К началу XVI века завершается
территориальное собирание Франции и вместе с ним заканчивается
государственно-правовой процесс дефеодализации
королевской власти. Франциск I (годы правления
1515-1547) представляет собой уже государя
в новом смысле. Он - государь Божией милостью,
управляющий государством посредством
чиновников, командующий всеми вооружёнными
силами королевства, держащий в своих
руках верховную судебную и законодательную
власть и не знающий никаких правовых
ограничений своей власти. Одним словом,
он - государь и государь абсолютный. Не
существует более никакой власти в государстве,
которая могла бы конкурировать с короной.
С этого момента абсолютизм представляет
собой совершившийся факт.
Сам парижский парламент, который
столетие спустя сделается ярым
антагонистом короны, провозгласил
во всеуслышанье неограниченность королевской власти
в качестве одного из основных начал государственного
строя Франции. "Мы хорошо знаем, - говорил,
обращаясь к Франциску, от имени парламента
его президент, - мы хорошо знаем, что Вы
выше законов, и ордонансы не имеют для
Вас принудительной силы". Сравнивая
современную им эпоху с еще недавним прошлым,
старые вельможи меланхолически вздыхали:
"Когда-то наши короли именовались "короли
над свободными людьми", теперь им следовало
бы именоваться "короли над рабами".
Совершившаяся политическая перемена находит
наглядное отражение в королевском дворе:
появляется многочисленный придворный
штат со звучными титулами и громкими
именами знатных феодальных фамилий. Франциск
I положил начало той политике, которая
достигнет полного расцвета при Людовике
XIV, - политике привлечения феодальной
знати к королевскому двору, чем достигался
двойной результат: усиление внешнего
блеска и представительности королевской
власти, с одной стороны, с другой же - постепенное
превращение своенравной и непокорной
феодальной знати в дисциплинированную
и раболепную придворную аристократию.
Но этому королевскому абсолютизму
недоставало прочной организации.
Королевская власть была абсолютной
в том смысле, что не существовало
таких сил, которые она не могла
бы сломить, не существовало таких барьеров,
через которые она не могла бы перешагнуть;
но этой всесильной власти недоставало
органов, которые бы служили постоянными
проводниками ее от центра до самых отдалённых
окраин королевства. Правда, существовали
королевские чиновники: генерал-губернаторы,
казначеи, королевские судьи, но все они
к концу XVI века превратились в наследственных
обладателей своих приобретенных должностей
и фактически были независимы от центральной
власти, органами которой они номинально
считались.
Эта слабость монархической
организации не замедлила сказаться
самым чувствительным образом
в эпоху религиозных войн. По
словам одного современника, в
эту пору многие генерал-губернаторы
"ведут себя, как настоящие
короли". Они устанавливают и
собирают в свою пользу подати, набирают войска,
ведут переговоры, заключают союзы - всё
это не только без согласия и ведома короля,
но зачастую и против него. Когда на долю
Генриха IV (годы правления 1589-1610) выпала
задача умиротворения и ликвидации внутренней
усобицы, ему пришлось вести настоящие
дипломатические переговоры с непокорными
генерал-губернаторами и дорогой ценой
выкупать у них области, на которые они
уже смотрели как на свою собственность.
Свои идеи и представления
о королевской власти Генрих IV
активно проводил на практике. Начать
с того, что вопреки многочисленным прецедентам,
он по вступлении на престол не счёл нужным
созывать Генеральные штаты, а ограничился
лишь созывом именитых граждан в Руане
в 1596 году для простого "совещания".
Не особенно щадил Генрих и муниципальные
вольности городов, замещая при случае
выборные городские должности по своему
усмотрению. Нельзя сказать также, чтобы
он относился с неизменным уважением к
традиционной независимости суда, не отступая
при случае перед личным вмешательством
в дело правосудия, что, впрочем, не противоречило
тогдашним правовым понятиям, по которым
король был главным судьей в королевстве.
Не особенно церемонился новый монарх
и с вольностями церкви, назначая, где
нужно, епископов по своему усмотрению,
и не стесняясь каноническими правилами.
Одним словом, Генрих IV ведет
себя совершенно, как абсолютный
государь, и во все продолжение
своего царствования ни разу
не созывает Генеральных штатов.
Единственная ограниченность королевского
абсолютизма заключается в личной умеренности
и такте самого короля, считавшего за правило,
что "король не должен делать всего,
что может".
Возродившийся при Генрихе IV
королевский абсолютизм получил
новую особенность, ставшую потом
достоянием "просвещенного абсолютизма"
в XVIII веке. Отношение королевской власти
к стране существенным образом меняется,
и особенность эта состоит в том, что можно
назвать правительственной опекой. Заботы
государства уже не ограничиваются фискальными
и судебно-полицейскими интересами: оно
начинает заботиться о самом населении,
начинает опекать народ. Правительству
становится ясным, что благосостояние
государства и процветание государственных
финансов (или королевской казны, что в
те времена было одно и то же) зависит от
благосостояния народа и процветания
народного хозяйства. Отсюда - прежде всего,
забота об этом самом народном хозяйстве:
земледелии, скотоводстве, промышленности,
торговле. И хотя на первых порах правительство
делает это неуклюже и неумело, но важен
сам факт того, что государственная власть
делает первый сознательный шаг к тому,
чтобы выйти из традиционно узкой сферы
фискально-полицейских интересов. Сначала
сфера попеченей нарождающегося культурного
государства ограничивается областью
сельского хозяйства, которое тогда было
главным источником народного богатства.
Отсюда забота о сельском хозяине, крестьянине-пахаре.
Получив раз известие, что
в Шампани крестьяне подвергаются
грабежам со стороны королевских
солдат, Генрих немедленно отправил
туда гонцов с приказом "водворить
порядок", дав им следующие наставления:
"Если разорять мой народ, кто будет
меня кормить? кто будет нести государственные
повинности? кто будет оплачивать ваше
жалование и пенсии? Боже сохрани! Кто
обижает мой народ, тот меня обижает!"
Не довольствуясь только мерами охранения,
Генрих IV принимает ряд мер, направленных
на поощрение развития сельского хозяйства:
разрешается свободная торговля хлебом
внутри королевства и свободный вывоз
его за границу; за счет королевской казны
осушаются болота; принимаются меры по
охране лесов от истребления и так далее.
И если не сбылось буквальным образом
приписываемое Генриху пожелание, чтобы
"у каждого крестьянина по воскресеньям
была курица в супе", то, во всяком случае,
благожелательные меры этого монарха
не остались без положительных результатов.
Далее, целый ряд мер принимается
Генрихом для развития различных
существующих в зачаточном состоянии
отраслей промышленности, а также
для насаждения новых. И в общем
меры эти были настолько плодотворны,
что некоторые из отраслей
промышленности Франции (кожевенная, стекольная,
писчебумажная) вполне могут считать Генриха
IV своим основателем. А, например, к шелководству
король пытался привлечь даже сельское
духовенство. Вообще, можно без преувеличения
сказать, что французская промышленность
в значительной мере ведет начало от Генриха
IV.
Таможенные тарифы превратились
в новое орудие экономической
политики в руках правительства.
Торговые договоры становятся
всё более частыми и приобретают
важное значение в международной
политике. Принимаются первые серьёзные
меры к улучшению путей сообщения, строятся
новые дороги, искусственные каналы, углубляются
русла рек, чтобы сделать их судоходными.
Вскоре король учредил особое дорожное
ведомство.
Наконец, внешняя торговля также
не ускользает от внимания Генриха.
Открытие Америки и морского пути в Индию
разом широко раздвинуло рамки международной
торговли. Заслуживает быть отмеченным
тот факт, что при Генрихе IV Франция впервые
становится колониальной державой. Первая
колония, основанная при нем в Северной
Америке (Канаде), получила название Новой
Франции. Тогда же были сделаны первые
попытки основать французскую колонию
в Гвиане, осуществленные, правда, лишь
при Ришелье.
Результатом хозяйственной
политики Генриха IV было упорядочение
финансов, уменьшение налогового бремени
(кстати, с тех пор податная тяжесть во
Франции никогда не уменьшалась) и подъём
народного благосостояния. Генрих IV был
последним из французских королей, который
оставил своему преемнику запасной фонд,
последующие монархи неизменно завещали
своим преемникам долги, размеры которых
увеличивались с каждым царствованием.
Генриха IV уже можно назвать
абсолютным монархом. Но абсолютизм
этот был слишком тесно связан
с личностью самого монарха
и с конкретными условиями
исторического момента. Ему по-прежнему
недоставало сколько-нибудь прочной организации:
у королевской власти до сих пор не было
постоянных и послушных органов. Выполнение
этой задачи во французской истории связано,
главным образом, с двумя именами: кардинала
Ришелье и короля Людовика XIV.
Слабость монархической организации
обнаружилась тотчас после смерти
Генриха IV, когда власть за малолетством
Людовика XIII оказалась в слабых
руках к тому же довольно
недалекой женщины Марии Медичи,
объявленной опекуншей своего
малолетнего сына. Все, что скрепя сердце,
преклонялось перед мощью Генриха IV, снова
подняло голову.
Крупные магнаты в 1614 году
подняли восстание против регентши.
Так как никаких серьёзных
целей восстание не преследовало,
фрондирующие магнаты тотчас
согласились сложить оружие, как только
им было предложено то, что они желали,
то есть деньги: Конде получил из королевской
казны 450 тысяч ливров, Майеннь - 300 тысяч
ливров "на свадебные расходы", Лонгвиль
- 100 тысяч ливров и так дальше, каждый в
соответствии со своим весом в обществе.
Операция настолько пришлась по вкусу
благородным сеньорам, что они не могли
отказать себе в удовольствии повторить
её два года спустя, и на этот раз с не меньшим
успехом. Конде получил целых полтора
миллиона, его "союзники" - в соответствующей
пропорции, причём регентша должна была
официально объявить от имени короля,
что благородными сеньорами "не было
сделано ничего такого, что бы не вполне
было благоугодно его величеству". Как
ни много потеряли феодалы от своей былой
мощи, у них ещё оставалось достаточно
силы для того, чтобы при случае наделать
хлопот правительству и напустить страху
на центральную власть, особенно, когда
та была в слабых руках.
Феодальная знать в XVI-XVII веках
представляла собой элемент хронического
мятежа. По своим сословным традициям
класс этот был живым отрицанием всякого
государственного порядка. Именно поэтому
Ришелье, сокрушая дворянство как политическую
силу, был далек от мысли подкапываться
под его социально-экономическое положение
как привилегированного сословия. Для
кардинала Ришелье, у которого на первом
плане стояли государственные интересы,
заключавшиеся в водворении внутреннего
порядка, важно было реформировать дворянство,
поскольку оно являлось противогосударственной
силой. Поэтому первым делом Ришелье после
того, как он получил в 1524 году властное
положение, было сломить господствовавший
во дворянстве дух своеволия и приучить
его к повиновению государственной власти.
Последовал ряд суровых мер: нескольким
мятежным магнатам пришлось сложить свои
головы на плахе, другие были вынуждены
доживать свой век в мрачных казематах
Бастилии. Затем, в 1626 году по его инициативе
вышел королевский эдикт, предписывавший
"сравнять с землей все укрепленные
замки, не находящиеся вблизи границ".
Снос замков имел значение не столько
фактического, сколько символического
сокрушения феодальной знати. Наконец,
по инициативе Ришелье был издан указ
короля, запрещающий дуэли под страхом
смертной казни. Массовые поединки носили
все признаки частной войны, в которой
ежедневно гибли десятки дворян. Но запрещенная
дуэль приобрела лишь новую привлекательность
из-за связанного с ней риска, поэтому
указ не принёс желаемого результата.
С утратой былого политического
значения французское дворянство
не теряет своего привилегированного
положения в социально-экономическом
отношении. Так, за дворянским сословием
было сохранено право не платить
королевской подати, хотя в это
время оно фактически уже не несло на себе тяжести воинской
повинности, которой ранее оправдывалась
эта привилегия. Нетронутым остался и
сеньориальный суд, приносивший феодалам
материальные выгоды.
Парламент, неохотно сносивший
повелительный тон Генриха точно
также поднял голову, как только последний навеки
закрыл глаза. Вследствие малолетства
наследника престола, на долю парижского
парламента выпала важная политическая
миссия - назначить опеку над королём.
Таким образом, правительница Мария Медичи
в качестве опекунши была ставленницей
парламента. Но прошло немного времени,
и Ришелье пишет членам этого представительного
органа: "У вас нет иной власти, кроме
той, которая вам дана королем". Парламенту
было решительно поставлено на вид, что
его полномочия исчерпываются вопросами
правосудия. На этом основании парламенту
от имени короля предписывалось все эдикты,
касающиеся правительства и администрации,
вписывать в свои реестры без дальнейших
формальностей. Таким образом, с первой
половины XVII века парламент, ставший фактически
единственной преградой абсолютизму,
был значительно ограничен в своих действиях.
Это была та сторона внутренней
политики Ришелье, которую можно
назвать отрицательной, поскольку
кардинал пытался парализовать
или сломить силы, противодействующие
абсолютизму центральной власти: дворянство, протестантов,
парламенты и остатки сословно-представительных
учреждений. Но существовала положительно-созидательная
сторона деятельности Ришелье, имевшая
своей целью создать то, чего до сих пор
не хватало королевской власти: соответствующую
административную организацию. Нужно
отметить, что организаторская деятельность
Ришелье в данном направлении не имела
характера единой планомерной реформы.
В этом отношении он был верным продолжателем
традиции французских королей, постепенно
возводивших новое здание государственности
рядом со старым, не столько ломая последнее,
сколько предоставляя ему разрушаться
от собственной ветхости. В результате
получается коренная перемена в существе
дела, мало заметная, однако, внешне. Прежние
учреждения сохранились, но одни из них
утратили свое былое значение, не приобретя
взамен нового, другие - не потеряв старого,
приобрели настолько новое значение, что
роль этих учреждений в государстве коренным
образом изменилась. К первым относятся
высшие коронные чины, генерал-губернаторы
и финансовые присутствия, ко вторым -
королевский совет, статс-секретари и
местные интендантства с подчиненными
им субделегатами.