Впервые вопрос об открытии второго фронта был поставлен  в послании главы советского правительства, направленном 18 июля 1941 г. премьер-министру Великобритании. Приветствуя установление между СССР и Великобританией  союзнических отношений и выражая  уверенность, что у обоих государств найдется достаточно сил для разгрома общего врага, И.В. Сталин писал: «Мне кажется, далее, что военное положение  Советского Союза, равно как и  Великобритании, было бы значительно  улучшено, если бы был создан фронт  против Гитлера на Западе (Северная Франция) и на Севере (Арктика). Фронт  на севере Франции не только мог  бы оттянуть силы Гитлера с Востока, но и сделал бы невозможным вторжение  Гитлера в Англию» [10].

В сложившейся обстановке второй фронт рассматривался как  само собой разумеющееся условие  успешного ведения войны союзниками по антигитлеровской коалиции, как  стратегия, которая должна была привести к быстрейшему разгрому противника. Война на советско-германском фронте, где гитлеровское руководство сосредоточило  основную массу своих вооруженных  сил, создавала благоприятные возможности  для активизации действий западных союзников непосредственно на Европейском  континенте. Однако Черчилль отклонил советские предложения, ссылаясь на недостаток сил и угрозу «кровопролитного поражения» десанта.

К февралю-марту 1942 г. относится  разработка штабом армии США (одним  из её участников был генерал Д. Эйзенхауэр, в то время заместитель начальника штаба армии) плана первоочередной мобилизации американского военного потенциала на борьбу с Германией  и сосредоточения на Британских островах войск и техники для вторжения  в Северную Францию. Направляя с  этой целью военную делегацию  в Великобританию, Рузвельт 3 апреля 1942 г. писал Черчиллю: «Ваш народ  и мой народ требуют создания фронта, который ослабил бы давление на русских, и эти народы достаточно мудры, чтобы понимать, что русские  сегодня больше убивают немцев и  уничтожают больше снаряжения, чем вы и я вместе взятые. Даже если полного успеха не будет, крупная цель будет достигнута» [11].

11 апреля Рузвельт пригласил  к себе советника посольства  СССР А. А. Громыко и вручил  ему личное послание на имя  главы советского правительства.  Для обсуждения вопроса об  открытии второго фронта Рузвельт  предлагал направить для переговоров  в Вашингтон советскую делегацию  во главе с народным комиссаром  иностранных дел В.М. Молотовым  [12]. Ранее был согласован визит  Молотова в Великобританию. 

В советско-американском и  советско-английском коммюнике, опубликованном по итогам переговоров Молотова с  Рузвельтом и Черчиллем (21 мая – 10 июня 1942 г.) указывалось, что «достигнута  полная договоренность в отношении  неотложных задач создания второго  фронта в Европе в 1942 г.». В ходе визита были также обсуждены, доработаны, а  затем подписаны другие важные документы: Договор о союзе в войне  и послевоенном сотрудничестве между  СССР и Великобританией (26 мая 1942 г.) и Соглашение с США о взаимной помощи в ведении войны против агрессии (11 июня 1942 г.), юридически завершившие  формирование союза трех ведущих  держав антигитлеровской коалиции.

Что касается заявления союзников  об открытии в 1942 г. второго фронта (ряд  западных историков не считают формулировку коммюнике обязательной), то английская сторона, формально поддержав коммюнике, на деле выступала против открытия второго фронта в 1942 г. Руководствуясь собственными стратегическими соображениями, Черчилль и британские штабы пришли к выводу о целесообразности высадки  англо-американских войск в 1942 г. не на Европейском континенте, а в  Северной Африке. Чтобы склонить Рузвельта  к отказу от открытия второго фронта в 1942 г., Черчилль через неделю после  завершения встречи с Молотовым  направился в США. Результаты переговоров  с Рузвельтом (17 - 25 июня) явились  «замаскированной победой английской позиции» и фактически исключали  «всякое вторжение на Европейский  континент даже в 1943 году» [13] .

Надо сказать, что между  Сталиным и Молотовым существовали разногласия в оценке подлинного значения формулировки о втором фронте, включенной в коммюнике. Молотов  скептически относился к заверениям Рузвельта о планах высадки союзников  в 1942 г., в то время как Сталин считал  реальным достижение этой цели. Подтверждением может служить телеграмма Сталина, направленная советскому послу в  США Литвинову после отъезда  Молотова в Великобританию. Она являлась ответом на предложение Рузвельта  сократить поставки по ленд-лизу в  СССР для высвобождения морских  транспортных средств с целью  обеспечения своевременной переброски американских войск и техники  на Британские острова. Поставки сокращались  примерно на 40% по сравнению с подготовленным американской стороной протоколом, переданным Рузвельтом Молотову для советского правительства. Следует принять  во внимание, что в то время развертывалось летнее стратегическое наступление  вермахта и положение на советском  фронте ежедневно ухудшалось. Поставки по ленд-лизу были особенно необходимы. Тем не менее Сталин 6 июня телеграфировал Литвинову: «Вы должны сообщить Рузвельту  о согласии Советского правительства  на сокращение нашей заявки на тоннаж… [с] добавлением, что Советское правительство  идет на это, чтобы облегчить США  подвозку войск в Западную Европу для создания там второго фронта в 1942 г., в соответствии с тем, что  это сказано в согласованном  Молотовым и Рузвельтом коммюнике. По нашему мнению, это может ускорить согласие Англии на организацию второго  фронта в Европе» [14].