Экономический кризис 90-х годов в России. Причины и пути преодоления

Можно сказать, что с июля по декабрь 1992 года реформы как бы замерли. Это было связано также и с тем, что в июле 1992 года Верховный Совет назначил В. Геращенко председателемЛДентрального банка России, что нанесло заметный ущерб макроэкономической стабилизации, поскольку В. Геращенко был сторонником увеличения денежной массы в экономике страны.

12 декабря 1992 года, когда на седьмом  съезде народных депутатов Е. Гайдар был снят с должности и.о. премьер-министра, а через два дня на его место был назначен В. Черномырдин, казалось, что с реформой покончено, и Россия находится на пороге гиперинфляции. Но одновременно в правительство Черномырдина был назначен вице-премьером и министром финансов молодой экономист Б. Федоров, который всеми возможными методами пытался воплотить в жизнь программу макроэкономической стабилизации, что позволило удержать страну от падения в пропасть.

373

 

На рубеже 1992—1993 годов в стране шла острая борьба между двумя ярко выраженными группами интересов, готовыми поддержать два альтернативных варианта экономического развития. Линия размежевания проходила по вопросу о роли инфляции и путях ее преодоления.

Сторонники первого варианта ратовали за продолжение политики «дешевых денег», то есть мощного государственного финансирования народного хозяйства через кредитную и бюджетную систему. В их число входили представители слабых (нередко весьма крупных) предприятий, неспособных адаптироваться к рынку, к жестким бюджетным ограничениям. В проведении такой политики были заинтересованы также определенные финансовые структуры и банки, чье экономическое положение напрямую зависело от государственных льготных кредитов. Сюда входили также представители торгово-по-среднических групп, непосредственно заинтересованных в таком развитии народного хозяйства.

К числу сторонников второго, антиинфляционного варианта можно отнести предпринимателей, активных руководителей промышленных, банковских и торговых предприятий и организаций, которые уже сумели адаптироваться к рынку и которым была нужна макроэкономическая стабильность. Причем в их число входили хозяйственные субъекты как частного, так и государственного сектора.

Борьба между группировками в течение 1993 года привела к неустойчивому экономическому положению, что выразилось в колебании уровня инфляции от 12 до 35% в месяц6. В этот период усилилось сращивание некоторой части предпринимателей с государством, причем в этом были заинтересованы обе стороны: слабое государство искало поддержки в новом нарождающемся социальном слое бизнесменов, а те, в свою очередь, рассчитывали на поддержку государственных институтов в конкурентной борьбе. В результате решительной позиции Е. Гайдара (во время его второго «пришествия» в состав правительства в 1993 году)^орьба вокруг «дешевых денег» уступила место борьбе вокруг защиты отечественного предпринимательства от иностранной конкуренции.

На смену явной денежной эмиссии пришла политика «мягкого инфляционизма», суть которой состояла в селективной (выборочной) поддержке национальных предпринимателей. Государство стало фактически подавлять конкуренцию во многих отраслях народного хозяйства, устанавливая протекционистские преграды во внешней торговле. Все это, в конечном счете, также усиливало инфляционность российской экономики, поскольку бизнес, защищенный отконкурен-374

Экономические преобразования в 1990-е годы

ции и тесно связанный с государством (особенно его монополистические структуры), мог получать исключительно благоприятные условия как для доступа к бюджетному финансированию, так и для проведения монополистической по сути политики ценообразования.

Весной 1993 года консервативные силы перешли в наступление. Всего нескольких голосов не хватило для отрешения Б.Н. Ельцина от власти при голосовании депутатов на съезде. 25 апреля в стране прошел референдум, на котором избиратели должны были ответить на четыре вопроса: о доверии президенту и его социально-экономической политике, о необходимости досрочных перевыборов президента и народных депутатов. Большинство населения высказалось за доверие президенту и его политике, а также против перевыборов*. Это дало дополнительные силы правительству для дальнейшего проведения приватизации и либерализации экономики.

Развитие реформ                   Летом 1993 года реформы в очередной

в 1993—1994 годах                раз замедлились. По инициативе В. Ге-

ращенко Центральным банком России, без согласования с министерством финансов, внезапно был проведен обмен денежных купюр, выпущенных в СССР и России до 1993 года, на новые деньги. Объяснялась эта мера желанием Центробанка отсечь денежную массу, которая находилась в обращении в бывших союзных республиках. Но обмен денег проводился в такие короткие сроки, что среди населения поднялась паника, в сберкассах образовались огромные очереди. Правда, вмешался президент, и сроки обмена были продлены, но, тем не менее, все это заметно подрывало доверие к правительству.                                                                 Ч(

Другим, не менее тяжелым ударом по реформам было принятие в августе 1993 года Верховным Советом государственного бюджета с 25%-ным дефицитом. Одновременно увеличивались объемы государственных кредитов на III квартал.

Противоречия между ветвями власти зашли в тупик и достигли критического состояния. В результате президент Б.Н. Ельцин был вынужден 21 сентября 1993 года издать указ № 1400, в котором объявлялось о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета. Непосредственной причиной появления данного указа можно считать

* И хотя большинство избирателей, принявших участие в голосовании, высказались за переизбрание законодательной власти, этого не произошло, так как не было собрано 75% голосов, требуемых по Конституции.

375

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Нарастание кризисных         

 Постепенно из общепринятого  лексико-

явлений в советской          на стало исчезать само слово «реформа»,

экономике                             а на его месте появились термины «улучшение», «совершенствование». И хотя на партийных съездах и пленумах по-прежнему повторялись фразы о необходимости «органического соединения достижений научно-технической революции с преимуществами социалистической системы хозяйства»*, ведомственный монополизм неизбежно отторгал идеи научно-технического прогресса, все большую силу набирали инертность и косность антиреформаторского мышления.

В качестве универсального средства решения всех социально-экономических проблем провозглашалось повышение руководящей роли коммунистической партии, распространение партийного контроля на все сферы жизни общества. В соответствии с решениями XXIV съезда КПСС (1971) в Уставе партии было записано положение о том, что правом контроля за деятельностью администрации наделялись партийные организации не только в сфере производства, но и в научно-исследовательских институтах, учебных заведениях, культурно-прйеветительских учреждениях и т.д. Чтобы добиться выполнения планов, партийные работники исполняли функции диспетчеров, снабженцев, следили, например, за осуществлением прямых хозяйственных связей между предприятиями и пр. При этом сохранялось уникальное положение: партия всюду руководит и контролирует, а за неудачи отвечают государственные органы и руководители предприятий.

По всей стране распространилась практика организации различных «починов», направленных на достижение небывалых

* Так, за годы девятой пятилетки  предполагалось более 40% прироста  национального дохода получить за счет внедрения в народное хозяйство новой техники, научной организации труда и т.д. хозяйственных результатов типа: сдать государству «6 миллионов тонн узбекского хлопка», «1 миллион тонн кубанского риса», «казахстанский миллиард пудов зерна» и др., при этом совершенно не подсчитывались прямые убытки, связанные с невероятным напряжейием людских ресурсов, с нарушением экологии*.

Например, на Кубани были изуродованы огромные площади плодородных земель под рисовые поля, в Средней Азии шло обводнение территорий для выращивания хлопка, которые впоследствии оказались заболоченными и засоленными. В белорусском и украинском Полесье, в районах Нечерноземья были осушены под пашни сотни тысяч гектаров болот, что привело к обмелению рек, песчаным бурям, а урожайность на новых землях оказалась весьма невысокой. Именно на цели обводнения и осушения земель Министерство водного хозяйства СССР буквально «закопало» в землю сотни миллиардов рублей без какого-либо видимого эффекта для народного хозяйства страны.

Или вдруг повсеместно по стране начинались «походы» против «огуречников», «капустников», «цветоводов» и прочих «тепличников», которые объявлялись «любителями легкой наживы». У них изымались земельные участки, сносились теплицы, поскольку это считалось проявлением частнособственнических интересов, хотя они всего лишь помогали в снабжении населения овощами, фруктами, цветами.

Зато больших успехов достигла так называемая «теневая экономика», которая расцвела пышным цветом на ниве тотального огосударствления хозяйственных структур и ловкого манипулирования дефицитом. Особенно абсурдным было усиление всеобщей дефицитности на фоне совершенно невероятных излишков различных видов сырья и материалов. А поскольку руководители предприятий не могли самостоятельно распоряжаться ненужными ресурсами (продавать их или обменивать), то за них это делали подпольные дельцы, которые выполняли рыночные функции и помогали (но в уродливой форме) поддерживать дееспособность советской экономики, удовлетворять ее потребности. «Теневой бизнес», сращиваясъ с представителями партийно-государственного аппарата в центре и на местах, контролировал обороты миллиардных средств, не облагаемых налогами.

 «Теневая экономика» была  неоднородна по своей структуре. Сюда можно отнести как строго  запрещенную или ограниченную  индивидуально-трудовую деятельность (кустарное производство, медицинские услуги, розничную торговлю, частные такси, бытовое обслуживание населения), так и чисто уголовную деятельность, связанную с крупными хищениями товаров и сырья, махинациями с отчетностью, изготовлением на государственных предприятиях неучтенной продукции и ее продажей через государственную торговую сеть, валютные операции и т.д. По различным оценкам, к середине 1980-х годов в этой сфере экономики было занято примерно 15 млн. человек11.

В эти же годы руководство страны пыталось уйти от экстенсивного развития экономики, но сделать это становилось все труднее. И хотя официально было заявлено, что страна еще в 1930-х годах прошла стадию индустриализации, в действительности экономика СССР 1960-1970-х годов не отличалась высоким уровнем технического развития. По-прежнему продолжался процесс перехода от домашинных методов труда к машинной технике во всех отраслях материального производства, в то время как промышленно развитые страны уже далеко ушли вперед по пути научно-технического прогресса, осваивая его новые достижения.

Так, доля занятых тяжелым физическим трудом в промышленности СССР в начале 1980-х годов составляла около 40% (50 млн. человек), в строительстве — 60%, в сельском хозяйстве — около 70%, причем темпы его вытеснения с каждым годом снижались12.

Для немеханизированных производств были характерны низкий уровень организации труда, нарушения трудовой дисциплины, связанные с пьянством, высокий уровень текучести кадров. Малоквалифицированные и недисциплинированные работники, «подогретые» алкоголем и находясь в состоянии социальной апатии, были равнодушны к результатам своего труда, не проявляли интереса к техническому прогрессу, не желали серьезных структурных перемен в экономике и политике.

Широко распропагандированное всеобщее среднее образование молодежи на очень низкой материальной и интеллектуальной базе (особенно в системе ПТУ) приводило к удручающему снижению его стандартов.

Догоняя западные страны, Советский Союз «наверстывал» это отставание теми же экстенсивными методами: путем вовлечения в производство дополнительных материальных (в основном, природных) и людских ресурсов, поэтому отставание многих отраслей все нарастало, приобретая застойные черты.

Для прироста каждого дополнительного процента валового внутреннего продукта приходилось затрачивать все больше средств. Так, если в годы четвертой пятилетки на нужды народного хозяйства направлялось немногим более трети всех бюджетных ассигнований, то в одиннадцатой пятилетке — уже 56%. Постепенно сокращались ассигнования на социально-культурные программы: с 37,4% в 1970 году до 32,5%в 1985 году. Большое напряжение испытывала экономика с людсхима ресурсами. Из-за постоянного снижения рождаемости заметно снижалась доля молодежи, впервые приходящей в общественное производство: с 12 млн. человек в 1971—1975 годах до 3 млн. человек в 1981-1985 годах13.

Стоимость незанятых рабочих мест на предприятиях страны достигла 12% об общей стоимости основных производственных фондов, что представляло угрозу для нормального функционирования промышленности. На новых заводах и фабриках просто физически некому было работать. К примеру, в те годы были построены огромные прядильно-ткацкие производства в Средней Азии, на которые привозили рабочую молодежь из центральных регионов России, Украины, Молдавии, поскольку местные обычаи строго ограничивали работу незамужних девушек на предприятиях. В итоге в начале 1980-х годов «лишние» рабочие места составляли около 32 млн. человек. Причем острая нехватка рабочей силы в одних регионах страны сочеталась с ее избытком в других.

В стране усиливалась массовая миграция людей из деревни в город. Если в 1959 году население городов составляло 47,9%, то в 1981 году — уже 63,4%14. Перемещение сельской молодежи в большие города, на грандиозные «стройки века» усиливало формирование огромного слоя людей с маргинальной «общежитской» субкультурой. Для этих новых горожан не создавалась нормальная социальная инфраструктура, что порождало у них чувство обделенности, неполноценности и приводило к различным антиобщественным поступкам. Молодежь зачастую попадала в жесткие условия полукрепостной зависимости от начальства из-за прописки, очереди на жилье и т.д. (типа бесправных московских «лимитчиков»), соглашаясь на неквалифицированную работу во вредных условиях. Но для руководителей предприятий это было дешевле, нежели внедрять в производство новую технику. В данном случае бюрократия от имени государства выступала в роли монопольного работодателя, именно в ее руках были сосредоточены все социальные блага.