Социально-политическая обстановка в начале 20 века

На следующий день Николай  Александрович и императрица  Александра Федоровна отправились  посетить пострадавших в Старо-Екатерининскую больницу, но это не помогло смыть кровь с рук императора. Вскоре в революционной прессе прозвучали пророческие слова: « Кто начал царствовать Ходынкой, тот кончит, встав на эшафот…». Между Николаем II и его подданными появилась первая малозаметная трещина, которая будет увеличиваться по мере нарастания новых ошибок  главы государства и падением авторитета.

Многие из современников считали, что Николай II  не был готов к государственной дружбе, да и сам Александр III не думал, что так рано покинет престол. Считалось, что наследник не обладает достаточным опытом в государственных делах. Существовали даже мнения о том, что Николай Александрович хотел отказаться от престола, но понимал, что это породит смуту, да и по совести своей он не мог пойти на такой шаг, так как с детства был убежден в божественном предопределении своего правления.

Он получил Россию в  период обстановки сложной, когда шел  процесс подъема рабочего движения, активизировалась либеральная интеллигенция, обострился национальный вопрос и конечно  же русско-японская война. Все эти вопросы и проблемы легли на плечи последнего российского императора, которые нужно было решать умеренному консерватору в начале своего правления Николаю Александровичу Романову.

Однако, несмотря на происходившие  уже тогда процессы в обществе, первое десятилетие правления Николая  II историки оценивают, как довольно спокойное время. Здесь нельзя с ними не согласиться, Николай II с его спокойным и набожным характером считал, что на все события воля божья и подобно своему отцу он обязан охранять институт самодержавия в России. Поданные государства, так горячо ждавшие дальнейших реформ, вскоре поняли, что никаких преобразований от консервативного Николая Александровича ждать не стоит. Было проведено ряд мер, но их было недостаточно для дальнейшего взаимопонимания между императором и народными массами.  Последний Романов был убежден в том, что всю ответственность за судьбу государства он несет лишь перед всевышнем и перекладывать эту ответственность на плечи различных чиновников он считал неприемлемым, они напортят, а ему отвечать. В этом заключалось убежденность царя в монархической форме правления.

Однако в то время многие в начале царствования Николая II были убеждены в том, что Россия не созрела для демократии, Россия не созрела для социализма, Россия не созрела для той или другой из реформ, диктуемых современным пониманием прогресса. Но те, кто стояли во главе Российской Империи в 1894 году, вовсе не считали, что политические формы, воспреобладавшие на западе, были шагом вперед, свидетельством большей зрелости. Они относились к ним критически. (Ольденбург).

Несмотря на это смутные  надежды на перемены не покидали умы  людей.  В русской печати стали  помещаться приветственные статьи по адресу молодой Императрицы, в которых  мимоходом высказывалось предположение, что она внесет и в русскую  жизнь те начала, среди которых  была воспитана. Интеллигенция считала  преимущества западных государственных  форм совершенно бесспорными и очевидным  и была уварена, что жить при парламентарном строе — значит ценить его и  любить.

На земских и дворянских собраниях зазвучали речи, которые  смолкли во времена Александра Александровича, а именно требование о народном представительстве. Умеренные и радикальные элементы во имя этой цели объединились. Этот шаг большинством либеральной  интеллигенции считало ничтожным.

Император Николай II был, таким  образом, поставлен в необходимость  публично исповедовать свое политическое мировоззрение. Если бы Он ответил общими, неопределенными приветственными словами на пожелание о привлечении выборных земских людей к обсуждению государственных дел, это было бы тотчас истолковано, как согласие. После этого, либо пришлось бы приступить к политическим преобразованиям, которых Государь не желал, либо общество, с известным основанием, сочло бы себя обманутым. Говорить «нет» в ответ на верноподданнические адреса всегда нелегко. Если бы та внешняя черта характера Государя, которая так раздражала министров, — неопределенный ответ, за которым следует заочный отказ — была действительно Его непреоборимым свойством, Он, вероятно, ответил бы и тут общими местами на адреса с конституционными пожеланиями. Но Государь не захотел вводить общество в заблуждение. Как ни оценивать отказ по существу, — прямое заявление о нем было со стороны монарха только актом политической честности. В своей речи 17 января 1895 года к земским депутациям, Государь сказал: «Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления; пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный Родитель». Так из этой речи молодого Государя сразу стало известно, что Он в этом вопросе не намерен отступать от пути своего отца. (Ольденбург). Таким образом, мы видим, что царствование Императора начинается в виде прямого продолжения пришлого царствования. Речь от 17 января развеяла надежды интеллигенции на возможность конституционных преобразований сверху. Это  послужило исходной точкой для нового роста революционной агитации, на которую снова стали находить средства. В своем дневнике от 1895 года 31 декабря Николай Александрович писал: «…Сейчас наступает Новый Год! Дай Бог, чтобы он прошел так же мирно, тихо и счастливо для нас и для матушки России, как предыдущий».  Император писал подобное практически в конце каждого года, но он еще не мог пока предугадать, что с самого «порога» XX века в Российской Империи начнется череда событий, которые потрясут спокойную раннее жизнь.

Вскоре после венчания на царство в 1896 году  в Нижнем Новгороде открылась Всероссийская  выставка. Она намечалась еще при  Александре III. Ее подготовку главным  образом осуществляло министерство финансов. Выставка должна была показать достижения русского хозяйства за последние  четырнадцать лет. Император и Императрица  приезжали в Нижний Новгород 17-20 июля. В своем дневнике от 17 июля Николай Александрович писал следующие: «В 9 часов приехали в Нижний, который предстал во всем своем величии на обоих берегах Волги. Обычная встреча на станции и почетный караул от 11-го Гренад. Фанагорийского полка. Порядок на улицах примерный; Баранов ехал впереди в коляске, как некогда ездил Трепов! В соборе был короткий молебен; осмотрели его и спускались вниз к гробницам Минина и великих князей. У дворца стоял почетного караул от Клязьминского рез. батальона. Мы поместились во 2-м этаже, откуда известный вид на Волгу и луговую сторону. Вымывшись в ванне, пошел гулять; сад небольшой, но расположен на горе. Завтракали и обедали втроем с дядей Алексеем. Ко времени отъезда на выставку налетела сильная гроза с вихрем; ее пришлось переждать дома. Между павильонами стояли огромные лужи, так что из одного в другой надо было переезжать в экипаже. Меня всего более заинтересовали отделы железоделательный и горный. Пили чай в особом павильоне. Скучная толпа повсюду глазела и лезла за нами — все сами экспоненты. Вернулись домой в 7 ч. Вечер был чудный. Из сада смотрели на фейерверк с реки». Суеверные люди увидели в таком состоянии погоды плохое предзнаменование, однако сам Николай II остался доволен выставкой, которая давала наглядное представление о производительных силах Империи.

Вскоре после посещения  выставки Николай Александрович  начинает свое путешествие в Европу в ходе, которого он посетил Германию, Данию и Шотландию. Главным пунктом в этом путешествие являлась Франция. Этот визит имел важное политическое значение для обеих стран. Французское правительство придавало особенное значение приезду Государя. Отказаться посетить страну, с которой Россия уже четыре года связана союзом, хотя еще и тайным, — навестить в то же время тех, кого Франция считала своими врагами — значило бы резко повернуть руль, порвать со внешней политикой Императора Александра III.(Ольденбург).

23 сентября Государь, Государыня  и Великая Княжна Ольга Николаевна (ей было десять месяцев) прибыли  в Шербург, где их встретил президент Феликс Фор, — и началась «русская неделя», закончившаяся 27 сентября шалонским парадом. (Ольденбург). В дневнике государь писал: «…В 11 часов встретили французскую эскадру; англичане повернули лихо назад с салютом, французы заняли их места. После этого пошел спать. Бедную Аликс совсем укачало и дочку тоже. В 2 часа вошли в Шербург во внутренний порт, а “Штандарт” и вся эскадра стали по диспозиции на рейде. Сошли на берег и встречены были президентом Феликсом Фором…».

Во Франции все были удовлетворены визитом российского  государя. Его визит по словам самих  французов  «пробил лед»; Франция  «восстановила свой ранг среди держав», как писали «Нейесте Нахрихтен». Она почувствовала себя полноправной великой державой. Приезд Царя был знаменательным этапом в жизни французской республики.

В России крайние левые  круги были возмущены тем приёмом, который «свободная страна» оказала  «деспоту»; тем временем либеральные  и умеренные круги были довольны, тогда как справа делались тоже некоторые  оговорки.

Между тем в Российской Империи в противовес либеральной  интеллигенции, которая желала создание  конституционной монархии, начинают формироваться силы, враждебные государственной  власти. В конце еще 1895 года возникает социалистический «Союз Борьбы за освобождение Рабочего Класса». Главное внимание они обращали на пропаганду среди рабочих. Это были непримиримые противники существующего строя, стремившиеся использовать всякое частичное недовольство в своих целях.  Это были сторонники не реформ, а революции. В их рядах были В. Ульянов (Ленин), недавно вернувшийся из заграницы, куда он ездил для установления связи с эмигрантами, Цедербаум (Мартов), Нахамкес (Стеклов), Крупская, Елизаров (муж сестры Ульянова) и другие, впоследствии хорошо известные лица. В 1896 году, Ульянов-Ленин был арестован за составление прокламаций (в том числе издевательской листовки по поводу рождения Великой княжны Ольги Николаевны) сидел в предварительном заключении. Но другие его сотрудники продолжали действовать. Именно в этом году они перешли от «кружковщины» — «просветительных» кружков среди рабочих для внушения им своих идей — к действиям в более широком масштабе. По всей стране начались выступления рабочих.

Общий толчок дало выступление  на петербургских текстильных фабриках. 23 мая рабочие на Российской бумагопрядильной мануфактуре явились в контору  и потребовали уплаты за коронационные  дни; но хотя это требование было выполнено, они предъявили и другие условия, в том числе — сокращение рабочего времени — и, не получив ответа, забастовали. Движение тотчас же перекинулось на другие мануфактуры, и в течение  недели стали все текстильные  предприятия в Санкт-Петербурге, под общим лозунгом сокращения рабочего дня на 2,5 часа. (в Санкт-Петербурге оно достигало 13 часов — с 6 ч. до 8 ч. с часовым перерывом; рабочие  требовали 10,5 часов — с 7 ч. до 7 ч., с полуторачасовым перерывом). Забастовки встревожили правительство сводим быстрым развитием и своей организованностью, показывавшей планомерное руководство. Все движение длилось немного меньше месяца, но правительство сочло необходимым опубликовать о нем подробное сообщение. Петербургские забастовки показали несомненную опасность. Они проистекали из двух причин: действительно тяжелых условий фабричного труда и революционной воли организованной социалистической группы. Власть приступила прежде всего к борьбе с этой группой; летом и осенью произведено было много арестов, — свыше тысячи — «у нас большая эпидемия» сообщали петербургские члены Союза своим заграничным товарищам. Но этим дело не ограничилось. Была создана особая комиссия по изучению более глубоких причин успеха забастовочного движения

Революционные круги воспользовались и Ходынской катастрофой, как поводом для своей агитации. Когда осенью возобновились занятия в университете, со стороны левых кругов была пущена в ход идея демонстрации на Ваганьковском кладбище в полугодовой день катастрофы, 18 ноября. Выпущено было воззвание, призывающее к устройству панихиды по погибшим на Ходынке, чтобы выразить «протест против существующего порядка, допускающего возможность подобных печальных фактов». Человек 500 студентов двинулось 18 ноября на Ваганьково кладбище; их туда не пропустили, и они прошли по улицам города. За отказ разойтись, участников демонстрации переписали, и 36, замеченных в подстрекательстве, арестовали. В университете после этого три дня происходили сходки; каждый раз их участники арестовывались. В общем, было задержано 711 человек. Из них было выделено 49 «зачинщиков»; а остальные были исключены на год из университета (201 — с правом поступления с будущего учебного года в другой университет, и 461 — в тот же). Под стражей студенты оставались 3—4 дня.

В пассивном сочувствии значительного  большинства русского образованного  общества была главная сила студенческих волнений. Студенты могли выступать  нелепо, по ничтожным поводам —  это не имело, в глазах общества, никакого значения. По своему, интеллигенция  была последовательна: студенческие беспорядки 1896 г. — и в этом их огромное различие с забастовками того же года — были чисто политическим выступлением, направленным против всего существующего строя, они не вызывались никакими особыми  нуждами и тяготами. Это было одно из периодических проявлений общего политического недовольства русской интеллигенции (Ольденбург).

Эти студенческие выступления  продолжаться позже, они в первую очередь проявиться в целой серии  террористических акций против видных государственных деятелей.

Однако на первый взгляд вскоре в Российской Империи продолжается спокойное течение жизни. Николай  II продолжает реформы отца и приступает к завершению некоторых учреждений, которые начал его дед. С каждым годом винная монополия распространялась на большее число губерний, в Сибири и Архангельской губернии были введены Судебные уставы. Позже была проведена первая всероссийская перепись населения, за введением казенной монополии, министр финансов С. Ю. Витте приступил к проведению в жизнь задолго подготовлявшегося плана денежной реформы.

В 1897 году Николай Александрович  посещает Варшаву с целью смягчения  русско-польских отношений. В Западном Крае был отменен особый налог с землевладельцев польского происхождения, введенный после восстания 1863 года. Был разрешен сбор на постановку памятника Мицкевичу в Варшаве. Варшавским генерал-губернатором, на место занемогшего графа Шувалова, был назначен мягкий и обходительный князь Имеретинский. Отменено было обязательное посещение богослужений для учащихся инославных исповеданий.  В этот же 1897 год между Россией и Австро-Венгрией между Австро-Венгрией было заключено соглашение, на целое десятилетие определившее ход событий на Ближнем Востоке. Интересы России и Австро-Венгрии на Балканах сталкивались не раз; примирить их было трудно, и австро-русская вражда учитывалась всеми правительствами, как политическая аксиома. Государь решил, на более или менее долгий срок, удовлетвориться сохранением существующего положения.  В феврале 1898 года Николай II отдает приказ о строительстве военных судов. Для этого было принято решение отпустить из свободной наличности государственного казначейства 90 миллионов рублей независимо от увеличения ассигнований по смете морского министерства за 1898—1904 годов. Россия приступала к удвоению своего военного флота.  В ответ Германия и Англия начинают увеличивать свою мощь.  Европа, однако, привыкла шить в мирном времени и отвыкла от военных потрясений. Россией было выпущено ряд нот, которые не получили должного одобрения и распространения. Все это привело к Гаагской конференции, которая  заседала с 18 мая по 29 июля 1899 года.  Борьба велась на ней вокруг двух пунктов — ограничения вооружений и обязательного арбитража. В итоге были приняты декларации о запрещении  разрывных пуль («дум-дум»), о метании взрывчатых снарядов с воздушных шаров, об  употреблении снарядов, распространяющих удушливые газы. Это, однако, было весьма мало по сравнению с первоначальным замыслом Государя.  Европа была не готова к мирному сосуществованию. В кругах интеллигенции были удивлены этим шагом, резко расходившимся с ходячими представлениями об «империализме» и «милитаризме» русской власти.