Эссе по произведению В.Соловьева "Три разговора"

Эссе  по произведению В.С.Соловьева «Три разговора»

выполнила студентка 204 группы

Сальная Анастасия

Москва 2012

Это произведение строится в форме диалога-спора, разделенного на три части, суть которого – в  толковании сущности войны,  истории, нравственности. Прочитав это произведение, я поняла, что нельзя рассматривать  все три разговора по отдельности, т.к. все три части диалога взаимосвязаны, и я считаю неадекватным отделять их друг от друга.  Действие происходит в саду одной из вилл, «что, теснясь у подножия Альп, глядятся в лазурную глубину Средиземного моря», где случайно сошлись «этою весною пятеро русских: старый боевой генерал; «муж совета», отдыхающий от теоретических и практических занятий государственными делами, - я буду называть его политиком; молодой князь, моралист и народник, издающий разные более или менее хорошие брошюры по нравственным и общественным вопросам; дама средних лет, любопытная ко всему человеческому, и еще один господин неопределенного возраста и общественного положения» - автор называет его г-н Z.

Первый разговор начался  в отсутствие автора по поводу какой-то газетной статьи или брошюры насчет литературного похода против войны  и военной службы, что «по следам гр. Толстого ведется ныне баронессою Зуттнер и м-ром Стэдом». Первым разговор заводит Генерал: «Существует теперь или нет христолюбивое и достославное российское воинство? Спокон веков всякий военный человек знал и чувствовал, что служит делу важному и хорошему. Это наше дело всегда освящалось в церквах, прославлялась молвою. … И вот мы вдруг узнаём, что всё это нам нужно забыть, а дело, которому мы служили и гордились, объявлено дурным и пагубным, оно противно Божьим заповедям…». В спор с ним вступает князь, который негативно относится к войне и военной службе. Его позиция заключается в одной из семи христианских заповедей: «не убий», также он считает, что «убийство есть зло, противное воле Божией, запрещенное издревле заповедью Божиею», что оно «ни под каким видом и ни под каким именем не может быть нам позволительно и не может перестать быть злом, когда вместо одного человека убиваются под названием войны тысячи людей». Генерал же доказывает, что армии непременно нужна полная уверенность в том, что война есть дело святое, благодаря чему в войсках будет воспитываться боевой дух. Далее разговор принимает форму рассмотрения самой войны как неизбежного зла бедствия, терпимого в крайних случаях. Участвующий в этой полемике Политик замечает, что все святые русской церкви принадлежат лишь к двум классам: либо к монахам, либо к воинам. А значит христианские народы, «по мысли которых святцы делались», военную профессию уважали и ценили. Вразрез этому идет мысль Князя, который заявил, что христианство, безусловно, осуждает войну. А сам он считает, что война и военщина – «безусловное и крайнее зло, от которого человечество должно непременно и сейчас же избавиться», что, с его точки зрения, приведет к торжеству разума и добра.

И тут свое мнение высказывает  г-н Z. Он рассуждает на тему того, что  война не есть безусловное зло, и  что мир не есть безусловное добро, то есть бывает хорошая война, значит, возможен дурной мир. Здесь можно  увидеть разницу между взглядами  г-на Z и Генерала, который, как военный  человек, считает, что «война может  быть иногда очень плохим делом, именно когда нас бьют, как, например, под Нарвой или Аустерлицем, и мир может быть прекрасным делом, как, например, мир Ништадтский или Кучук-Кайнарджийский».

Далее Генерал рассказывает своим собеседникам об одном сражении на Аладжинских высотах (что было на войне с турками), в котором отряд Генерала разбил армию башибузуков, захвативших одну армянскую деревню и заживо сжигавших на кострах мирное население. На что Князь замечает, каким же образом война может быть честным и святым делом, когда это борьба «одних разбойников с другими». Но Генерал с ним не согласен. Он считает, «что умри я тогда - прямо предстал бы перед Всевышнем со своими тридцатью семью убитыми казаками, и заняли бы мы свое место в раю рядом с добрым евангельским разбойником».  И тут г-н Z поднимает вопрос о религии, Христе, который «не подействовал силою евангельского духа, чтобы пробудить добро, сокрытое в душах Иуды, Ирода, еврейских первосвященников и, наконец, того злого разбойника, о котором обыкновенно как-то совсем забывают, когда говорят о его добром товарище».  Далее он рассказывал о двух отшельниках, спасавшихся в Нитрийской пустыне, которым «однажды удалось диаволу вложить в душу, обоим за раз, одно намерение, и они, не говоря друг другу ни слова, забрали свою работу - корзинки и постилки из пальмовых листьев и ветвей - и отправились вместе в Александрию». Там они продали свою работу и три дня и три ночи кутили с пьяницами и блудницами, после чего вернулись в свою пустыню. После случившегося один из них впал в уныние, а другой продолжил вести праведную жизнь. Мораль этого рассказа заключается в высказывании друга г-на Z Варсонофия: «: В день 539 раз греши, да, главное, не кайся, потому согрешить и покаяться - это всякий может, а ты греши постоянно и не кайся никогда; потому ежели грех - зло, то ведь зло помнить - значит быть злопамятным, и этого никто не похвалит. Грех один только и есть смертный - уныние, потому что из него рождается отчаяние, а отчаяние - это уже, собственно, и не грех, а сама смерть духовная».

Далее дискуссия снова  возвращается к теме войны. Политик  твёрдо убеждён в том, что нельзя оспаривать исторического значения войны, как главного средства, которым  создавалось и упрочивалось государство. Он полагает, что не существует такого государства, которое было бы создано  и укреплено без военных действий.

Он приводит в пример Северную Америку, которой пришлось завоевывать  свою политическую независимость путём  долголетней войны. Но князь замечает, что это говорит о «неважности  государства», что война не несёт  в себе великого исторического значения для создания государства. Политик, в свою очередь, пытается доказать, что военный период истории кончился. Несмотря на то, что о немедленном  разоружении не может быть и речи, «ни мы, ни наши дети больших войн - настоящих европейских войн - не увидим, а внуки наши и о маленьких войнах - где-нибудь в Азии или Африке - также будут знать только из исторических сочинений». Он приводит в пример время Владимира Мономаха, «когда приходилось ограждать будущность новорожденного русского государства от половцев, потом от татар». Теперь России подобные вещи не грозят, следовательно, война и военные просто не нужны. Сейчас, считает Политик, война имеет смысл где-нибудь в Африке или Средней Азии. И снова он возвращается к мысли о «святых воинах». Вот как он говорит: «Наши святые воители были все князья киевской и монгольской эпохи, а генерал-лейтенантов или даже генерал-поручиков между ними я что-то не припомню». В подтверждение своих слов он приводит в пример Александра Невского и Александра Суворова.

Александр Невский сражался за национально-политическую будущность своего отечества, поэтому он - святой. Александру Суворову, напротив, спасать  Россию не приходилось. Спасение же России от Наполеона (с ним «можно было бы договориться») - это патриотическая риторика. Следующая интересная мысль  состоит в том, что современные  нации перестают уметь воевать, а сближение России с Францией - выгодно, это – «союз мира и  предосторожности». Ему парирует Генерал, говоря, что если снова столкнуться  две военные нации, то «опять пойдут бюллетени», и военные качества всё  равно нужны. На это высказывание Генерала Политик прямо заявляет: «Как в теле ненужные органы атрофируются, так и в человечестве: воинственные качества стали не нужны, вот они и исчезают».

В свою очередь, Политик видит  решение этих проблем в том, чтобы  взяться за ум и вести хорошую  политику, например, с Турцией: «Ввести Турцию в среду культурных наций, помочь туркам образоваться и стать способными справедливо и гуманно управлять теми народами, которые по взаимной дикой вражде не в состоянии мирно управиться со своими делами». Здесь идёт сравнение с Россией, где было отменено крепостное право. В чём же тогда состоит особая задача русской политики в восточном вопросе? Тут Политик предлагает идею, что все европейские нации должны быть солидарны в интересе культурного расширения. Но Генерал, как воевавший человек, не верит в солидарность. На что Политик заявляет, поскольку мы сами европейцы, потому должны быть солидарны с другими европейскими нациями. Однако не все собравшиеся считают, что русские - европейцы. К примеру, г-н Z утверждает что «Европа, то есть совокупность германо-романских народов, есть действительно один солидарный в себе культурно-исторический тип, но что мы-то к нему не принадлежим, а составляем свой особый греко-славянский». И Политик вновь заявляет, что Россия - великая окраина Европы в сторону Азии, то есть азиатский элемент в природу нашу вошёл, второю душою сделался. И чтобы разобраться во всём «необходимо было, чтобы решительно одолела и возобладала одна душа, и, разумеется, лучшая, то есть умственно более сильная, более способная к дальнейшему прогрессу, более богатая внутренними возможностями».

В тот период необходима была война, которая тогда была делом  святым. А теперь наступает эпоха  мира и распространения повсюду  европейской культуры. И в этом Политик видит сам смысл истории: «Мирная политика есть мерило и симптом культурного прогресса». И что же дальше? Возможно, ускоренный прогресс есть симптом конца, а, значит, исторический процесс приближается к своей развязке? Г-н Z подводит разговор к тому, что о прогрессе заботиться нельзя, если знать, что «конец его всегда есть смерть для всякого человека». Генерал уточняет эту мысль, а именно встаёт вопрос об антихристе и антихристианстве: «Духа Христова не имея, выдавать себя за самых настоящих христиан». То есть антихристианство ведёт к исторической трагедии, так как это будет не простое неверие или отрицание христианства, но это будет религиозное самозванство.

Как это преодолеть? Дама предполагает, что нужно заботиться о том, чтобы в людях было больше добра.  Борьба добра и зла неизбежна.

Черту подводит Князь цитатой  из Евангелие: «Ищите Царства Божия и правды его, а остальное приложится вам».

Итак, проанализировав данное произведение, можно резюмировать следующим  образом: Князь и Политик выступают  как поборники прогресса, их позиция  такова: все к лучшему в этом лучшем из миров. Политик придерживается позитивистской трактовки истории  и «нравственного порядка»  как  результата естественного и необходимого прогресса общества (во втором разговоре). Но такой прогресс не дает объяснения истории - это всего лишь «тень  тени». История – бессмысленный  процесс.

Князем (в третьем разговоре) этот смысл привносится: это - построение града Божьего на земле. Какую  же точку зрения поддерживает сам  автор «Трёх разговоров»? На этот вопрос нельзя дать однозначного ответа, поскольку ещё в предисловии  Соловьёв признаётся в том, что, хотя в большей степени принимает, безусловно религиозный взгляд, выраженный в рассуждениях г-на Z (самого, на мой взгляд, загадочного собеседника) и в повести отца Пан София, всё-таки признаёт относительную правду и за двумя другими: религиозно-бытовой позиции Генерала и культурно-прогрессивной Политика.