Особенности «голландской болезни» в России

     Общий вывод: «голландская болезнь» порождает инфляцию в странах-экспортерах сырья только при негибкости цеп, зарплаты: и валютного курса. Поэтому борьба с инфляцией монетарными методами малопродуктивна. Экономическая политика должна обеспечивать защиту торгуемого сектора и создание высокотехнологичных отраслей, а также свободу рыночной конкуренции и гибкость зарплаты (со снижением налоговой нагрузки на нее).

     С другой стороны, и политика правительства, и рекомендации консультантов выглядят как минимум странно. Таможенные барьеры - один из наиболее эффективных способов выравнивания экономических условий для конкурентного сектора - систематически снижаются. У нас почти нет нетарифных инструментов защиты внутреннего рынка (они действуют лишь в отношении шести из более чем 150 групп товаров и услуг), средневзвешенная ставка импортной пошлины - 8%, с учетом льгот - 5%, тогда как в ЕС она около 15%. Административное управление валютным курсом тем более не вписывается в либеральную модель. Очевидно, что одной из важнейших целей структурных реформ должно быть выравнивание экономических условий для всех секторов экономики. Применяемые в отношении сырьевого сектора меры (экспортные акцизы) явно для этого недостаточны. Остающаяся после их изъятия часть доходов позволяет сырьевому сектору оставаться сверх рентабельным. О выравнивании условий конкурентного и сервисного секторов вопрос вообще не ставится. Для правительства данной проблемы не существует. А эта структурная диспропорция, в отличие от валютного курса, значительно легче поддается корректировке посредством перераспределения налоговой нагрузки. Правительство упорно применяет рецепты, выработанные для однородной экономики развитых стран.

     Косвенным признанием неравенства экономических условий можно рассматривать объявление (с подачи Всемирного банка) политики «диверсификации». Что это значит на концептуальном и теоретическом уровне, понять пока трудно. На практике это выражается в закачке бюджетных средств в отдельные проекты и создание «технопарков» - зон с особым налоговым и таможенным режимом. Насколько эти меры способны компенсировать завышение курса рубля, оценивать бессмысленно, ведь само завышение воспринимается как благо.

     Пример легкого отношения к «голландской болезни», внушаемого зарубежными «авторитетами», дает статья Дж. Стиглитца. В ней утверждается, что «в принципе избежать удорожания валюты легко». «Огромные природные ресурсы могут и должны быть благом, а не проклятием... Что отсутствует? Политическая воля сделать это». И далее предлагается традиционный набор рекомендаций - создание Стабилизационного фонда и честное, прозрачное распределение сырьевых доходов. В качестве примеров успешной реализации стандартного рецепта называют Ботсвану и Индонезию. Похоже, с аргументами у нобелевского лауреата совсем туго, если не нашлось более привлекательных примеров.

     Дело, однако, в том, что рост ВВП Ботсваны не противоречит теории. В слаборазвитых странах со значительным процентом натурального хозяйства конкурентный сектор - единственный страдающий от «голландской болезни» - как правило, отсутствует. Следовательно, отсутствует и прямой депрессивный эффект. Сервисный же сектор может расти на сырьевых доходах достаточно быстро, определяя рост ВВП. То же самое мы наблюдаем и в России. Для полноты аналогии необходимо довести до конца деиндустриализацию (ликвидировать остатки конкурентного сектора). Однако рассчитывать на долгосрочный рост сервисного сектора в России труднее: он уже гипертрофирован.

     Китайское «экономическое чудо» выглядит естественным с точки зрения курса юаня. Китай, в отличие от России, не стремится добиться его конвертируемости. Он решает противоположную задачу: добиться конкурентоспособности своей продукции. Сохранение административного курса позволяет занижать обменный курс относительно рыночного. А рыночный курс и без того существенно занижен. Китай - крупный импортер нефти (второе место в мире), и это определяет уровень занижения курса. В результате не самый качественный, но дешевый китайский экспорт оказывается самым конкурентоспособным, а его высокая рентабельность позволяет не только наращивать объемы, но и быстро подтягивать качество.

     Пока Китай выигрывает конкуренцию именно за счет ценового фактора, некоторые отечественные авторитеты убеждают нас, что российская продукция неконкурентоспособна в принципе, потому что в развитых странах конкуренция по цене отошла в прошлое, а ее место заняла конкуренция по ассортименту и качеству. Возможно, эти авторы не читали потребительские журналы тех же западных стран, в которых обсуждению соотношения «цена - качество» отводится обычно центральное место. А очереди за сверх качественными «роллс-ройсами» или «майбахами» наблюдаются только в России.

     Курс валюты страны сырьевого придатка определяется ценой и объемом экспорта сырья. Цены на мировом рынке крайне нестабильны, следовательно, национальная валюта не может быть стабильной в долгосрочном плане. Существуют глубокие сомнения, имеет ли смысл конвертируемость без стабильности.

     Опыт двух лет после дефолта показал, что экономика России при благоприятном курсе рубля может быть более эффективной и динамичной, чем китайская, - без структурных реформ и при существующем инвестиционном климате. У нас принято считать, что курс рубля до дефолта и сегодня - это норма, а постдефолтная девальвация - некое патологическое отклонение. Между тем это были уникальные два года, когда конкурентные условия российской экономики были значительно ближе к условиям стран-импортеров нефти вообще, и Китая в частности, хотя и не достигли их.

 

      2.4.1 Теория и практика

     Причины непонимания экономической ситуации в России могут быть связаны с ограниченностью теории «голландской болезни», базирующейся на «модели стремительно развивающегося сектора» в малом государстве. Она остается основой теоретической оценки экономической ситуации в странах-экспортерах рентного сырья. Многие ее априорные допущения несовместимы с реалиями России.

     Кроме того, по определению - это динамическая модель, то есть рассчитанная на изучение последствий быстрого роста. Между тем ситуация в большинстве стран-экспортеров нефти давно перешла в статическую фазу, а в некоторых - и в фазу рецессии. Соответственно, главный действующий фактор - не быстрый рост, а рента.

     Влияние эффекта быстрого роста по мере исчерпания его возможностей или структурной перестройки быстро падает, а влияние ренты - только накапливается. Это значит, что влияние ренты может сохраняться и после того, как рента перестала извлекаться.

     Но главное: модель быстрого роста не рассматривает мировую экономическую систему в целом и, в частности, такой важный фактор, как реакция противоположной стороны - занижение курса валюты (и повышение конкурентоспособности) стран, импортирующих нефть. То есть «голландская болезнь» в мировом масштабе - проблема не только стран-экспортеров нефти, это структурная болезнь мировой экономики, связанная с глобальным переделом рынков сбыта. А изменение курса валют - не более чем объективный механизм реализации упомянутого перераспределения. Соответственно, решать эту проблему в «отдельно взятой стране» бессмысленно.

     Однако не стоит забывать, что принятая точка зрения просто выгодна развитым странам. С одной стороны, она поддерживает конкурентные преимущества их промышленности над конкурентным сектором стран-экспортеров нефти, способствуя дальнейшей научно-технической деградации России - потенциально опасного конкурента, и закреплению деления мира на страны развитые и вечно «развивающиеся». С другой - позволяет устраниться от участия в решении этой глобальной проблемы, что неизбежно потребует «поделиться благополучием», и не только в виде материальной помощи.

     Вхождение России (и не только ее) в клуб развитых или интенсивно развивающихся стран зависит от того, смогут ли реформы поставить национальный высокотехнологичный сектор в равные условия с внешними производителями. А это, в свою очередь, зависит от того, позволят ли они снизить цену отечественной продукции (курс рубля) в 2-3 раза (пo модельным оценкам).

     Итак, «сырьевая» модель отечественной экономики не в состоянии обеспечить ее устойчивое и быстрое развитие хотя бы потому, что запасы рентабельных нефтегазовых месторождений относительно скоро истощатся, а разработка новых месторождений наверняка окажется исключительно капиталоемкой (если же весь чистый доход от добычи сырья тратится на «погашение» осуществленных инвестиций и на выплату процентов по привлеченным кредитам, соответствующие инвестиционные проекты теряют всякий смысл). Кроме того, именно освоение нефтегазовых месторождений в труднодоступных районах, в том числе на северном шельфе, требует создания и задействования высоких технологий (данный фактор, собственно, - едва ли не главный тормоз разработки знаменитого Штокмановского месторождения), т.е. без перехода к «высокотехнологичной» модели Россия может лишиться своего не только «несырьевого», но и «сырьевого» будущего. В связи с этим главной задачей российской экономической политики становится трансформация «нефтедолларовых» доходов в потенциал высокотехнологичного развития народного хозяйства.

     Исходя из «экономиксовой» парадигмы относительно наилучшего (с точки зрения суммарной прибыли и доходов индивидов) распределения ресурсов возможности перехода России к «высокотехнологичной» модели экономического развития исчезающее малы. Если же руководствоваться институционально-эволюционной теорией (в рамках которой предприятия суть развивающиеся и «самообучающиеся» организации), такие возможности еще сохраняются. Они заключаются в способности крупных интегрированных корпоративных структур осуществлять НИОКР и инвестиции в масштабах, принципиально недоступных мелким и средним дезинтегрированным предприятиям. И, думается, государственную политику надлежит четко нацелить на стимулирование создания инновационно активных российских ТНК, на их «выращивание». При необходимости подобные корпорации должно создавать само государство, в том числе с использованием принципов государственно-частного партнерства.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

     Лечение «голландской болезни» - проблема долгосрочной структурной политики государства, при проведении которой следует учитывать опыт стран, уже ее преодолевших. Например, надо обратить пристальное внимание на использование растущих нефтяных доходов. Если текущий счет (или, например стабилизационный фонд) не используется для сглаживания расходов на не торгуемые товары, то из этих средств должны осуществляться субсидии в сектор торгуемых ненефтяных товаров, когда сектор показывает потенциал значительного эффекта «обучение в процессе работы», обусловливающего повышение производительности. Данный эффект, вызываемый даже незначительным техническим прогрессом, аналогичен экономии от масштаба. Подобные «маленькие шаги» в структурной политике намного реалистичнее заявлений о необходимости крупных инвестиций, в высокотехнологичные отрасли. Только постоянная и целенаправленная работа в области реструктуризации экономики создаст условия для преодоления «голландской болезни».

     Однако, по мнению С. Гуриева, в России хотя и нет «голландской болезни», но наблюдаются типичные симптомы «ресурсного проклятия»: ограничивается свобода слова, усиливаются авторитарные тенденции, сохраняется массовая коррупция, снижается уровень образования и квалификации трудовых ресурсов. Судя по опыту других стран, в долгосрочной перспективе это может привести к самым отрицательным последствиям.

     Также, хотелось бы обратить внимание на то, что курс на инновационное развитие экономики, принятый правительством России, безусловно, безальтернативный, если мы хотим жить в сильной и всеми уважаемой стране. Но попытки реализовать его только за счет внутренних ресурсов, без резкого наращивания импорта готовых передовых технологий обречены на провал. Государство должно активнее включаться в реализацию инновационных проектов, оказывая не только поддержку при реализации инвестиционных проектов и выходе на рынок с готовой продукцией, но, что намного значимее, создавать соответствующие государственные фонды и банки инноваций.

 

 

Список используемой литературы

 

1) Брич А. Путь России к процветанию в постиндустриальном мире, 2003.

2) Гуриев С., Сонин К. Экономика «ресурсного проклятия», 2008.

3) Забелина О. Российская специфика «голландской болезни», 2004.

4) Фетисов Г. Альтернативы «сырьевой» модели развития российской экономики, 2007.

5) Фетисов Г. Динамика цен и антиинфляционная политика в условиях «голландской болезни», 2008.

6) Чигрин А. Призводит невыгодно: последствия «голландской болезни» в России , 2008.