Формалистическая  этика, аналитическая школа. Наиболее отчетливо «формалистический облик» этического мышления прошедшего столетия представлен в неопозитивизме. Аналитическая  школа пыталась при этом смягчить противостояние прежде всего тем, что начала исследовать не конкретные моральные суждения, а «обыденный язык морали» в целом.

     Тем самым аналитическая философия  стремилась не просто объявить его  сферой «псевдосуждений» (используя  «язык науки», как это было в  эмотивизме), а определить специфику. Опровергая только лишь эмотивный смысл моральных суждений, аналитики одобряют некоторую значимость целесообразного фактора нравственности.

     Хотя  эта значимость может проявляться  лишь в границах однородной моральной  культуры и не иметь отношения к глубинным основаниям мировоззрения. Эти так называемые основания становятся камнем преткновения и на пути критики эмотивистского подхода к вопросу о «верификации» моральных взглядов. Аналитическая этика делает возможной логическую «верификацию» личных моральных суждений с помощью более общих (принципов, идеалов), но последние уже невозможно ни проверить, ни доказать, используя научные знания, их личный выбор осуществляется самопроизвольно, импульсивно. Самой последовательной попыткой сближения этики с реальной жизнью, преодоления субъективизма, восстановления рациональных факторов нравственности является концепция Р. Хеара.

     Отталкиваясь  от анализа особенности моральных  суждений, обнаруживающейся именно в  том, что, обладая назидательным  характером, они включают ответы на утилитарные вопросы, Р. Хеар обращает внимание на практический смысл моральной философии.

     Ее  первостепенная задача – «помочь  нам лучше размышлять над моральными проблемами, раскрывая логическую структуру  языка, которым выражена наша мысль».

     Эта моральная философия показывает, что мораль не является только сферой эмоций, желаний, она также объединена с рациональностью и добровольными  действиями. Для доказательства этого  Р. Хеар сформулировал принцип «универсализуемости», который в известной степени противопоставляется эмотивистскому принципу «терпимости» (ведь ни одно моральное суждение не сможет претендовать на истинность, а следовательно, по Р. Хеару, из определяемых ими «двух противоположных образов действий нельзя предпочесть какой-либо один», поэтому необходимо терпимо относиться ко всяким моральным ориентациям). [6]

     Смысл принципа «универсализуемости» и в  том, что моральные суждения имеют  способность отражать особенности  общих для людей обстоятельств, в независимости от их воли, по этой причине имеют ввиду отдельного «человека вообще», предлагают императивы общего, а не лишь ситуативного характера. Иными словами, «объективность» и «рациональность» моральных суждений объясняются Р. Хеаром как общезначимость.

     При этом данное положение находится в прямом противоречии с другими его идеями, которые сводят на нет значимость всего универсального в сфере нравственности. Так, в частности, говоря о выборе человеком тех или иных моральных принципов, Р. Хеар настаивает на полной добровольности такого выбора, который должен опираться только на личную психологическую приемлемость.

     Какое бы значение ни вкладывали Р. Хеар и  другие представители школы аналитики  в рациональность и общезначимость морали, это не спасло их от субъективизма, так как у выбора человеком стратегических моральных идеалов и принципов, по сути, нет никаких оснований, кроме некоторой аморфной эмоционально-психологической настроенности. Постоянно «натыкаясь» в собственных рассуждениях на собственный тезис о неосуществимости научного, рационального обоснования отправных принципов морали, философы аналитической школы волей-неволей возвращаются к мысли о «нейтральности» этики, к выводам, которые «не носят характера содержательных суждений» (Р. Хеар).

     Намерения сблизить философию морали с реальностью не осуществляются, что во многом предопределяет противоречивый и эклектический характер аналитической метаэтики 1950-х гг. Убедившись, казалось бы, в отсутствии у метаэтики действующих возможностей для решения жизненных вопросов, аналитики или относят их к области полномочий веры (как Тулмин), или только частично возвращаются к отвергаемым ранее доктринам (в частности, М. Шлик старается дать новое объяснение эвдемонизма, Р. Хеар пользуется аргументацией утилитаристского типа). Таким образом, основой инновационного творчества в границах «формалистического образа» этики XX века становится «языковая реальность».

     Конечно же, введение ее в круг проблем, которые  подлежат этическому исследованию, обогатило  «палитру красок» учения о морали, способствовало появлению новых  сторон в осмыслении мира нравственных ценностей.

     Однако  финальная оторванность от нравственных реалий метаэтики, оказавшейся способной только объяснять их языковые отражения, очень одномерное, упрощенное представление о действительности не разрешили этическому мышлению прошедшего столетия долгое время задерживаться на этом, направляя его к поиску новых вариантов.

     1.7. Принципы справедливости Дж. Ролза

     Справедливость  в этике рассматривают прежде всего как проблему равенства. Самое  простое понятие принципа справедливости и заключается в требовании соблюдения равенства. Связь справедливости и  равенства значительно уточняется Дж. Ролзом, который анализирует справедливость как принцип социальной организации. Он вводит понятие равенства в определение справедливости.

     Необходимо  отметить, что в это определение  им включено также понятие неравенства. Справедливость, таким образом, выступает критерием равенства и критерием неравенства между людьми.

     Люди, конечно, должны быть равны в своих  правах, и это равенство должно быть закреплено законом. Они обязаны  быть равны при разделении социальных ценностей.

     При этом справедливым будет и неравенство, но когда оно будет являться таким  неравным распределением, которое дает преимущество каждому.

     В соответствии с этим определение  справедливости, которое дает Дж. Ролз, можно разделить на два принципа:

     1. Любой человек должен иметь  равные права в отношении наиболее  обширной системы равных основных  свобод, совместимой с подобными свободами для всех остальных людей.

     2. Экономические и социальные неравенства  должны быть организованы таким  образом, чтобы от них можно  было бы действительно ожидать  преимуществ для всех и доступ  к положениям и должностям  был открыт для всех.

     По  всей видимости, равенство не всегда и не для всех выступает приоритетом  и является предпочтительным. Так, равенство  в социально-экономической сфере, если оно достигается ценой ограничения  экономической активности и принудительно  низким уровнем жизни большинства граждан, не может считаться благом.

     Наоборот, неравенство в богатстве является основой возмещающих преимуществ  для каждого человека (например, выплата высокого прогрессивного налога, которым облагается богатство), и  в этом случае оно, конечно, справедливо.

     Уже очень долгое время этот принцип  в большей или меньшей степени  остается основой системы социальной справедливости для многих стран  со смешанной экономикой (например, для Канады, Норвегии, Нидерландов, Швеции).

     В некоторых случаях подобное положение вещей очень близко принципу справедливости, которого придерживались марксисты по отношению к совершенному коммунистическому обществу: «От каждого – по способностям, каждому – по потребностям». Именно по этому принципу справедливости также предполагалось, что люди хотя и будут получать неравное количество благ, но принцип получения их будет в равной степени применяться к каждому: «по потребности».

     Основное  отличие заключается в том, что  первую часть данной формулы можно  объяснить: «От каждого (налогов!) согласно доходам»; а вторая – «Каждому бедному столько, сколько общество сможет себе позволить распределить для предоставления социального минимума благ». [6]

     Но  при тех же условиях данное неравенство  будет несправедливым по отношению  к богатым налогоплательщикам, если достаточно высокий уровень компенсирующих преимуществ не будет объяснять социально-экономическую или хозяйственную активность тех, кто получает эти преимущества.

     Таким образом, согласно выводам Дж. Ролза, соотношение равенства и справедливости необходимо значительно уточнить: справедливо равенство в распределении прав и обязанностей и соответственно общедоступности справедливости людям; справедливо функциональное неравенство – в распределении благ. Дж. Ролз рассматривает также справедливость во взаимоотношениях между людьми.

     В чем состоит справедливость как  принцип индивидуального поведения, т. е. именно как нравственный принцип? При том, что идея справедливости ассоциируется у нас, как правило, с законом и, таким образом, с  суровостью, строгостью (например, мы говорим о законе, что он «строг, но справедлив»), как нравственная идея она прежде всего устанавливает границу индивидуальному произволу.

     Как правило, и обязанность справедливость – отрицательна. Она выступает  против эгоистических мотивов и удерживает человека от причинения им другому вреда, страдания Справедливость призывает уважать права другой личности и, таким образом, не посягать на чужую собственность, свободу. Что такое покушение на собственность, не требует особых разъяснений. Необходимо отметить, что в понятие посягательства на собственность включают не только ее кражу или разрушение, но и присвоение или удерживание найденной вещи, а также временное пользование собственностью другого человека без специального на то разрешения или сверх отданного разрешения.

     Специфичными  по своему характеру посягательствами на собственность являются также  нарушения авторского права, которые  могут и не наносить прямого материального  ущерба его обладателю и от этого  не восприниматься как несправедливость и нарушение прав личности.

     Посягательство  на личность состоит в нанесении  ей не только физического вреда, но также и нравственного оскорбления  и обиды. Оно может быть выражено в различной форме: досады, беспокойства, подозрения, оскорбления или клеветы. А также к посягательству на личность относят перекладывание на других, используя хитрость и насилие, собственных забот и обязанностей.

     Особым  видом нарушения обязанностей можно  считать измену, которая у философов  получила название двойной несправедливости.

     Она имеет место в тех случаях, когда некоторые люди, вступая  в соглашение и принимая на себя какие-либо обязательства, не просто нарушают их, а еще и используют данное соглашение и даваемые им права, особое свое положение, нанося партнеру ущерб  именно в том, в чем он был призван его оберегать.

II.Практическая часть. Кодекс этики социального работника и социального педагога

     Главная цель «Кодекса этики социального  работника и социального педагога» - определить и обозначить этические  принципы и нравственные (моральные) позиции человека (клиента), специалиста (социального работника и социального педагога) и общества (различных институтов социума) в процессе их взаимодействия при удовлетворении социальных потребностей клиента. 
 
        1. Определение социальной работы

     Социальная  работа - это совокупность видов  деятельности (профессиональной и непрофессиональной, служебной и добровольной) по удовлетворению социальных потребностей человека. Тот, кто в любом случае обращается за помощью к социальному работнику, или кому такая помощь предлагается, определяется как клиент (посетитель, заказчик) социальной и социально-педагогической работы. Клиент может представлять собой индивидуума, семью, какую-либо группу или сообщество.

     2.Ценности социальной работы

     2.1.Человеческое достоинство и толерантность

     Социальный  работник и социальный педагог признают ценность каждого человека и его  право на реализацию своих способностей, на достойные условия жизни и  благосостояние, на свободный выбор  жизненной позиции с условием, чтобы права одного человека не препятствовали реализации интересов и прав других людей или групп.